Вскоре гений сыска вернулся. Он поставил на стойку бара темно-зеленую бутылку. Бирхоф выпучил глаза:
– «Солнечные часы» урожая 1879 года! Невероятно! В Вене за такое можно получить все триста гульденов. Но у нас только один стóящий покупатель – фрейлина Васильчикова. Но она, как все женщины, в коллекционных винах ничего не смыслит. Думаю, дорогой Эверт, вы с нее больше сотни не получите.
Соколов, выходя из шпионской роли, с надменностью русского барина важно бросил:
– Это вино мы пьем с вами, мой друг!
Бирхоф задохнулся от волнения:
– Ах, щедрость небывалая! Вот что значит кровь благородная. Господин барон, эту бутылку следует отворить осторожно. – Крикнул: – Эй, Фриц!
Прибежал бармен – мордатый, брыластый парень с жидким пушком под носом. Обернул бутылку белоснежной салфеткой и, не колыхнув, дабы не взболтать осадок, вытянул осторожно пробку, разлил по двум бокалам.
Бирхоф засунул нос в бокал, долго втягивал аромат, заводил глаза, сладостно улыбнулся.
– Барон, за вашу удачную коммерцию! – Почмокал губами. – Элитное и очень дорогое полусладкое вино. Спасибо богам, посылающим нам, смертным, подобное наслаждение! Выпьем и забудем все наши горести…
После того как выпили «Солнечные часы» и в придачу мозельского, Бирхоф стал считать собутыльника лучшим другом. Его потянуло в откровенность. Бирхоф оглянулся на дверь и таинственно, пониженным голосом, как любят говорить люди под хмельком, произнес:
– Боже, сколько на свете наивных людей! Когда вы, милый Эверт, появились у нас, – наклонился еще больше, задышал в ухо, – кое-кто не поверил, что вы – винный торговец. Нынче помешаны на шпионах. Ведь с этим дурацким, тьфу, фальсификатом, «Айсвайном», меня заставили к вам прийти.
– Не верю!
– Клянусь честью, именно так! Устроили для вас, так сказать, экзамен. Если бы усомнились, что вы знаток вин, тут же бы арестовали, и, кто знает, – Бирхоф весело рассмеялся, – может, сразу – пиф-паф! – расстреляли. Война – человеческая жизнь дешевле стакана кислого тафельвайна.
Гость состроил недоуменное лицо:
– Это кто ж такой недоверчивый?
– Прошу, об этом не спрашивайте! Это государственная тайна. Впрочем, вам, так сказать, по дружбе сообщу. У нас всеми шпионскими делами занимается Александр Вейнгарт. Вот его брат, который служит в Дрездене, говорят, очень с большим весом, он тоже сыщик. Впрочем, это ерунда. Да-с, давайте потолкуем о другом. Анекдот про двух пьяниц знаете? Только сначала выпьем за дружбу. У вас, Эверт, замечательное мозельское. Заказываю десять ящиков ординарного и пять марочного!
Соколов вставил слово:
– Для вас, мой друг, специальная скидка!
– Большое спасибо! Еще по бокалу – за нашу дружбу. – Выпили. – Стало быть, идут два пьяницы, шатаются… Сделают шаг вперед и тут же два назад. Один говорит: «Курт, куда мы премся? Так нам никогда не дойти!» Курт отвечает: «Не знаю, как ты, а я уже возле своего дома». Ха-ха-ха!
– Очень остроумно! – поддержал Соколов. – Отвечу и вам анекдотом. В деревне жил девяностолетний старик – жуткий пьяница и бабник.
На лице Бирхофа расплылась счастливая улыбка.
– В девяносто – бабник?
– Да, Курт, именно так. Окрестные жители завидуют такому счастью. Отправились к старику. Спрашивают: «Дед, как тебе удается сохранять в себе такие молодые привычки?» Тот отвечает: «Эх, сынки, секрет в том, что обязательно раз в месяц я причиняю своему организму жуткие испытания». Удивились соседи: «Какие испытания?» – «В тот день я не пью и с женщинами не ложусь. Страшные муки!»
Бирхоф хохотал до седьмого пота. Казалось, что он утомился и уже успокоился, но он повторял:
– «Жуткие испытания!..» – и вновь заливался неудержимым смехом.
Бирхоф выпил вина и надолго замолчал, сцепив кисти рук и беспрерывно вращая большими пальцами. Вдруг поднял задумчивый взор на гостя:
– Я все соображаю: как вас познакомить с русской фрейлиной?
Соколов прищурил глаз, вопросительно посмотрел на собеседника:
– Надо ли? А если на меня прикажет кобелей спустить?
– Она собак не держит.
Бирхоф вдруг счастливо улыбнулся, вскрикнул:
– Придумал! У фрейлины служит моя племянница – милая девушка, из хорошей австрийской семьи, прежде жила в Вене. После начала войны перебралась ко мне – у нас, согласитесь, тут тихо. Я порой помогаю ей советами. Именно я в свой час надоумил ее попросить работу у русской фрейлины. И та приняла ее на службу – камеристкой. Я утром отыщу Герду, познакомлю вас с ней. И вы под видом моего родственника попробуете пройти на виллу Кляйн Вартенштейн. А уж там все от вас, Эверт, будет зависеть. Хорошая мысль?
Гость изобразил колебание:
– И не знаю, право, как тут быть! Мне, конечно, хотелось бы вино поставлять этой богатой даме.
Бирхоф от восторга хлопнул гостя по плечу:
– Вот-вот, и вино тоже! Не робейте. Смелый ландскнехт пятерых робких стоит. Пьем за нашу дружбу… И хочу сделать вам, Эверт, подарок: вы платите за двухместный номер, а занимаете люкс. Все равно уже второй год пустует. Умеете играть на пианино?
– Скорее да, чем нет.
– Пойдемте, ваши вещи сейчас же перенесут, а вы мне сыграете «Фрейлейн Герду». Помните мотивчик: тра-ля-ля, ля-ля, ля-ля?.. У меня душа замирает, когда слышу эту превосходную песню.
К счастью, Соколов знал эту сентиментальную немецкую дребедень. Он сел за пианино и, малость перевирая слова, исполнил песенку про красавицу Герду, которая страстно любила парня, а того взяли на войну, где пуля пробила ему горячее сердце. С той поры льет горькие слезы безутешная красавица Герда. Она навсегда сохранит верность убитому другу, останется печальной и одинокой.
Слезы откровенно лил чувствительный и сильно нетрезвый Бирхоф.