Музыкальный момент

Все помолчали. Мартынов, словно на нем воду возили, тяжело сопел.

Писарь подал протокол допроса:

– Вот тут, мадам, пожалуйста, поставьте: «С моих слов записано верно». И подпись. Спасибо!

Небольшой румянец вернулся на щечки Зинаиды. Она вновь глубоко вздохнула:

– Вот такая глупая история! И, скажу честно, я уже жалею, что отравилась… Война скоро кончится, может, меня и судить не успели бы.

Соколов поднял вопросительно бровь:

– Скоро? Почему вы так думаете?

– Гершау говорил, что немцы ищут с нами замирения. Он, дескать, осведомлен из самых надежных источников.

Соколов улыбнулся:

– Я вас обрадую, Зинаида Васильевна: я пожалел вас и дал не яд, а водку, размешанную с мелом.

Зинаида вытаращила глаза:

– Вы, граф, шутите? Но я себя так скверно, предсмертно чувствовала!

– Это явление психологии, известное под термином «самовнушение». Если внушить субъекту, что утюг раскален, и приложить к его телу, то на коже случится ожоговое пятно. Так-то!

Лицо Зинаиды расплылось счастьем.

– Значит, я буду жить! Невероятная радость! Я словно побывала на том свете, прочувствовала ужас смерти. Пусть в тюремной камере, пусть на Сахалине, но жить, жить… Я все рассказала вам, сразу на душу пришло облегчение. Теперь я не боюсь никакого суда. – Она вскочила с кресла, потянулась к Соколову: – Позвольте, я скажу вам один женский секрет. Только обещайте никому не говорить!

– Обещаю!

Зинаида задышала в ухо:

– Я вас люблю! И в вашем присутствии не испугалась бы умереть. Такая наша женская природа: в присутствии любимого нам и смерть красна. А теперь я совершенно счастлива. Можно я сыграю для вас, граф, на фортепьяно? И твердо знаю: придет день, и мы сольемся в объятиях, дорогой, любимый граф!..

Соколов столь же романтично отвечал:

– Любовь и музыка – одинаково божественного происхождения! На свете нет мужчины, который откажется от вашей любви.

Зинаида подошла к роялю, заиграла все более входившего в моду Рахманинова.

Мартынов избегал смотреть в глаза гения сыска.

Под окнами послышался шум, какая-то словесная перепалка, перешедшая в откровенную ругань. Соколов выглянул в окно и при свете луны увидал легкую потасовку двух мужиков.

Через минуту явился несколько взъерошенный, с оторванным рукавом домовладелец Бормотов. Тяжело дыша, произнес:

– Хулиган натуральный этот Букин, одно названье – учитель. Грозит: «За смерть собаки подам на тебя в суд. В Сибирь этапом пойдешь!» Это за паршивого пса? Каков, гусь лапчатый, прохвост нахальный?

Соколов успокоил:

– Иди сюда, я тебе документ напишу – ни один суд страшен не будет.

И, взяв лист бумаги, начертал: «Собака по кличке Вильгельм была ликвидирована по приказу охранного отделения ради блага Российской империи. Сыщик граф Ап. Соколов».

Бормотов бережно взял индульгенцию, два раза перечитал и счастливо проговорил:

– С такой бумагой я сам этого несчастного учителя хоть на Нерченские рудники отправлю! Чайку испить позволите? Благодарствую! Могу и вас всех угостить. Пирог свежий с визигой – пальчики оближешь! Пойду распоряжусь самовар поставить.

Большие напольные часы гулко пробили двенадцать ночи.

Секретное задание

Соколов повернулся к Мартынову:

– Чего Зинаиду в Лефортове держать? Она все рассказала. Возьми подписку о невыезде, а за домом установим наблюдение.

– Вы, граф, понимаю, гулять с Григорием Ефимовичем собрались?

– Да, он хочет помянуть свою любовь – Эмилию. Но ты не юли, гляди мне в глаза и отвечай: ты отпустишь Зинаиду домой?

Мартынов вздохнул:

– Чего она вам сдалась? Пусть в камере сидит, книжки читает, во дворик на прогулку ее водить будут. Я ведь уже обжигался с этими «подписками». Зинаида бабешка прыткая. Я уверен, что она сбежит, если в камеру ее не замкнуть.

