Гастрономические изыски

Дружно вытянули из рюмок и лафитников, по обстоятельствам – кто чего вкушал.

Распутин оглядел стол ищущим взглядом, вдруг его лицо перекосилось гневом. Он гаркнул:

– Эй, человек, где кислая капуста?

Подскочил Фока Спиридонович, изогнулся:

– Григорий Ефимович, мы не изволим это блюдо держать по причине его простонародности-с…

Распутин без замаха, коротким резким движением огрел метрдотеля кулаком в ухо, заорал:

– Ты, индюк архиерейский, знать обязан: я мадеру французскую завсегда капустой полирую. Чтоб была в секунд единый! Иначе – разорю!

На шум прибежал содержатель «Яра» Судаков, заюлил:

– Не волнуйтесь, Григорий Ефимович, через мгновение капустка будет на столе-с! Заправку какую изволите приказать-с? С майонезным провансалем-с или так, с подсолнечным маслицем?

– С оливковым! Бегом, ироды! – И к сотрапезникам: – Это вам, аристократам, подавай вустриц и камамбера. А я человек простой, сельский, жизнью не балованный. И нет для меня на свете закуски слаще, чем картошка с селедкой да капуста квашеная.

…Один из лакеев побежал в соседний трактир и уже через минуту-другую вернулся, запыхавшийся, обратно. На кухне трактирную капусту из жестяной миски перекувыркнули в роскошную, толстого хрусталя, с серебряной отделкой, салатницу. Сверху украсили клюквой, мочеными мелкими яблочками, зеленью.

Лакей, сопровождаемый Судаковым и метрдотелем, с особым шиком держа поднос на кончиках пальцев поднятой руки, торжественно проскользил через зал и водрузил капусту на стол Распутина.

Ресторатор Судаков, развратно согнувшись, сладко щебетал:

– Извольте, Григорий Ефимович, откушать нашего фирменного блюда – «Капуста „Восторг старца Григория Распутина-Новых“». Так и в меню с нынешнего дня указано будет-с!

Распутин проворчал:

– Ну вот, а еще артачились – простонародно, простонародно! – Повернулся к сотрапезникам: – Ну, господа хорошие, для того чтобы понимать всю глубину русской жизни, необходимо срочно выпить.

Шаляпин согласился:

– Это верно, нашу Расею на трезвую голову не всегда уразумеешь!

Соколов поднялся во весь богатырский рост, призвал:

– Давайте сдвинем бокалы, пусть государь с августейшей фамилией пребудут во всяком торжестве!

Осведомители

Распутин выпил фужер пятидесятирублевой мадеры, раздвинул пальцем клюкву, поднял щепотью капусту и стал хрустко жевать.

– Эх, жизнь хороша!

Шаляпин поднес к устам бокал шампанского, как вдруг его рука повисла в воздухе.

– Ба, никак, к нам топает сам Феликс Юсупов!

Действительно, по ковровой дорожке шел очень стройный молодой человек с продолговатым породистым лицом, тщательным пробором – волосок к волоску – и чувственным ртом. Человека, пожалуй, можно было бы назвать красивым, если б в нем было больше натуральности и меньше женственности. По иронии судьбы Юсупов был женат на одной из первых красавиц Петербурга – великой княгине Ирине Александровне, урожденной Романовой, племяннице государя.

Возле Юсупова семенил ресторатор Судаков. Он неуместно громко спросил:

– Ваше сиятельство, так вы желаете в кумпанию Григория Ефимовича?

Соколов заметил, как Юсупов вскинул палец к губам, издал предупреждающий звук:

– Тсс!..

Судаков понизил голос, стал усиленно кивать головой:

– Так, пожалуйста, сюда, влево, под пальму. Видите, ваше сиятельство, они вместе с Шаляпиным и графом Соколовым сидят-с…

Юсупов несколько переменился в лице и даже замедлил шаг. Он никак не ожидал встретить Распутина в таком сообществе.

Эта якобы случайная встреча имела свою забавную историю.

* * *

Ресторатор Судаков был предупрежден Юсуповым: «Если снова придет Распутин, сообщите мне!»

Еще утром Соедов позвонил владельцу «Яра» и сказал:

– Алексей Акимович, извольте зарезервировать нам кабинет и столик угловой, под пальмами. Нынче со святым старцем навестим вас – ужинать!

– Рады будем вам угодить! – ласково отвечал Судаков.

Он тут же протелефонировал Юсупову:

– Барышня, дайте шестьсот шестой. – Через несколько секунд: – Это вы, Феликс Феликсович? Известный вам фигурант обещал прибыть на ужин.

Дав отбой, тут же снова вызвал станцию:

– Барышня, дай мне одиннадцатый номер!

Это был телефон охранки. Давнишний осведомитель, Судаков сообщил Мартынову:

– Александр Павлович, нынче вечером будет Распутин, а им почему-то интересуется Юсупов-младший. Этот, вероятно, тоже придет, я ему сообщил.

