Все оживленно поднялись из-за стола, враз заговорили, перебивая и не слушая друг друга.
Бальмонт, одной рукой вытирая платком пот со лба, а другой удерживая Брюсова, говорил:
– Ведь один такой сеанс опрокидывает все материалистическое учение! Я всегда верил в загробную жизнь и потусторонний неразгаданный мир. Вы согласны, Валерий Яковлевич?
Брюсов согласно кивнул:
– Безусловно и категорически! Мир наш огромен и пока действительно неразгадан. Но передовая наука…
Вдруг поэт стал лихорадочно шарить по карманам:
– Куда, куда делось?
Бальмонт сочувственно спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Еще как случилось! Я где-то потерял свое портмоне, а там больше трехсот рубликов.
Все повернулись к Брюсову:
– Быть может, дома оставили?
– Отнюдь нет! Я сегодня у владельца «Скорпиона» Полякова получил аванс.
Вдруг медведеподобный купец, облаченный по случаю торжества в новенький фрак, заревел:
– А где мой бумажник? Вот тут, в брючном кармане заднем… Это что же такое? Там деньги лежали, а не какие-то «триста рубликов»! Десять тысяч! Вертеп разврата!
В этот момент истошный крик самой высокой ноты разрезал воздух. Это звезда хватала себя за шею, заглядывала под стол:
– Где мое бриллиантовое колье? Громадных денег стоит! – Она затряслась в рыданиях.
Бас даже испуганно перекрестился:
– Чур-чура! Точно – дьявольщина.
Бальмонт покачал удивленно головой, обратился к Блиндеру:
– Это что же получается, Георгий Александрович? Знаменитый итальянский скульптор по карманам лазит?
Как какой-нибудь Коляна Фартовый с Сухаревского рынка?
Маэстро гордо вскинул подбородок:
– Так будьте известны, что я вас предупреждал: Челлини – субъект необычный. При телесном существовании он обвинялся не только в кражах, а даже и в убийстве! Каждый, извиняюсь, культурный человек это знает!
Купец:
– Грабеж! Полиция!
Бас, убедившись в сохранности собственного портмоне, вновь пришел в веселое расположение духа:
– Браво, браво! Стало быть, родившийся четыреста с лишним лет назад Бенвенуто Челлини мог и убить?
Блиндер поморщился:
– Вы говорите ужасные случаи! Но если хотите спокойней, то надо вызывать дедушку Крылова. Это был в старину такой писатель, так он уже помер. Вот он ведет себя культурно и ничего не позволяет.
Все замолкли, с удивлением слушая слова маэстро. Первым не выдержал бас и раскатился громовым хохотом:
– «Дедушка Крылов»! Ух, не могу! О-хо-хо! «Покойный писатель»! Он уже почти семьдесят лет покойный. Ах, ведет себя на вызовах спокойно! Нет, ста рублей за такое представление не жалко. Всю тысячу отдать можно.
Вдруг Бальмонт поднял руку:
– Минуту тишины, господа! Что вызывают духов – я знал и даже был на медиумическом сеансе у интендантского генерала Лифарева…
Хозяйка спросила:
– Это у которого малолетнего сыночка электричеством насмерть убили?
– У того самого!
– Совершенно ужасное происшествие! Я электричество после такого случая запретила бы вовсе. Или, эти самые, авто. Мой дворник-татарин под колесо попал…
Бальмонт холодно заметил:
– Позвольте, я закончу мысль, Марфа Абрамовна.
– Заканчивай, заканчивай, милый человек! Я ведь это так, к слову прилучилось. Просто ты сам упомянул про электричество.
– Так вот, мы сегодня наблюдали совершенно сверхъестественное и вызывающее полное доверие зрелище.
Бас хохотнул:
– Какое же зрелище – в темноте! Это не синема.
– Пусть по-вашему, уважаемый артист, не зрелище, а явление. Но при всем уважении к Бенвенуто Челлини следует заявить: пропажа предметов материальной культуры несомненна. Мы должны ответить на два вопроса. Первый: мог ли посторонний войти сюда?
Присутствующие начали шумно обсуждать этот вопрос, а купец, у которого пропал «капитал», заявил:
– Мы ведь не дураки какие, тоже понятие имеем. Духу мои тыщи – как мертвому кадило, не помогут. Или, сказать, дамочкины бриллианты – на себя не наденет, потому как надевать не на что: нет выи. Но посторонним здеся невозможно было находиться. Дверь на запоре – я только что самолично дергал, да у вас, знаменитый бас, шнурок от двери на руку надет. Так что никто посторонний войти возможности не имел.
Бальмонт воскликнул:
– Вот оно, это я и спрашивал! Стены задрапированы, двери на надежном запоре. Рук никто не разжимал? Стало быть, посторонних во время сеанса не было! И со всех сторон застрахованы от злого умысла.
Брюсов ехидно бросил:
– Были не посторонние – были потусторонние!
– Остается допустить, что именно дух флорентийца покусился – вроде шутки, у него характер всегда был легкий, игривый! – забрать наши ценности, – сказал Бальмонт. – Вот мы ответили на два моих вопроса: первое – посторонних не было, второе – кроме духа, никто предметы забрать не мог.
Пострадавший купец укоризненно сказал:
– Игривый он или нет, а вот если не вернет, то – большой безобразник и следует вызвать городового и составить протокольчик-с!
Тем временем желающие продолжали осматривать гостиную – все кадушки с фикусами, простучали стены. Все было прочно, оставалось верить, что произошло чудо.
Открыли двери, выпили шампанского.
Вскоре явился городовой. Долго таращил глаза, крутил усищи – не мог понять, чего от него хотят важные господа.
Затем городовой тщательно осмотрел помещение: ничего подозрительного, как и ценностей, обнаружено не было. Что и было записано в протоколе, после чего все разъехались: кто в театры, кто на преферанс, кто в рестораны и трактиры. Обычное московское житье!
Лишь синематографическая звезда в сопровождении Бальмонта отправилась в Большой Гнездниковский, где сделала заявление в сыскную полицию.
Утром это заявление легло на стол Соколова. Он гаркнул:
– Почему еще ночью мер не приняли? Быстро в «Метрополь»! Только вряд ли Блиндер ждет нас.
И как всегда, великий сыщик оказался прав.
Прислуга доложила:
– Постоялец люкса еще после полуночи выбывши! Со всем своим багажом. И очень торопившись, видать, на поезд поспеть желавши.
Соколов приказал:
– На всякий случай предупредите ювелиров насчет колье!
Прошло несколько дней. Но пятидесятитысячное колье никто ювелирам на продажу не приносил. Только синематографическая звезда навестила два раза Соколова и со слезами умоляла:
– Я готова встать перед вами на колени: только вы один способны отыскать мое колье, помогите!