Соколов, освещая дорогу серниками, прошелся по чердаку. Двери на черные лестницы были прочно закрыты изнутри. Тогда сыщик поднялся на крышу. Аспидное небо на востоке, на западе уже изрядно посерело. Он прошелся по гулко сотрясавшейся под тяжелыми шагами кровле. И тут увидел возвышавшуюся над крышей пожарную лестницу: она вела в хорошо освещенный гостиничный двор. Вернулся к своей жертве, весело сказал:
– Сейчас, Степка-Ванька, мы спустимся с тобой на землю. Руки я тебе развяжу. Не вздумай бежать, я стреляю без промаха. И в темноте не промажу.
– Куда ж тут от вас убежишь, – засопел убийца. – Отпустили бы, ведь все вам рассказал как на духу.
Соколов развязал убийце руки, подсадил под зад; тот вылез на крышу. По лестнице Соколов стал спускаться первым. И только когда коснулся последней ступеньки, понял: лестница на полторы сажени не доходит до земли – чтоб дети и воры не баловались. Малость подумал, повис на ступеньке и спрыгнул вниз. Крикнул, задрав голову:
– Давай сюда!
Убийца глянул вниз и расхохотался:
– Как бы не так! Догони меня, легавый… – и стал быстрехонько подниматься на крышу.
– Стой, паразит! – заорал Соколов. – Застрелю!
Убийца на мгновение остановился, но лишь для того, чтобы плюнуть сверху, и, помахав рукой, поспешил дальше. Соколов громыхнул из «дрейзе» – в небо. Убийца был уже почти неразличим на темном фоне неба. Соколов выстрелил еще раз. Где-то наверху раздался вскрик, и тело, ударяясь о лестничные крепления в стене, полетело вниз.
Убийца стукнулся головой о мощенный булыжником двор. Голова раскололась на две части. Мозги, словно мяч, отскочили в сторону.
На выстрелы во двор влетели два городовых.
– Труп не убирайте! – приказал Соколов. – Стойте и охраняйте.
Он вошел в «Асторию» и из конторки дежурного протелефонил в полицию:
– Дежурный офицер? Во дворе «Астории» лежит труп Степана Мурзаева, бывшего каторжника Ваньки Косолапова. Он задушил англичанку Рэдман. Кто сообщил? Граф Соколов.
…Он выскочил из гостиницы и быстрым шагом направился в сторону Невского проспекта. В голову сыщика пришла хитрая мысль.
Соколов, невероятным образом освободив себя от ареста в люксе, решил туда более не возвращаться. «Пусть эти болваны, которых сам министр Макаров поставил моими тюремщиками, охраняют пустой гостиничный номер. Представляю, какие физиономии у них будут, когда узнают, что я давно бежал!»
Широко шагая по спящему Петербургу в промозглый предутренний час, одетый совсем легко – в жилетке, в перемазанной белой рубахе и дорогих лакированных, но легких не по погоде штиблетах, Соколов вызывал недоумение у редких ночных прохожих.
Но случаются денечки, когда судьба решает вдоволь потешиться над нами. Соколов пока не ведал, что зачавшийся день приготовил ему немало приключений.
Когда Соколов выходил с улицы Гоголя на Невский, он увидал электрический трамвай номер 7, ходивший по маршруту между двумя площадями – Знаменской и Михайловской. Вагон был пуст, а вожатый гнал его на рискованной скорости.
– Это то, что мне надо! – весело воскликнул Соколов, решивший поскорее добраться до отцовского дома и не желавший обращать на себя внимание городовых.
Трамвай на повороте несколько утишил скорость. Сыщик разогнался, уцепился за поручни и вспрыгнул на заднюю площадку. Едва он поднялся, как услышал строгий окрик:
– По какому праву залезли? Трамвай идет в депо.
Снизу вверх на Соколова глядел кондуктор – узкоплечий мужичок в однобортном утепленном кителе с шестью блестящими пуговицами, в фуражке с высокой тульей и с кокардой, в смятых казенных сапогах. Под выцветшими жидкими бровями неприятно бегали бесцветные маленькие глазки, сердито зыркавшие на Соколова.
– Не кипятись, служивый! – миролюбиво произнес сыщик. – Позволь, я лишь немного подъеду – до Садовой.
Кондуктор задумался, махнул рукой:
– Берите зеленый билет, пятачок с вас!
Соколов хлопнул себя по карманам. Только теперь он сообразил, что портмоне оставил в люксе и при себе нет ни копейки. Весело улыбнулся:
– Я так редко пользуюсь трамваем, что ты разок должен простить мой бесплатный проезд.
Тут кондуктор с явной неприязнью взглянул на пассажира, всего перемазанного, да еще без пиджака и пальто. Он со злобой дернул веревку – связь с кабиной вожатого.
– Стой! По виду господин настоящий, а на деле – голь перекатная! Все пропил, что ль? Вылазь!
И, вынув свисток, стал отчаянно дуть в него.
Дернувшись, трамвай остановился. Тут же в вагон ввалился здоровенный, с обветренным широкоскулым лицом городовой. Посмотрев на измазанного, полуодетого Соколова, дыхнул перегаром:
– Пройдем, любезный, в участок! – и неосмотрительно потянул графа за рукав.
В участок, конечно, Соколов не пошел бы, даже если бы его пыталась взять вся петербургская сыскная полиция во главе с начальником Филипповым и его помощником Карлом Маршалком.
Но когда этот румяный дядя с бляхой оскорбил его действием – потянул за рукав, дворянская кровь забурлила, гений сыска схватил городового за грудки, грозно свел брови:
– Ты, мухомор, кто такой? Живо представься!
Городовой возмущенно прохрипел:
– Ну, Казанской части второго участка городовой Дмитриев! А кто ты такой, что бродишь по ночам, да еще раздетый? Пошел! – и вновь дернул за рукав Соколова, да так, что золотая с бриллиантом запонка отскочила и застряла в обрешетке пола.
– Я граф Соколов! – зло ответил сыщик. – Держитесь, подлецы!
Дальше, как легко догадался читатель, случился некоторый скандал, который стал достоянием прессы.