– Благодарю за службу! – важно отвечал начальник охранки.

Заметим, что все, без исключения, рестораторы, извозчики, дворники, банщики, содержательницы публичных домов и притонов, многие проститутки и уголовники являлись агентами полиции и охранки. У каждого агента был свой личный интерес, почти всегда – корыстный.

Дав отбой, Мартынов крепко задумался: «На кой хрен этот Педро ищет встречу с Распутиным? Влюбился, что ль, и жаждет лишить невинности?» Этими забавными мыслями Мартынов сам себя развеселил, но своего недоумения не разрешил.

Если бы начальник охранки знал страшную правду и предотвратил последствия этой встречи, то, кто знает, сложная ткань, из которой соткана история, получила бы иную окраску?

Откровения Распутина

И вот к столику, где гуляла наша компания, неестественно вихляя задом, подошел изящный Юсупов и произнес высоким голосом:

– Очень, очень рад видеть вас, господа! А я сегодня в полном одиночестве, да-с… Я вам не помешаю? Позволите разделить компанию?

Распутин поднялся из-за стола, облапил Юсупова, рискуя поломать ему ребра. Рванул к себе, красными губами поцеловал в рот. Держа за лацканы фрака, в упор пронзил тяжелым взглядом:

– Гостю русский человек завсегда рад! Я тебя, Феля, люблю. А за что, спроси? Нет, Феля, ты нос не вздергивай, попросту спроси: «Гриша, за что ты меня, подлеца, любишь?»

Юсупов сделал усилие, вырываясь из объятий. Он покорно произнес:

– За что вы, Григорий Ефимович, меня любите?

– Ах ты, мой цукатный! Дай я тебя еще раз обниму. Вот так-то, и устне поцелую. – Чмок! – Да ты мордой от меня не крути, я вить не какой-нибудь заразный. Друг ты мой сахарный! А теперь я тебе честно отвечу: Феля, убей меня, а вот за что люблю тебя, подлеца, – не знаю! – Распутин хлопнул Юсупова по плечу. – По-моему, тебя любить не за что. Ты предан извратительному пороку и горд без меры. Так-то! Пословицу помнишь, Феля?

Юсупов закусил губу, с трудом сдержал себя:

– Какую, Григорий Ефимович?

– Любовь зла, полюбишь и козла. Вот я тебя и полюбил, хоть ты козел натуральный, потому как козни мне строишь.

Юсупов покраснел от досады:

– Бог с вами, Григорий Ефимович! О каких кознях изволите речь держать?

– Я ведь все знаю, что ты папе и маме в уши дуешь, против меня настропаляешь. А зря! Тебя, Феля, они все равно не послухают. Без тебя они обойдутся, а без меня не жить им. Меня сгубят – и их быстро не станет.

– Это как так?

– А вот так, что Боженька меня к помазаннику в помощь прислал. Ты Боженьку учить хочешь? Ин грех-то большой, это еще хуже, чем ребят в гузно блудить. А я с папой и мамой попросту. Станут кобениться – так я грохну кулаком по столу и – со двора. Скажу: «Устал от всех от вас, от придворных наветов и злобы завистливой. Уйду в Сибирь, а вы пропадайте пропадом. Мне это не долго, со мною повсюду Бог, меня Он любит, и потому мне хорошо. Но сыночек тогда ваш помрет, и вам гореть за это вечно в геенне огненной». Вот какой у меня разговор! А они – за мной. Умолять станут: «Куда ж ты, Григорий Ефимович? Не ходи, останься. Пусть все по-твоему будет, только нас не бросай».

Юсупов не нашелся что ответить, лишь оторопело покачал головой.

Распутин продолжал:

– Я все могу. Хошь, к примеру, тебя, Феля, назначу министром? Ты, милый, хоть и с кандибобером, но парень неглупый. Ну скажи, хошь?

Шаляпин раскатисто захохотал:

– Представляю вас, Феликс Феликсович, в этой уморительной роли – министра! Ха-ха!

Юсупов тоже улыбнулся:

– Вот все удивятся, когда прочтут в газетах о таком назначении!

Распутин обиделся:

– Что смеешься? Думаешь, не смогу? Все в моей власти. Могу разогнать Думу. Гнусные люди в ей сбились, корыстные, против папы замышляют. И все мне кости моют. Государь огорчается. Ин да ладно. Скоро всех их на войну ушлю. Они ведь громко кричат: «Война до победы!» Ну и пусть побеждают. Вшей в окопах покормят, будут знать, как языком трепать.

Юсупов иронично улыбнулся:

– Как же это возможно – Думу разогнать?

– Эх, милый, в наше время все просто – фундамент плывет, так крыша валится! Ведь все ко мне за чем-нибудь приходят. Ради дружбы только вот эти двое – Федор Иваныч да сам граф Соколов. А так все просят, как на паперти. Приходят и говорят: «Сделай мне то, устрой мне это».

