Тайник
Прошло еще полчаса. Ничего любопытного не попадалось. Зинаида спокойно читала светскую хронику.
Тем временем Гусаков подошел к роялю, оглядел его, простучал ножки, поставил крышку рояля на подпорку.
Соколов заметил, как Зинаида вдруг перестала читать, напряженно следила поверх газеты за Гусаковым.
Тот заглянул внутрь, тренькнул по струнам и опять опустил массивную крышку.
Зинаида неслышно вздохнула, вновь утупилась в газету.
Соколов понял: настал решительный миг. Он громко произнес:
– Зинаида Васильевна, мы нарочно не разоблачаем вашу преступную деятельность – даем шанс, ждем чистосердечного признания.
Зинаида движением головы отбросила назад волосы и с утомленным вздохом произнесла:
– Полно шутить, граф! Преступница не я, а те, кто измывается над безвинной жертвой, врывается в частный дом, переворачивает все с ног на голову, томит женщину в тюрьме. Вы хоть сутки сидели в тюрьме? Те, кто бросает свои жертвы в каменные мешки, знают ли о нравственной и физической тяжести, об убивающей жизнь скуке и порочном безделье? Пусто, монотонно. Точно тебя опустили живьем в могилу. Я бы каждого, кто наделен властью сажать в тюрьму, принудительно помещала его туда хотя бы на неделю-другую. Тогда бы меньше было умников, которые с неразумным негодованием восклицают: «Он получил всего год тюрьмы!» Год тюрьмы – это год беспрерывных, мучительных страданий.
Мартынов презрительно усмехнулся:
– Что ж, прикажете преступников на курорт в Ниццу отправлять?
Соколов согласно мотнул головой:
– Я с вами согласен, Зинаида Васильевна, тюрьма – это страшное изобретение человечества. Но скажите, что делать с преступниками? Вот вы молчите. Я отдаю должное вашей стойкости, но пришла пора признать свое поражение. Последний раз спрашиваю: вы готовы повиниться?
Зинаида с раздражением воскликнула:
– Я устала слушать ваши проповеди! У вас нет доказательств моих преступлений, и вы, негодуя и кляня, будете вынуждены меня отпустить.
Соколов металлическим голосом произнес:
– Увы, сударыня, вы нас недооценили! – Повернулся к Гусакову: – Николай Иванович, открой рояльную крышку и достань оттуда вещественные доказательства шпионской деятельности этой дамы.
Гусаков, человек умный и бывалый, все верно смекнул, а потому отвечал:
– Сами приказывали, Аполлинарий Николаевич, не изымать! Я и не тронул…
Зинаида явственно побледнела, сухо сглотнула.
Гусаков вновь поднял крышку и стал многозначительно глядеть в музыкальное чрево.
Зинаида надрывно крикнула:
– Проклятие! Меня предали! – Отбросила газету, вскочила со стула. – Ваша взяла!
Соколов спросил:
– Теперь расскажете о своей деятельности?
– Обязательно! – Повернулась к писарю, заполнявшему протокол обыска: – Вы готовы писать? Тогда царапайте: «Весь мир состоит из негодяев, среди которых жизнь порядочного человека – бесконечные страдания!»
Мартынов, услыхав крики Зинаиды, поспешил в гостиную из соседней комнаты – столовой. Он одобрительно закивал:
– Это правильно, это выгодно вам – чистосердечное признание! Рассказывайте все по порядку, и мы поможем вам, повлияем на суд, чтобы к вам отнеслись с сочувствием – не расстреляли.
Зинаида расхохоталась:
– Ха-ха, «поможем»! На каторгу пошлете? Я вернусь на свободу жалкой, презираемой всем светом старухой… Плевала я на такую жалость! Нет, уж лучше расстреляйте – сразу избавлюсь от мук и позора, – и, прижав ладони к лицу, зашлась в истеричных рыданиях.
Вещественные доказательства
Гусаков выразительно посмотрел на Соколова и сделал руками жест, который обозначал: «Я в рояле ничего найти не могу!»
Соколов подошел к роялю, заглянул в его внутренности. Он увидал деревянную деку в чугунной раме, окрашенной золотом. В этой раме, видимо для лучшего звучания, справа были оставлены три отверстия. Сыщик подумал: «В рояль что-то спрятано – это очевидно! Поставлю себя на место Зинаиды: куда эта слабая телом дама могла спрятать это нечто? В ножку – вряд ли. Рояль ей не поднять, не перевернуть. Значит, она избрала доступный ее силам вариант. А что в этих отверстиях?»
Соколов пошарил в большем из них. Рука уткнулась во что-то мягкое. Сыщик вытянул оттуда лоскут черного бархата – маскировку. Следующим движением вынул миниатюрный фотоаппарат. Улыбнулся, приказал писарю:
– Калякай: марка «Иохим», для тайной съемки репродукций…
Барон фон Менгден блеснул профессиональной эрудицией:
– Это типа клапкамер! Подходит для пленок формата четыре с половиной сантиметра на шесть. Репродукции делает великолепно. Теперь, впрочем, подобные камеры изготовляют и под пластинки.
Соколов продолжал исследовать акустические отверстия.
– А вот и катушки пленок – три штуки.
Зинаида сидела, закрыв глаза. Газета валялась рядом на полу. Чашка с недопитым кофе от нервного движения руки опрокинулась, струйка стекала на юбку несчастной женщины.
Мартынов счастливо улыбнулся.
– Осторожней, сохраните «пальчики»! – Повернулся к Зинаиде: – Вот и конец комедии. Жаль, что не хотели принести чистосердечные признания. Теперь вам ничто и никто не поможет. Понятые, вы все видели? Так что на суде подтвердите.
Понятые – бывшие филеры, по выслуге лет и возрасту ушедшие на пенсию, но регулярно выполнявшие за небольшую плату обязанности понятых, – согласно закивали головами:
– Подтвердим непременно!
