Томительное ожидание

Дом Блиндера, как помнит читатель, был расположен почти напротив Цвингера – картинной галереи. Утром в дверь постучала почтенная дама. Это была сотрудница секретной полиции. Когда юноша-слуга допустил даму к медиуму, она сказала:

– Мой родственник, богатый негоциант из Парижа, находясь проездом в Дрездене и прослышав о ваших, господин Шварц, необыкновенных способностях, хотел бы побывать на сеансе.

– Но я не думаю в ближайшие дни устраивать сеанс.

– Родственник очень просит вас, господин Шварц! Когда еще занятому человеку представится подобный случай? Быть в Дрездене – это значит посетить картинную галерею и великого Шварца. – Дама сделала паузу. – Родственник за деньгами не постоит. Сколько это стоит?

Блиндер-Шварц важно произнес:

– Во время сеанса у меня большие энергетические потери. Так это будет стоить… – Медиум закрыл тяжелые веки. – Это будет стоить три тысячи пятьсот шестьдесят пять марок. (В архивном полицейском деле названа именно эта несуразная цифра!)

Дама вздрогнула, но справилась с собой, угодливо улыбнулась:

– Родственник хочет общаться с духом самого Наполеона!

Лицо Блиндера-Шварца приняло значительное выражение. Он важно покачал головой:

– Таки об этом надо говорить сразу, а вовсе не по порядку. Если Наполеон – на тысячу марок стоит дороже. Сеанс назначаю на пятницу, пусть приходит в девять вечера.

* * *

До сеанса оставалось три дня. Соколов наслаждался досугом и красотами сказочного четырехсотлетнего города. Он прогуливался по мосту Августа, приходил в Нейштадт – Новый город, любовался колоритными торговками в допотопных шляпах и туфлях на толстой деревянной подошве, стук которых о брусчатку был слышен за версту. Побывал в Гроссэргартене – замечательно ухоженном парке, съездил и в Саксонскую Швейцарию – совершенно сказочное место с водопадами, дикими зарослями и благоустроенными тропинками.

И целый день провел в картинной галерее, расположившейся недалеко от Брюлевской террасы. Выглянув в громадное окно, Соколов долго смотрел на изящный, словно игрушечный домик, видневшийся слева, – владение бывшего одессита, скрывавшего тайну, которую следовало разгадать.

Последний сеанс

И вот наступил долгожданный день. Сыщик подкатил к подъезду дома медиума на авто – взял напрокат. Два электрических бра освещали крыльцо. Дверь перед Соколовым открыл худощавый молодой человек с прыщеватым лицом и оттопыренными ушками. Он вежливо поклонился и провел гостя наверх. Здесь в ожидании сеанса томилось человек десять, преимущественно дамы почтенного возраста.

Собравшиеся, напустив на себя ужасно умный вид, вели беседу о «чудесах и чудесном».

Дама в большом тюрбане с перьями задушевным тоном рассказывала:

– Прошлый раз во время сеанса у господина Шварца я почувствовала явственное прикосновение к руке. Такое, знаете, легкое, как дыхание грудного младенца. Я вначале испугалась, а уж потом поняла: это к доброму известию.

Внимательно слушавшая ее женщина в шелковом черном платье и с такими же черными, с маслянистым блеском глазами, оказавшаяся женой прокурора, удивленно спросила:

– И что, неужто оправдалось?

– Представьте себе: от сына на другой день пришло известие, что его полк переводят из Пруссии в Берлин. Только тогда я поняла значение этого прикосновения.

Немного помолчали. Женщина в черном произнесла:

– Да, я верю, очень верю в духов. Еще в прошлом году, когда я нарочно ездила в Данциг на сеанс знаменитого медиума Вотера, так я задала духу вопрос: «Где мой первый покойный муж – в аду или раю?» И что бы вы думали? Дух явственно ответил: «Ваш муж в раю, но он очень скорбит, что изменял вам с блондинкой!»

Дама в тюрбане горько вздохнула.

– Самое загадочное, что действительно было! В семьдесят пятом году, когда мы отдыхали в Висбадене. И там на водах попалась русская графиня Людмила Петракова. Мой Карл не устоял. И вправду сказать, очень хороша была. Все мужчины вокруг нее увивались, даже сам эрцгерцог… Но только Карл оказался ловчее других. Я хотела уехать, но простила потом. И вот вдруг тайный голос говорит: «Очень скорбит…» Но ведь никто не знал о блондинке.

Дама в черном посмотрела с интересом на Соколова:

– Это вы, господин, из Парижа? Какой замечательный город, только вы, французы, очень насчет женщин предприимчивые.

Соколов галантно ответил:

– Это, мадам, не порок, но большое достоинство! Истинная красота должна быть вознаграждаема вниманием.

* * *

Появился слуга. Он торжественно провозгласил:

– Милости просим в гостиную!

Соколов вошел в просторную гостиную. Здесь все было приспособлено для сеансов: никакой лишней мебели. Возле круглого стола – десятка полтора венских стульев. Окна плотно зашторены. В углу – большой книжный шкаф старинной работы. Рядом со шкафом маленький столик с трубой, напоминающей граммофонную.

Сыщик внимательно посмотрел на шкаф. Затем подошел к трубе. Задержался возле нее лишь мгновение – не больше! И прошел к ближайшему стулу, опустился на него. Стул весь застонал под могучим телом.

И вот, воздев к потолку обе руки, вошел Блиндер-Шварц. Как опытный актер, умело играя голосом, то понижая его, то повышая, важно заговорил:

– Приятно, что в Дрезден к нам знатные гости приезжают! Сегодня по просьбе нашего французского друга, месье… извиняйте, как зовут? – месье Леблана – мы вызываем дух Наполеона, что французскому сердцу всегда ласкает душу! Двери – на запор! И на веревочку, вот кончик, месье, как вас, Леблан, в ручки себе извольте получить! Чтоб сомнений не возникало. Дамы, господа, взялись за руки. Так, магический круг готов? Сегодня будем узнавать высшие тайны природы. Что относительно Наполеона, так начальник штутгартской полиции господин Крейнхаген, очень хорошо мне знакомый, рассказывал, что недавно Наполеон явился ему во время отдыха в Клейн-Клусмане. Наполеон десять минут задавал вопросы о политике и потом бесследно исчез. Мы надеемся на успех.

Медиум обвел глазами присутствующих:

– Все готово? Эй, Иохим, вы двери прочно закрыли?

За дверями раздался голос молодого человека:

– Так точно, герр Шварц!

– Тушу свет. – Медиум задул оба канделябра. – Круг прочный? Данке шон. О великий и непобедимый маршал Наполеон! Призываем дух твой…

Когда медиум закончил призывы, минуты полторы стояла тишина. Только соседка Соколова – дама в тюрбане – громко сопела. И вдруг из трубы раздался глухой голос:

– Это я, дух великого Наполеона, явился на ваше требование!

Медиум задал несколько пустяковых вопросов. Наполеон складно отвечал, почему-то на немецком языке.

Дамы страстно переживали каждое слово загробного гостя, ахали и обмирали от страха едва ли не каждое мгновение.