Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Появился вызванный Соколовым Дьяков. Взглянул на Барсукова, весело заржал:
– Эко перекосило его, рот аж набок сполз…
– Наладь, Николай Павлович, усиленную охрану! Ни одна посторонняя душа не должна иметь вход в эту палату. – Соколов повернулся к Заварзину: – Думаю, следует эксгумировать горничную Аглаю.
У Дьякова глаза полезли на лоб.
– Как так, только что похоронили…
– Не исключаю, что именно эта девушка оставила следы на руке Барсукова.
– Во-от оно что! – Дьяков согласно кивнул. – Барсуков девицу изнасиловал, та с горя и повесилась. Но во время борьбы тяпнула фабриканта за палец… А тот все свалил на какого-то племянника. О-хо-хо!
– Снять слепок челюсти Аглаи не помешает, – согласился Заварзин. – Трудно рассчитывать, что этот дядя по своей воле начнет давать признавательные показания. Его надо с укушенным пальцем припереть к стене, тогда добиться других показаний будет проще. Субботин, умеешь делать слепок с зубов?
Тюремный доктор развел руками:
– Не пробовал…
– Ладно, возьмем с собой зубного техника. И фотографа следует пригласить.
Дьяков с ненавистью пнул ногой Барсукова:
– Ох, козел рогатый! – Вздохнул. – Господи, что за житуха? Думал, пробьюсь из кантонистов в люди, стану полицейским офицером, не жизнь – масленица пойдет! Ан нет. Достиг, можно сказать, вершин, а что имею? Каждый день то труп, то арест, то перестрелка, то граф Соколов из окна за сапоги со второго этажа спустит, то губернатор распечет… – Мечтательно завел глаза. – Махануть куда-нибудь в Ниццу. Ночной прибой, шампанское, рулетка, француженки… Эх, живут же люди!
Соколов хмыкнул:
– Что тебе Ницца! Будешь там киснуть от скуки, о тарелке щей с кулебякой мечтать. Винца и тут хватает. Румяный, как Дед Мороз, ходишь. А француженки…
Дьяков подхватил:
– Сказать по чести, так я их, костлявеньких, десять штук на одну нашу, ядреную, сисястую, не поменяю. Во, истинный крест! Шмонать хату Барсукова сегодня надо?
– Этим будет заниматься ведомство Рогожина! – сказал Заварзин. – Готовь эксгумацию. Как стемнеет, сразу приедем.
Жираф сел на дрожки и полетел на кладбище. В сторожке нашел смотрителя – благообразного старика с обширной лысиной, мудрыми глазами и выражением лица, которое чаще всего бывает у русских людей, – бесконечного терпения.
Суровым тоном, каким разговаривают у нас полицейские с простым народом, произнес:
– Братец, нынче, как стемнеет, к тебе нагрянет экспедиция по секретному государственному делу. Будем девицу из земли подымать, что нынче хоронили. Приготовься! И столы возле поставь, усопшую положим.
Смотритель ахнул:
– Живую, что ль, закопали? У нас в восемьдесят седьмом году случай был. Купца похоронили, а я иду мимо, из земли звук идет…
– Не трещи! Как закопали, так закопали, тебя не спросили. Возьми могильщиков с лопатами и ждите безотлучно. Все, что увидите, – хранить в полной тайне. Иначе – без суда и следствия – расстрел на месте! И не трясись: девица та совершенно мертвая.
– Понял, стало быть, девицу резать будут?
– А тебе что?
– А жалко! Все-таки для мертвого полезней без всякого вскрытия.
В наступившей ночной темноте к кладбищенским воротам прибыли два экипажа. Из них соскочили на землю полицейские.
