Приглашение к погрому

Прежде чем Соколов добрался до дому – от Мясницкой площади до Красных ворот рукой подать, – Джунковский успел не только получить телеграмму Соколова, но уже читал ее министру Маклакову.

Министр, умный, красивый человек лет сорока пяти, в недавнем прошлом черниговский губернатор, брат видного думца, почесал бритую щеку.

– Так-с, стало быть, все-таки погромы? Но я ровно неделю назад, а именно двадцатого мая, направил Юсупову директивное письмо относительно иностранных подданных… – Министр порылся в папке, протянул несколько листов бумаги. – Вот копия. Читайте, третий абзац снизу.

Джунковский помнил содержание этого послания, написанного суконным канцелярским языком. Однако, желая сделать приятное министру, прочитал вслух:

– «По вопросу о высылке из Москвы подданных воюющих с нами держав преподаны руководящие указания в высочайше утвержденном третьего декабря минувшего года „Особом журнале“ Совета министров… Как видно из означенного журнала, установление о высылке иностранцев предоставлено министру внутренних дел…»

Маклаков прервал чтение, горячо заговорил:

– И далее идет: в каждом случае высылки необходимо сноситься со мной! – Ткнул себя пальцем в грудь. – Со мной! Этот Юсупов – сущее бедствие. На запрос о погромах ответил: «В Москве все спокойно, никаких погромов нет». А я все последние дни завален рапортами, жалобами, донесениями о погромах. Что этот деятель придумал? Всех иностранцев, имеющих российское гражданство и, разумеется, не подлежащих высылке, Юсупов решил собрать в одном районе – в Лефортове.

Джунковский засмеялся:

– Как при Иоанне Васильевиче!

– Вот-вот! Их, живших в России с незапамятных времен, по приказу Юсупова сгоняли с квартир и отвозили принудительно в это самое Лефортово. Так среди переселенцев оказалась некая восьмидесятипятилетняя Оттилия Стурцель, которую ребенком знал еще поэт Пушкин. Так и оставили всех несчастных под открытым небом.

– Как говорит Горький, Россия – страна неуклюжая. Сейчас получил сведения: на фабрике француза Жиро погромщики убили четырех русских женщин-работниц. Толпа ворвалась на фабрику Цинделя, бросили в реку управляющего, а когда он пытался выплыть, до смерти закидали его камнями.

– Очень неуклюжая страна! Ведь эти погромы – настоящее вредительство. Вам, Владимир Федорович, следует, на мой взгляд, посмотреть собственными глазами, что в Москве творится.

Джунковский поднялся с кресла, согласно проговорил:

– Хорошо, нынче же отправляюсь в Москву. Хотя подоплека этих погромов мне понятна: Юсупов сразу убивает двух зайцев. С одной стороны, он подыгрывает темным чувствам толпы, которая в погромах находит выход отрицательной энергии. С другой стороны, по мысли Юсупова, народ должен проникнуться симпатией к своему главнокомандующему, поддерживать его. И он уши прожужжал государю: «Москва кишит шпионами и предателями!»

Маклаков усмехнулся:

– А вот он, Юсупов, якобы ярый патриот, не жалея сил, борется с немецкой камарильей. Дешевый трюк!

– И он готов истребить всех иностранцев в Москве, чтобы потом заключить с Германией сепаратный мир.

Маклаков вопросительно посмотрел на Джунковского:

– А мы с вами, Владимир Федорович, хотим такого мира?

Джунковский решительно отвечал:

– Мы хотим того, что желает государь, ибо мы его слуги. Да и кто нынче может сказать, что лучше для России: отколоться от союзников и объединиться с Германией? Или продолжать воевать, хотя наше положение на фронтах все хуже и хуже?

– В первые месяцы войны мы готовы были поставить Германию на колени, но стратегические просчеты свели успехи к нулю.

Джунковский осторожно возразил:

– Но и Германия воюет из последних сил. И потом: именно Германия через некоторые революционные партии, в первую очередь через большевиков, пытается разложить Россию изнутри. Так что нам ли заключать мир с заклятыми врагами?

Маклаков вздохнул:

– Вот мы и встали на государственную точку зрения – воевать и громить Германию. Тем более что таков приказ императора. Помните, как говорил Наполеон? «Чем меньше солдат рассуждает, тем он лучше исполняет приказ командира!»

Джунковский улыбнулся:

– Я часто думаю: наша, Николай Алексеевич, служба напоминает тушение пожара в сумасшедшем доме. Мы тушим огонь, а те умалишенные, которые подожгли, норовят и нас столкнуть в пламя, и сами сгореть. Эх, бедная Россия! Что тут еще будет?

Маклаков пожал руку тому, кого еще прежде прочили в министры внутренних дел:

– Боюсь, что вы, Владимир Федорович, оказались правы относительно Юсупова-старшего. Бестолковый и вредный для дела чиновник. Буду докладывать об этом государю. Желаю вам удачной поездки в Белокаменную!

– Если сепаратный мир хорош для наших врагов, стало быть, он плох для нас – логика простая и ясная, как сегодняшний безоблачный день.

Глава XXIII

Секреты царского села

Царская депеша

На следующее утро, когда гений сыска еще вкушал сон, его разбудила горничная Лукерья. Она громко прошептала:

– Тилиграмму доставили, но не отдают, вас требуют!

Соколов вышел в прихожую, увидал крепкого рослого парня в штатской одежде, но военной выправки. Тот при виде знаменитого сыщика принял стойку «смирно», представился:

– Фельдъегерь правительственной связи Харченко, – и протянул пакет: – Ваше сиятельство, распишитесь в этой книге о получении.

Соколов прочитал на конверте гриф: «Собственная его императорского величества канцелярия». Сломал сургуч гербовой печати, вскрыл конверт. На плотном желтоватом листе размашистым твердым почерком синими чернилами было написано:

«Петроград, 26 мая 1915 г. Мой дорогой Аполлинарий Николаевич, я очень рад Вашему возвращению. Предвижу свое восхищение, когда узнаю подробности Ваших новых подвигов. Приезжайте ко мне в пятницу, 29-го. Вышлю авто к утреннему поезду в Петрограде, Вас доставят в Царское Село. Вместе будем завтракать, тем более что славный повод: Татьяне исполняется 18 лет. С горячим приветом, Н.».

Соколов прошел к супруге, кормившей ребенка, поцеловал в щеку, весело сказал:

– Государь пригласил меня на завтрак по случаю восемнадцатилетия Татьяны. Думаю, для государя это удобный повод увидаться и обсудить общие дела. Так что в четверг с вечерним поездом убуду в столицу.

Мари вздохнула:

– Сколько женщин завидует мне: мой супруг – самый красивый, самый смелый, его уважает государь. Но если бы они знали: ведь я мужа почти не вижу. И когда этот образец доблести и силы исчезает из дому, каждый раз сердце переполняется страшной тревогой за него…

Соколов обнял Мари:

– Евангелие говорит, что мужчина должен зарабатывать хлеб свой в поте лица своего…

– Не лукавьте, Аполлинарий Николаевич! Вы не хлеб зарабатываете, когда рискуете жизнью!

Соколов легко согласился:

– Конечно, я всего лишь выполняю свой долг – служу престолу и Отечеству. А разве у мужчины есть более важные цели в жизни?

Мари ласково улыбнулась:

– Любить свою женушку!

– Так точно, всегда готов! – весело отвечал Соколов. – Кроме тех случаев, когда служба требует от меня другого. – Он поцеловал Мари в губы. – И не переживай, это вредно – ты мать кормящая.

* * *

Вечером того же дня Соколов отбыл в Петроград.