– Ну и что же вы, Григорий Ефимович?

– Пошлю их к министру али другому кому да с собой записку дам. А то запущу прямехонько в Царское Село. Так и ставлю по его достоинствам – каждого на свое место.

– И министры слушаются?

Распутин удивился.

– Ну, Феля, ты не такой умный, как показался. Скорее, глупый. Подумай, как же министрам меня не слухаться, когда я их же и поставил? Да я кулаком по столу грохну, так они в порты наложат. – Постучал пальцем по лбу оторопевшего Юсупова. – Только так с вами, аристократами, и надо. Вот, милый, когда будешь мне другом-товарищем, все узнаешь. Гордецы вы, отседа и грехи ваши. Хочешь угодить Господу, смири гордыню и не замышляй тайного. Понял? – Исподлобья странно посмотрел на собеседника. Спохватился: – А почему не выпиваем? Сам Господь даровал нам питие во укрепление души и тела! Вот я в ем сил и набираюсь.

Махом осушил бокал с мадерой и решительно обвел компанию шальным взглядом.

– А теперь при всей честной компании выражу: царица – настоящая государыня. В ей и сила, и ум. И мне все позволит, потому как я человек честный. Ну а папа – это вить как дите малое, неразумное. Разве ж это царь? Ему бы надеть халат в елочку, спуститься в сад, на скамеечке книжку французскую читать да цветочки нюхать, а не Россией править. Отечество наше любезное – это вам не какая-нибудь Англия – тут правителю ум и характер надобен. А папе власть не по зубам. Вот и приходится ему подсоблять. Понял, Феля?

Распутин говорил не таясь, громко.

У Юсупова задрожали ноздри, он побледнел, нервно оглянулся: не слышат ли опасные речи за другими столами?

Соколов невозмутимо ел паровую осетрину, Шаляпин весело улыбался. Соедов, перебравший спиртного, с детской беззаботностью похрапывал с легким просвистом. Его длинные волосы упали в соусницу.

Юсупов, желая перевести на другую тему разговор, не без ехидства спросил:

– А почему вы, Григорий Ефимович, едите руками?

– Еду Бог дает, зачем ее вилкой тыкать? – И вдруг уцепился за лацканы фрака Юсупова и, в упор буравя его светлыми зелеными глазами, продолжал: – Это вам, сиятельным, хочется и власти, и денег. А мне, по простоте деревенской, ничего не надо. Лишь бы семья царская в покое жила. – Укоризненно глядел на Юсупова. – Ты, милый, как раз за эту приверженность и не любишь меня. Обаче зря! Пока папа на троне, вы все во благе пребываете. Не шатайте трон, сердечные, очень прошу, вопию к вам – не шатайте! И против меня не замышляйте, не готовьте себе могилы преждевременные.

Соколов заметил: Юсупов заметно смутился, словно Распутин прочел его тайные замыслы, пробормотал:

– Бог с вами, Григорий Ефимович! Никто и не замышляет…

– Коли не врешь, так давай, вафельный ты мой, еще раз поцелую! Пряник ты тульский, глазированный, уф, так и съел бы тебя, проходимца. Натура у тебя, братец, увертливая, двуличная. Понимаю: тебе что-то от меня надо, коли приперся?

Соколова поразила в Распутине какая-то удивительная доброта, которую он источал всей своей натурой. И собеседник чувствовал это расположение к себе, позволял старцу говорить порой весьма обидные для самолюбия слова.

Юсупов сладким голосом произнес:

– Мне, Григорий Ефимович, ничего от вас не надо. Лишь бы вы благоденствовали…

Распутин, не спуская с Юсупова пристального взгляда, взял в горсть бороду и, осторожно покусывая ее, задумчиво проговорил:

– Это, милый, ты все, положим, врешь. Ты, Феля, меня не любишь – глаза у тебя ледяные, как у змия подколодного.

Юсупов отвел взор, повторил:

– Да правду говорю, ничего не просил и просить не буду.

Распутин выплюнул бороду, согласно мотнул головой.

– И то, ты ведь прямым ходом к папе запущен… Чего я тебе? Ты сам себе туз козырной. Это правда, что папа твоего родителя в Москву начальником поставить хочет? Зря это, он хоть и твой родитель, а очень бестолковый. – И вдруг, словно отбросив сомнения, взмахнул обеими руками, куражно вскрикнул:

– Эх, катись грош ребром, покажися мне рублем! – Оглянулся. – Судаков, ты где? Беги сюда с номерными лакеями, угощай гостя дорогого, не купленного – дармового! Халдеи, наливай полней, гуляй веселей! Пословицу, Феля, помнишь? «Живи не скупись, с друзьями веселись»! Наливай полней! Русский пьет – не рот полощет!