Смотритель уже давно ждал, сидя на поваленном дубе. Он почтительно сдернул с головы шляпу, к груди прижимал черенок лопаты. Борода ради торжественного случая была тщательно расчесана. Конспиративным полушепотом доложил:
– Ваши полицейские благородия! Как приказано, двое землекопов дожидаются. И я вот по мере сил способствовать готов. – Он потряс лопатой. – Тридцать лет при покойных состою, стараюсь. И все едино, разные клявзы случаются.
– Веди, доблестный старец!
Включили ручные электрические фонари. Процессия двинулась по гравиевой дорожке, сухо и страшновато хрустящей при каждом шаге. Лучи света выхватывали из темноты мрачные надгробные камни и таинственные склепы. Свернули на узкую боковую дорожку. Дико вскрикнула потревоженная ночная птица. Рванул порыв хладного ветра, печально прошелестел по обнаженным верхушкам деревьев.
Даже привычный смотритель несколько робел. Сдавленным голосом произнес:
– Тут!
Соколов стоял перед могильным холмиком, усыпанным жалкими цветочками. Не верилось, что под ним скрывается то, что совсем недавно было красивым и юным существом, то, что бегало, смеялось, жило и надеялось… Куда уходят наши души, в какую провальную пропасть, Господь, исчезают Твои дети?
Зачарованная тишина словно дрогнула, когда началась работа. Землекопы, усердно засопев, начали споро мелькать лопатами. И вот железо глухо стукнуло о крышку гроба.
– Проволоку! – сказал один из могильщиков, обращаясь к смотрителю.
Проволоку подсунули под гроб, приподняли один угол, затем вытащили другой, натужились и, наконец, поставили на край могилы.
– Идите в свою каморку, пролетарии, – сказал Соколов могильщикам. – Ждите, позовем вас. Кох, Субботин, раздевайте девицу, кладите на стол.
Откинули крючки, подняли крышку. Бедная сирота лежала, поворотив вбок голову, и венчик сполз со лба.
Одежду быстро стянули, подняли девицу, положили на приготовленный стол.
– Жираф, – приказал Дьяков, – возьми фонарь, свети лучше.
Будто подгадав момент, из-за облаков выплыла ясная луна, широкой призрачной полосой облила белое прекрасное тело, словно не желавшее поддаваться смертному тлению.
Вперед вышел приглашенный зубной техник Князев. Он замешал гипс, насыпал в него соли, все это положил на специальную ложку. После этого не без содрогания открыл покойнице рот и сунул гипс, прижимая ложку к верхней челюсти.
Голова девушки несколько запрокинулась назад. Соколов подался вперед, изучая след петли на шее. Жираф с готовностью приблизил фонарь.
– Так, так, – приговаривал Соколов, – извините, господин Князев, чуть голову девице повернуть надо. – Потом выпрямился, отыскал глазами Субботина, поманил пальцем, грозно сказал: – Ну, эскулап несчастный, срам российской медицины, иди-ка сюда! Ты сделал экспертное заключение: девица, дескать, сама влезла в петлю. Прошлый раз в морге куда ты глядел? После пьянки голова трещала? Теперь трезвый? Тогда разуй зенки. Что это за повреждения на боковой стороне шеи? Да-да, вот эти царапины и ссадины полулунной формы! Не от ногтей ли того, кто ее душил? Да тут следы пальцев даже слепой заметит. Сдавливали шею двумя руками, накладывая их спереди.
– Ну а как же странгуляционная борозда? – попытался возмущаться Субботин.
– Объясняю: сначала девушку придушили руками, затем накинули на шею петлю и додавили до летального исхода. Если бы ты, Субботин, проследил за направлением следа петли, то заметил бы, что он равномерно глубокий и расположен горизонтально, виден почти по всей поверхности шеи. При типичном расположении петли, при повешении, она имеет восходящее направление – спереди назад и не замкнута в области затылочного бугра.
– А почему?
– Да потому, что не имеет плотного соприкосновения узла с кожей. Я тебе, убогий, должен читать весь курс судебной медицины?
Войти с помощью соц. сетей: