Психологи давно утверждают, что страстная любовь – один из видов помешательства. Именно ради этого ничем разумным не объяснимого чувства совершаются самые страшные преступления, как, впрочем, и самые героические подвиги.
Еще среди ночи, воспламененная ласками неукротимого атлета, фрейлина стала нежно целовать бескрайнюю грудь Соколова и воркующим голоском произнесла:
– Милый друг, какие у вас шрамы! Ведь вас могли убить!
– Война! – коротко отвечал Соколов.
Фрейлина положила руки за голову, сладко зажмурилась, нежно выдохнула:
– Я не желаю с вами расставаться! Я не могу представить, как прежде жила без вас. Прикажу страже, чтобы они вас не выпускали из дворца до конца войны.
Соколов, упершись о локоть, глядел на фрейлину. И вдруг его словно обожгло: под левой подмышкой дамы он увидал знакомую татуировку – черную рогатую корову. Это был условный знак германских шпионов. В свое время подобный знак Соколов обнаружил в саратовском морге на теле погибшего германского шпиона по кличке Шахматист.
Соколов отвечал:
– Стражники в полном составе с нетерпением жаждут обратного – хотят моего появления.
– Но я вас не отдам! Вы, граф, мне так и не сказали, что все-таки вы натворили?
– Я был вынужден нанести порчу казенному имуществу – полицейской будке и его содержимому, иначе меня не пропускали к вам.
– Ах, милый граф, вы и тут отличились, словно где-нибудь на Тверской-Ямской!
– Ради такой очаровательной женщины стреляются на дуэлях и совершают ратные подвиги. Даже полк кайзеровских гренадеров не остановил бы меня, будьте уверены. Дела меня интересуют меньше всего, главное – это вы, божественная! А тут какие-то несчастные сторожа, которые держат ружье, как крестьяне лопату.
Фрейлина улыбнулась.
– Спасибо за добрые слова, я уже отвыкла от них! Кругом одно быдло. Впрочем, вам ничего страшного не грозит. Я утром дам телеграмму в Берлин, пусть прикажут вас не трогать… – Вдруг фрейлина поняла, что сказала лишнее, и простонародно прикрыла рот ладошкой. Стала выкручиваться: – Я скажу, что вы мой швейцарский родственник. Хотите?
– Нет, не хочу! Не хочу потому, что вам, сударыня, желаю добра и долгой жизни.
Фрейлина с мольбой протянула к Соколову руки:
– Прошу, не покидайте меня! Я испытываю к вам бешеную страсть. Я знаю, как бежать отсюда. До Италии – два шага. Оттуда переберемся еще дальше, скажем, в Южную Америку. Поселимся где-нибудь в Аргентине. Купим богатый дом. Будем любить друг друга. А зачем нужна вам эта страна рабов – Россия?
Соколов вздохнул:
– Увы, это моя родина, мой язык, мои Красные ворота, мои булыжные мостовые, могилы предков…
Фрейлина надолго обиженно замолчала. Потом, повздыхав, перешла на просящий тон:
– Граф, не томите даму. Я давно жду, сгорая от любопытства: для чего государь прислал вас ко мне? Ведь это очень опасно – пробраться в самый тыл враждующего государства. Тем более вам, которого, кажется, знает вся Европа. Неужели это все сделано ради меня?
– Исключительно ради вас, Мария Александровна.
– Но отчего же вы о деле еще не сказали ни слова?
– Сударыня, но и вы таитесь от меня, как от злейшего врага…
– Вы враг? Нет, я считаю вас самым дорогим человеком. Давайте я вас поцелую. Вот так! Я вас люблю. И сейчас вам это докажу. Хотите?
– Очень!
– Я могу прочитать вам черновик письма, которое отправила государю через связника. Его содержание убедит вас в чистоте моих помыслов.
Фрейлина спрыгнула на пол, ступнями утопая в мягком ковре, подошла к небольшой картине, изображавшей разрушенный замок, нажала на золотой раме невидимую кнопку. Раздался еле уловимый ухом скрип, и на стене под картиной раскрылся тайник. Фрейлина засмеялась.
– Вот что такое электричество! Оно приводит в действие хитрый механизм… Видите, у меня от вас нет секретов. – Фрейлина не сказала, что у нее есть еще два настоящих тайника, а этот служит лишь для подручных целей. Просунула руку в потайной ящик и вытащила несколько исписанных листков.
Соколов, набросив на себя халат, опустился в кресло.
Фрейлина, оставаясь обнаженной, села ему на колени и ласково заглянула в лицо.
– Мой милый граф, во втором письме я сообщила Ники, что меня вновь навестили австро-германские представители. И они опять твердили о желании Германии как можно скорей заключить с Россией мир – на самых выгодных для нее условиях. Но вот слушайте, главное, что заставило меня сообщиться с государем, – она пошарила глазами по листам, стала читать на немецком языке: – «Из секретнейшего источника известно, что Англия намерена себе оставить Константинополь и создать на Дарданеллах новый Гибралтар и что теперь ведутся тайные переговоры Англии с Японией, чтобы отдать последней Маньчжурию».
Соколов удивленно поднял бровь:
– Но Англия неоднократно заявляла, что Дарданеллы и проливы отойдут к России! Думаю, что у вас, Мария Александровна, всего лишь дезинформация.
– А я убеждена в обратном – это чистой воды правда. Дипломатия англичан только в том и заключается, чтобы бесконечно обманывать. Вспомните недавние события. Когда Россия активно наступала в Галиции, германцам пришлось срочно перебрасывать на русский фронт войска. Союзнички именно тогда приступили к дарданелльской операции.
Соколов оставался невозмутимым.
– Я помню, что английский флот открыл бомбардировку Дарданелл девятнадцатого февраля. И это было стратегически разумно.
Фрейлина шумно выдохнула:
– Нет, граф, вас не переговоришь. Но ведь именно начало дарданелльской операции вызвало переполох у руководителей России и самого Ники. – Хлопнула в ладошки. – Что делать, придется убеждать вас фактами. – Слово «убеждать» фрейлина произнесла тоном, подразумевавшим «пригвождать».