Соколов насмешливо посмотрел на Мартынова:

– Я обещал Зинаиде: до суда вы будете освобождены из-под стражи! И я своего добьюсь. Хотя бы к самому государю пришлось обращаться.

Мартынов оставался невозмутимым.

– Это ваше дело, граф! Будет предписание – пойдет домой, а сейчас конвой доставит ее в Лефортово. Ну да ладно о пустяках, дело вас спрашиваю: неужто станете с Распутиным в «Яре» гулять?

– А почему нет? Он хотя и сумасброд, и юридического факультета не кончал, но человек во многом необычный, симпатичный, крайне добрый. Попрошу его помочь освободить Зинаиду, он мне не откажет. Собственно, вся эта история началась благодаря Распутину. А тебе, Александр Павлович, что, завидно? Тогда поехали вместе.

Мартынов без тени юмора отвечал:

– Нет, кто-то должен пребывать на службе на благо Отечества. Возьмите мой мотор, Аполлинарий Николаевич, пусть шофер отвезет вас в «Яр».

– Не откажусь!

Мартынов подошел к дверям, крикнул в коридор:

– Конвой!

Тут же появился начальник конвоя, молоденький прапорщик:

– Что прикажете?

Мартынов громко сказал:

– Арестантку Зинаиду Дитрих доставите в Лефортовскую тюрьму!

Из соседней комнаты раздался плачущий крик Зинаиды:

– Обманщики! Обещали отпустить до суда!..

Соколов прошел к Зинаиде. Она сквозь слезы с ненавистью взглянула на сыщика:

– Не думала, что Соколов – такой же лгун, как и остальная полицейская свора!

Соколов негромко произнес:

– Только одну ночь, сударыня, переночуйте в своей девяносто второй камере, а завтра… завтра утром пойдете домой.

Зинаида перестала рыдать, с надеждой взглянула в глаза Соколова:

– Правда, Аполлинарий Николаевич? И простите меня…

* * *

Соколов сел в начальническое авто и покатил в загородный «Яр».

Гений сыска скрыл от начальника охранки, что на этот загул он ехал ради службы. Во время последнего пребывания в Петрограде Джунковский сказал: «Аполлинарий Николаевич, сейчас в Москве гостит Юсупов-младший. Живет он у отца, который спит и видит стать главноначальствующим Москвы и главным начальником Московского военного округа. По моему мнению, Юсупов-старший – человек славный, добрый, но совершенно негодный для подобной службы. Если Адрианов слаб как градоначальник, то его следует заменить, а не создавать двоевластия. Надеюсь, государь не подпишет это назначение. Если, граф, тебе представится случай встретиться с Феликсом-младшим, не избегай этого. Я получил некоторые сведения, что папаша ратует за погром иностранцев, проживающих в Москве. Ему кажется, что это самый верный путь добиться симпатии черни. Постарайся что-нибудь выяснить. И еще – нечто подозрительное. Юсупов-младший последнее время пытается сблизиться с Распутиным. Это очень странно, ибо до последнего времени Юсупов-младший не скрывал своего отвращения к Григорию. Коли интересные сведения получишь – сообщи лично мне, минуя Мартынова».

Именно обещание Распутина, что будет Феликс Юсупов на гулянке в «Яре», заставило Соколова держать путь в этот ресторан.

* * *

Соколов вышел в тихий переулок, с непонятной самому печалью оглянулся на светившийся огнями дом торговца фруктами Бормотова.

Улицы были пустынны. В небе мелкими, но яркими изумрудинками холодно светились далекие, страшные своей тайной миры. Да что нам их тайны, нам у себя их хватает.

Соколов сел сзади, на удобное кожаное, слегка промявшееся кресло.

– Гони, братец, в «Яр»!

Шофер зажег фары, вырвал желтым лучом булыжную мостовую, дал газа.

Сыщик перекрестился, облегченно вздохнул:

– Слава тебе, Богородица, распутали сложное дело! Не оставляй, Царица Небесная, меня и впредь.