Шлагбаум

Дрезден встретил сыщика ночной свежей прохладой, запахом трав и цветов и старательным оглушительным пением соловьев в привокзальном парке. Верный привычкам, Соколов отправился в знакомый ему отель «Континенталь», это в Альштадте – Старом городе.

С нетерпением дожидался утра: хотелось побыстрее встретиться с глазу на глаз с Блиндером-Шварцем.

Но неприятности поджидали его в лице городского прокурора. Сонный господин с длинным цветастым носом в прожилках, говорившим о пристрастии его обладателя к Бахусу, кисло улыбнулся узкой щелкой рта:

– Дать вам санкцию на обыск и арест господина Шварца? Это ваша шутка? Господин Шварц – почтенный бюргер и налогоплательщик. Среди его друзей много высокопоставленных лиц и даже фрейлейн Герда – дочь министра внутренних дел Саксонии. Я не желаю портить отношений с министром. А какой у вас обвинительный материал против господина Шварца? Голословные обвинения?

– Но он организовал кражу редчайшего по стоимости колье! Я приехал, чтобы разоблачить этого вора и афериста. Наверное, хватит морочить добрых граждан.

Прокурор вновь ехидно растянул в подобии улыбки синие полоски губ:

– Конкретно, граф, какие вы обвинения выдвигаете против господина Шварца? Якобы способствовал похищению уникального колье? А кто провел экспертизу этого колье? Вы не допускаете, что это всего лишь красивые стекляшки?

– А деньги? У купца Лапикова и известного поэта Брюсова именно во время сеанса исчезли деньги – целое состояние!

– Кто докажет, что они эти деньги не потеряли, не проиграли в карты, не потратили, извините, на проституток?

Соколов вдруг испытал острую охоту хватить кулачищем по этой яйцеобразной голове. «Следуя прокурорской логике, пусть потом доказывает, что это не сам стукнулся!» – подумал со злостью сыщик, но преодолел в себе «конногвардейскую» привычку. Вместо этого ровным голосом произнес:

– Я ведь не предлагаю этого типа без доказательств бросить в камеру! Но обыск и другие следственные мероприятия провести необходимо.

– Мы с вами ходим по кругу. Если желаете, пусть ваш друг Вейнгарт вызывает его в комиссариат под каким-то предлогом, а там и зададите господину Шварцу интересующие вас вопросы. Извините, я очень занят!

И он надменно выкатил острый подбородок, с миной сожаления развел сухими руками с подкрашенными ногтями на длинных узловатых пальцах.

Соколов, гневно раздувая ноздри, медленно поднялся с обитого розовым бархатом кресла, презрительно растянул резко вырезанные губы:

– Вы, герр прокурор, изволите издеваться надо мной! Какие такие предлоги, какой комиссариат? Детская наивность! Матерого афериста вдруг заест совесть, и он по своей охоте расскажет о своих преступных похождениях? Такого еще не бывало.

Прокурор, видимо, решил проявить непоколебимую твердость духа. Он помотал головой:

– Я вам, господин Соколов, все сказал!

– Но ведь вы, герр прокурор, несете ахинею! Такого подлеца, как Шварц, доказательствами припрешь к стене, так он и тогда, как гад скользкий, вывернется. А вот по плечи в землю вобьешь – тут и повинится!

У прокурора дрябло затряслись щеки, очки в тонкой золотой оправе сползли на красный мясистый нос, тяжело нависший над бледной щелью рта. Он театрально воздел вверх руки, запричитал:

– Ах, эта Россия – несчастье цивилизованной Европы! В этом государстве хватают невинных людей, закапывают живьем в землю, чтобы те оговорили себя. И меня толкают на этот мерзкий путь, меня, который чтит законы, как Святое Писание!

Отбросив в сторону попавшееся под ноги тяжелое кресло, так что оно грохнулось на вощеный паркет, Соколов скорыми широкими шагами покинул кабинет:

– Весьма глупый человек!

Хитрая задача

Соколов пешком отправился в комиссариат к Вейнгарту.

