Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Вздымая выше туч знаменитую саратовскую пыль, коляска, запряженная парой, миновала пожарное депо. Казенный возчик натянул вожжи:
– Тпрру, прибыли!
Из густых зарослей, что буйно произрастали против вполне крепостных ворот Бренера, вылезли Гусаковы.
– Аполлинарий Николаевич, миленький, как радостно видеть вас! Где Бренер? Да там, паразит, в доме сидит. С раннего утра из трубы дым прет – нелегальщину, поди, жжет. А мы вдребезги замучились…
Дьяков кивнул Коху:
– Ну, Жираф, действуй!
Кох, легкой поступью хищника, готовящегося сцапать жертву, стал красться вдоль высокого кирпичного забора, за которым злобно рычала собака. Возле дверной калитки, обитой листовым железом, подергал веревку колокольчика, еще и еще раз. Наконец раздался заспанный женский голос:
– Чего надоть?
Кох артистично скорчился и жалостным голосом произнес:
– Гутен таг, фрейлейн! Господина доктора надо! Ужас как зубы ноют, хоть в Волге топись.
За дверями зевнули, равнодушно ответили:
– Доктор уехамши. Куда? Да в эту, как ее, ну, в Астрахань. Иди, милок, в другое место.
Кох аж всхлипнул:
– Мадам, очаровательная фрейлейн! Откройте на краткий миг вход в вашу обитель, я вам на ленты и духи желаю три рубли пожертвовать, – и погремел мелочью в кармане.
Просителя оставили стоять возле замкнутого входа. Кох страшным голосом заорал:
– Быстро открыть! Полиция!
Этот вопль даже не удостоили ответом.
В дело решительно вступил Соколов. Оглядев калитку и, видимо, убедившись в ее особой прочности, приказал Дьякову:
– Николай Павлович, встань в позу!
Тот выпучил глаза и пошевелил усищами:
– В какую?
– В ту самую, в какую солдат Копьев ставил матушку-императрицу Екатерину. И потерпи ради любимого Отечества.
Здоровенный Дьяков наклонился. Соколов забрался ему на спину, дотянулся до верха забора. Собачий лай раздавался уже не смолкая. Сыщик перемахнул во владения Бренера.
Кругом царил бесподобный порядок: посыпанные золотистым песком и мелким гравием дорожки, клумбы с осенними цветами, бьющий струями фонтан, подрезанные кусты и деревья.
Тем временем собака, оказавшаяся злобным волкодавом, щерилась, примериваясь к своей жертве.
Соколов отломил от дерева увесистый прут, огрел им зверя:
– Фу, на место!
И зверь вмиг потерял свою злобную решимость. Поджав хвост, гремя цепью, он вполз в конуру.
Соколов тут же перевернул ее – отверстием к земле:
– Сиди под арестом!
И вдруг с крыльца островерхого двухэтажного дома, какие строят лишь где-нибудь в Баварии, раздался насмешливый голос:
– Очень трудно верить, но ко мне, как подлый воришка, через забор проник сам граф Соколов! Я не ошибаюсь? Руки вверх, лицом к забору! Ахтунг: стреляю без предупреждения!
Соколов рассмеялся:
– Сколько в вас легкомыслия, Бренер! Дом оцеплен полицией, а вы глупые команды отдаете. Положите на землю орудие убийства и откройте калитку.
– Прежде я убью вас, граф! Вы – защитник прогнившего самодержавного строя, который есть тюрьма народов. – Глаза Бренера фанатично горели, вопли его были слышны за забором. – Поднять руки, я отличный стрелок!
Дьяков взволновался:
– Наш боевой друг в беде, а мы отсиживаемся в засаде! Вперед, на штурм вражеской цитадели! Жираф, полезай на забор, давай я тебя подсажу.
Заварзин разумно заметил:
– Зачем на рожон лезть? Надо зайти с тыльной стороны…
Дьяков махнул рукой:
– Поздно! Давай, Жираф!
Тот поежился:
– Может, подкрепление вызовем? Вон, хоть пожарников…
– Молчать! Вперед, ура! – И Дьяков, ухватив под микитки Коха, стал его подсаживать. Тот вздохнул, перекрестился. Затем, изловчившись, подтянулся на руках и заглянул во двор. Внизу, прямо под ним, стоял Соколов, скрестив на груди руки. Жираф отважно заорал:
– Бренер, сдавайся, собака!
Тот, почти не целясь, пальнул из ружья. Пуля сбила с головы Коха модное канотье с широкой черной лентой, которое полетело на землю. За шляпой кубарем полетел с ограды ее владелец, вполне живой и даже счастливый. Вскочив на ноги, Кох поднял шляпу, замахал ею:
– Пробил насквозь, паразит! Меня прямо по макушке чиркнуло, во, глядите, даже кровь выступила. Чуток ниже – и не было бы меня на этом прекрасном свете, гуляли бы вы без меня, оплакивали бы мой прах верные подружки.
Дьяков по-отечески прижал пострадавшего к груди:
– Делать нечего, надо вызывать вооруженную подмогу. Десятка полтора полицейских, не меньше. Жираф, беги в пожарное депо, протелефонь дежурному…
Позже Соколов одобрит Жирафа:
– Молодец, отчаянный мужик! За отвагу представлю к награде!
А пока что распаленный боевыми действиями Бренер наставил ружье на Соколова и торжественно, как надгробное слово, произнес:
– Близок день, когда ярмо самодержавного деспотизма разлетится в прах. Мы, революционеры, в борьбе с темными силами реакции не жалеем себя, кладем свои честные головы на кровавую гильотину царского режима. Вы, граф, один из столпов ненавистной монархии. Сейчас на вас падет возмездие народных масс. Вы ответите за все те муки, которые мы терпели веками. Итак, именем грядущей социальной революции приговариваю вас, граф, к смертной казни…
Соколов вдруг округлил глаза, ткнул пальцем в сторону кустов жасмина:
– Что это?
Едва Бренер повернул голову, как Соколов с непостижимой ловкостью выхватил из кобуры, висевшей под мышкой, «дрейзе» и прошил пулей руку сумасшедшего революционера – выше локтя.
Тот дико вскрикнул и выронил ружье.
Соколов, буравя взглядом свою жертву, медленно подошел, поднял ружье и с силой грохнул его о колено: в руках богатыря оказались две половинки. Потом вынул из кармана фуляр и туго стянул дрожавшему от злобы и страха Бренеру руку в плече, выше раны. Негромко сказал:
– Откройте входные двери!
…Вскоре начался обыск. Он был столь необычен, что вошел в специальную литературу – пример находчивости сыщика.
Войти с помощью соц. сетей: