Опороченная невинность

Субботин стоял с гордым и непроницаемым видом, с каким умеют стоять все бездари и тупицы, когда их обличают.

– Ты хоть убедился, что у девушки нарушена девственная плева?

– Так и без всяких «убеждений» ясно, что нарушена, – проворчал Субботин, однако послушно полез исполнять экспертизу. Вдруг он с каким-то мистическим ужасом закричал: – Эта Аглая – девушка! Ей-богу… Плева в полной сохранности.

Дьяков задумчиво покачал головой:

– Стало быть, племяш из Самарканда, похоть Барсукова – не это причины смерти девицы? Если ее задушил Барсуков, то по какой причине? – медленно проговорил Заварзин.

Жираф, терпеливо молчавший в присутствии начальства, не выдержал, хлопнул себя по бедрам:

– Ха-ха, вот это история! Нату Пинкертону не снилась!

Заварзин резонно заметил:

– Но на этот раз есть живой свидетель – Барсуков…

Жираф вставил:

– Полуживой!

Дьяков кровожадно прохрипел:

– Ну, да я устрою этому химику Периодическую систему Менделеева, он выпадет у меня в осадок!

Заварзин одернул полицмейстера:

– Николай Павлович, сдержи свою натуру! Твое дело – надежная охрана. И не более того. Уразумел?

– Барсуков – страшный преступник! – поддержал своего начальника Жираф. – Он будет молчать или вилять. По какой причине он пошел на убийство? Как писал покойный Уильям Шекспир, «вот в чем вопрос»! А как девушку нынче он хладнокровно зарезал?

– С Сонькой все ясно, – ответил Соколов. – Когда Барсуков вдруг меня увидал у гроба, он страшно удивился и испугался. Решил, что я пришел его арестовывать. Занервничал, хотел побег устроить, а тут Сонька стеной стала. Кох, позови могильщиков, – приказал Соколов.

На гробах

Когда появился смотритель, Соколов отвел его в сторону и что-то повелительно сказал. Тот согласно кивнул, вынул из кармана какие-то ключи и отомкнул замок ближайшего склепа.

Когда над младым прахом вновь вырос могильный холмик, Соколов перекрестился, приказал смотрителю:

– Завтра закажи над могилой девицы Аглаи заупокойную службу. Вот, возьми, – и сунул деньги. – А теперь я оглашу свой приговор: за лень и пьянство, которые могли помешать раскрытию тяжкого преступления, приговариваю тебя, доктор Субботин, к заключению в склепе на неопределенное время. Если когда-нибудь освобожу тебя по амнистии, можешь ехать на меня жаловаться. – Помахал пальцем у носа доктора. – Только ты жаловаться не станешь, ибо за дурное исполнение обязанностей тебя уволят со службы с половинным пенсионом.

Субботин понял: слова Соколова не шутка. Он хотел было дать деру, но гений сыска схватил его за шиворот, запихнул в часовенку склепа и закрыл задвижку на висячий замок:

– Замаливай свои грехи, эскулап!

Из склепа раздался дикий вой: Субботин очень боялся и покойников, и кладбищ.

– Теперь точно клявзы начнутся, – плаксиво проговорил смотритель, выпроваживая ночных гостей.

Щупальца

Сыщики, отмучившись с неприятной процедурой эксгумации, возвращались по кладбищенской дорожке. Мертвенный лунный свет белым снопом обливал надгробия и усыпальницы. В ночной тишине раздавались жуткие крики – порой затихая, но затем подымаясь с новой силой. То замкнутый в склепе тюремный доктор Субботин вопиял о помощи.

Уже стоя возле ограды, рядом с тем местом, где совсем недавно погибла бесстрашная проказница Сонька, Соколов смилостивился, сказал Жирафу:

– Так и быть, открой задвижку, выпусти своего нерадивого приятеля. А то, не приведи господи, помрет от страха. Пусть завтра утром принесет мне новое экспертное заключение, а старое, так и быть, разрешу уничтожить. Эх, лепила!

– В штаны-то наверняка навалял, – фыркнул полицмейстер Дьяков.

С этой амнистии наша история получила неожиданный поворот.

Немецкая речь

Наутро Соколов проснулся полным сил, испытывая обычное для себя возбужденно-деятельное состояние. В дверь постучали.

На пороге стоял визитер нежданный – доктор Субботин. Вид у него был холодно-официальный и все еще обиженный. Сесть в кресло отказался. Глядя куда-то в окно, срывающимся голосом сказал:

– Граф, я должен вызвать вас на дуэль! Однако… как человек интеллигентный… полагаю этот способ выяснения отношений варварским…

Соколов хлопнул доктора по плечу, да так, что тот присел:

– И правильно, не вызывай! Я с тобой, Александр Николаевич, стреляться не буду, а всего лишь отхожу по заднице ремнем. Что стряслось?

– Дайте попить, пожалуйста! Капустного сока, случаем, нет? Жаль, но зельтерская тоже сойдет… – И он жадно осушил два стакана.

Тюремный доктор и впрямь явился с необычным известием. Прямиком с кладбища доктор направился к Шумилину – богатому купцу. В его особняке на Казачьей улице допоздна шла игра. Доктор не только вдрызг продулся в карты, но с горя напился и уже на рассвете в изрядно неприличном состоянии прибыл домой на Ильинскую. Разгневанная супруга, не стесняясь прислуги, закатила истерику и даже оскорбила действием – заехала скалкой для раскатки теста по мужниной голове.

– Прощайте, жестокосердная! – Доктор патетически воздел руки и, чтобы досадить супруге, отправился ночевать в тюремную больницу, в свой кабинет. Проходя мимо палаты, в которой лежал Барсуков, решил заглянуть к несчастному: «Жив ли?»

И тут произошло такое, что заставило доктора моментально протрезветь и спозаранку бежать к Соколову. Вот теперь Субботин таинственным полушепотом начал рассказ:

– Всячески радея о службе, я нынче ночью прибыл на службу. Сразу прошел к Барсукову. Пациент спал. Дыхание было глубоким и ровным. Я было собрался уходить, как пациент начал разговаривать во сне. Простите, можно еще зельтерской? Мерси! – Доктор выпил и продолжил: – Больной Барсуков вдруг начал что-то бормотать во сне. Сначала было непонятно, а потом – я ушам не поверил! – Барсуков разговаривал на немецком языке.

– Ты не ослышался? – Соколов поднял бровь.

Доктор истово перекрестился:

– Чтоб с этого места не сойти! Я определенно разобрал слова: «их волен», «фройляйн Инесс», «яволь, яволь», «загте». Пациент несколько раз произнес слово, похожее на женское имя Лена. Но это, быть может, показалось.

– Стало быть, Барсуков теперь обрел дар речи? – Глаза Соколова горели азартом охотника.

Субботин неопределенно пожал плечами:

– Трудно сказать! Он словно ничего не слышит, лишь мычит, когда хочет совершить туалет. Но прогресс заметный: пациент самостоятельно ходит на оправку, умывается, пульс ритмичный, хорошего наполнения, прекрасный аппетит.

– Жираф его кормит?

– Да, с раннего утра! Сказал, что вы приказали питать самым лучшим образом, чтобы пациент быстрее поправлялся. Считаю это верным.

– Прекрасно, доктор! Пойдем завтракать, а затем – ты к любимому пациенту Барсукову, а я на Театральную площадь – к дантисту Князеву, его кабинет рядом с Гостиным двором.