Ему сразу сделались постылыми и скучными чистенькие улицы, газончики с аккуратно стриженной травкой, умильные личики прихожанок и пухлые от постоянного употребления пива физиономии бюргеров, чинно, словно напоказ, выходящих из кирк, и даже старые здания и общественные постройки с претензиями на изысканность архитектурного стиля – «отечественного рококо».

Вейнгарт, выслушав Соколова, расхохотался, обнажив крепкие длинные зубы:

– Прокурор – это всего лишь мелкий пакостник. Он, Аполлинарий, наслышан о вашей известности, вот и рад хоть в чем-то проявить свою власть, сделать гадость. Давайте, граф, выпьем по рюмке шнапса, приличная харчевня рядом, за углом!

За обедом Вейнгарт продолжил:

– Когда я служил еще в прокурорском надзоре, я этому господину неоднократно был вынужден указывать на его юридические оплошности. Прокурор, как всякая бездарность, весьма болезненно воспринимал справедливые замечания. И вот когда вышел из печати мой труд «Уголовная тактика», ныне переведенный на несколько языков, дошло до анекдота: прокурор начал сочинять какие-то пакостные рецензии и анонимно рассылать их по редакциям.

Соколов, поддев вилкой жареные колбаски, задумчиво посмотрел в потолок:

– Что делать? Как обойти препятствие в лице этого ничтожества? Ведь я, признаюсь вам, Альберт, с пустыми руками отсюда не уеду.

Вейнгарт грохнул опустошенной им кружкой пива по столу, весело воскликнул:

– В этом нет сомнений! – И хитрый огонек зажегся в его глазах. – Как говорим мы, немцы, золотая мысль обязательно посетит вашу голову! Преступник не уйдет из сетей.

Соколов, словно шахматист над трудным ходом, напряженно задумался. Потом решительно произнес:

– Безусловно, Альберт, вы правы! Я этому зверю пасть порву.

Вейнгарт удивился:

– Странно выразились вы – «пасть порву»…

Соколов потеплевшим вдруг голосом сказал:

– Это сравнение я привел невольно. На память пришла давняя история, случившаяся в канун Рождества, когда я служил еще в Петербурге. Был я подполковником лейб-гвардейского Преображенского полка, сам государь знал меня и отличал, вероятно, больше за заслуги моего батюшки, члена Государственного совета, нежели за мои собственные.

Как бы то ни было, но я оказался в числе приглашенных на Рождественский бал, который давала августейшая семья в Царском Селе.

Моим спутником был великий князь Андрей Владимирович, красавец-мужчина, любитель костюмированных балов, куражный до безумия.

Должны мы были ехать по железной дороге, да опоздали на последний поезд – в половине шестого.

«Не беда, – говорит великий князь, – до Царского каких-то двадцать две версты, а лошади у меня отличные. По морозцу, под ясной луной – часа не пройдет, долетим с наслаждением!»

Возражаю: «Дорога не велика, но волки шалят, много их нынче развелось. На той неделе фельдъегеря загрызли».

Великий князь хитро щурит глаз, меня подначивает: «Вы, граф, не боитесь ли?»

Спокойно отвечаю: «Только за вас, ваше высочество!»

Разговор этот проходил в апартаментах Андрея Владимировича в Зимнем дворце.

Он дернул за шнурок. Тут же появился камердинер.

Великий князь распорядился: «Пусть Аверкий закладывает тройку. И медвежьи шубы прикажите снести, а то морозец нынче хваткий».

Накинули эти самые шубы мы поверх шинелей, сели в легкие розвальни, и ямщик, коренастый ярославец Аверкий с дремучей бородой, погнал тройку.

Лошади и впрямь хороши, весело дробят крупной рысью по укатанной дороге, только взвивают круп да мечут снежными комьями вверх из-под задних, сверкающих серебром в лунном свете копыт. Студеный ветер туго бьет в лицо, режет глаза, слезу выбивает. Эх, красота!

Так большую часть пути мы пролетели, вдруг Аверкий стал притормаживать, бороду к нам поворачивает: «Ваши высочества, вон у края леска на дороге… стоят», – и кнутовищем показывает.

Луна светит ярко, хорошо в ее свете видать трех матерых волков, спокойно сидящих на дороге и нас поджидающих. Лошади хрипеть начали, понесли каким-то диким галопом вбок, чуть розвальни не перевернули.

Волки тем временем зашевелились, неспешно двинулись нам навстречу. Только сквозной изумрудный, страшно красивый блеск в глазах их светится.

Великий князь в азарт вошел, выпростал из-под медвежьей шубы руку, в ней пистолет. Я шашку оголил, надеюсь, что с ней сподручней будет.

Великий князь кричит: «Гони вовсю!»

Сани между тем бьются из стороны в сторону, мотаются по колее, и Аверкий уже не в силах совладать с совершенно ошалевшими лошадьми.

А волки уже рядом с нами несутся, не отстают, смрадное дыхание их открытых пастей на лицах ощущаем. Один из волков прыгнул было в сани, да спутник мой грохнул ему прямо в морду из пистолета, тот так кубарем и покатился по дороге, ранен или убит – того уже разбирать некогда.

Другого я шашкой по спине полоснул, он на две части и развалился. А вот третий, бежавший слева от саней и выпавший на миг из нашего внимания, прыгнул на великого князя, повалил его, вцепился зубами в грудь, к горлу подбирается.

Признаюсь, что вгорячах я едва не рубанул волка шашкой, да вовремя опомнился: мой спутник и зверь сплелись в едином клубке. Так и великого князя недолго пополам перерубить! Что делать? Вложил шашку в ножны да схватил волка за горло. Про моего деда рассказывали, что он однажды на охоте, когда медведь на него из берлоги вышел, без зарядов остался. Так он медведя руками задушил. Правду сказать, дед покрепче меня был, цепи рвал и ладонью полуторавершковые гвозди в стену вгонял.

Вейнгарт с восторгом внимал Соколову. Он с нетерпением спросил:

– Ну, схватили, граф, волка за шею! А что дальше?

Соколов положил в рот какую-то котлетку, без особого аппетита сжевал ее, вытер салфеткой усы.

– Не желаю, Альберт, ранить ваше национальное чувство, но немецкая кухня против российской никак не устоит. Вот к нам опять приедете, так я вас снова к Егорову свожу. Помните, какие расстегаи там? На всю Россию знаменитые! Да, вы про волка любопытствовали? Придушил его малость, а потом схватил за пасть да порвал ее. У меня его шкура по сей день под роялем лежит. А Рождественский бал был восхитителен: государь, императрица, изысканный ужин, музыка, танцы, юные красавицы в роскошных туалетах…

Вейнгарт с нескрываемым изумлением смотрел на Соколова. Тот вздохнул:

– С той поры и прижилось это выражение – «пасть порвать». Теперь надо порвать пасть этому двуногому хищнику. И кое-что я, кажется, придумал. Мой ход будет простым. И визы прокурора не понадобится.

– Все гениальное просто.

– Согласен! Я попробую попасть к Блиндеру-Шварцу на медиумическое собрание. Вы, Альберт, кстати, бывали на таких сеансах?

Вейнгарт фыркнул:

– Увольте, граф, это место для психопатов!

– Жаль, а то ваш зоркий глаз наверняка бы заметил кое-что замечательное. По рассказам очевидцев я себе составил картину происходящего. И кажется, проник в нехитрые тайны явления духов. Возможно, есть в комнате потайной вход. Хотя в дом проведено электричество, но, весьма вероятно, именно в гостиной медиум отказался от этого блага цивилизации.

– Браво, граф! – Вейнгарт с восхищением хлопнул в ладоши. – Да. Побывавшие на сеансах утверждают, что в гостиной медиум пользуется исключительно свечами.

– Почему не держит электрического света? Ясно, что боится: вдруг кто-то во время сеанса включит его! Бог даст, скоро вырвем у этого змея ядовитое жало.