В Граеве было темно и печально. В воздухе висела промозглая мга, пахло болотом, дымом кизяка и еще черт знает какой дрянью. Из вагона сыщики вышли порознь. Еще загодя Соколов предупредил:
– Адрес этого Луканова у тебя есть. Если завтра утром я не приду в генеральский дом, то бери жандармов из таможни, арестовывайте Луканова и ищите мой труп.
Жеребцов испуганно перекрестился:
– Господь с вами, Аполлинарий Николаевич!
Соколов спокойно молвил:
– Служба у нас такая! Мое дело – дать тебе указания, на всякий случай. Луканов – штучка не шибко простая. Если он действительно корыстный убийца, я сделаю все возможное, чтобы его спровоцировать. По обычному каналу ему сообщили, что я к нему иду, и он знает, что меня следует перевести через границу.
– Но возможно, что Луканов не имеет отношения к исчезновению агентов?
– Вот это мне и предстоит выяснить! Не виновен? Тогда будем искать причины исчезновения агентов в другом месте – пройдем всю цепочку.
Жеребцов, всегда гордившийся дружбой с гением сыска, с довольной улыбкой произнес:
– Это дело нашей чести! – И уже раз в пятый просительно сказал: – Аполлинарий Николаевич, позвольте мне пойти к Луканову – или одному, или вместе с вами? А?
В голосе Соколова прозвучала досада:
– Хватит канючить, Коля! Вдвоем идти бессмысленно. Если Луканов действительно причастен к исчезновению людей, тогда он побоится раскрыться. А пустить тебя одного – прости, нельзя. Это дело не только рискованное, но и ответственное. Твое место – в арьергарде. – И, переменив вдруг серьезный тон на шутливый, добавил: – Любопытное совпадение: в Тайной палате времен Петра Великого своим зверством отличался палач по фамилии Луканов. Этот не потомок ли? – И совсем уже весело рассмеялся.
Теперь, когда все было решено и взвешено, Соколов решительным шагом направился на окраину городка. Сверху сыпал мелкий дождь. Где-то в березняке жалобно блеяла овца – видать, заблудилась. В окошках слабо дрожал свет керосиновых ламп. Сладко пахло парным молоком и навозом.
Еще в Москве по графическому плану Соколов прочно затвердил свой маршрут. Шел он довольно споро, хотя дорожка раскисла и ноги в изящных штиблетах от фирмы «Скороход» порой скользили.
Сыщик быстро нашел старый, но крепкий двухэтажный дом, скрывавшийся за высоким забором.
На звон колокольца вышел широкоплечий старик лет пятидесяти с остатками волос, гладко зачесанными назад. Небольшие серые глаза смотрели настороженно. Узнав, кто гость, растянул большой брыластый рот в улыбке:
– Проходите, господин хороший! Мне сообщили о вашем прибытии.
Земля вокруг бревенчатого дома густо поросла деревьями и кустарником орешника. Соколов отчетливо услыхал вдруг свиное хрюканье.
– Свинок держу, – угодливо обнажил в улыбке желтые зубы Луканов. – Смею заметить, мои окорока самые знаменитые. Покупают охотно обыватели. Даже прозвали Мясником. Желаете в свинарник заглянуть? Экземпляры, доложу, выдающиеся.
Почувствовав приход незнакомца, громадные животные с небывалым остервенением стали бросаться на ограждение, злобно сопя.
– Это не свиньи – тигры натуральные, – покачал головой Соколов.
– Харáктерные животные. Перекусим, чайком побалуемся – с медом. На свинину тут с местным пасечником меняюсь. Немного отдохнем, а перед рассветом пойдем «зеленую торить».
Соколов оказался в комнате, заставленной геранью, фикусами. Луканов поставил на спиртовку чайник, толстыми ломтями нарезал вареную свинину. Как бы невзначай спросил:
– Мне бы двести марок на рубли поменять! Вам все равно на той стороне менять придется…
– Охотно, – произнес Соколов и достал бумажник, пухло набитый ассигнациями. – Может, больше? Деньги для уплаты агентам у меня.
Глаза Луканова алчно загорелись.
– Будя, пожалуй! Да вы, как вас там величать, чаек пейте, кишочки грейте. Хи-хи!
Соколов поднес к губам чашку и вдруг ощутил знакомый кисловато-горьковатый запах. Сразу подумал: «Да ведь это тот самый некрофин – сильное снотворное, что княжна отцу своему давала! Луканов хочет усыпить меня. Но нет, бестия, я тебя перехитрю!»
– А вина или ликера рюмку найдете?
– Обязательно! – И пока Луканов повернулся к буфету, Соколов выплеснул чай в горшок с кактусом.
…Вскоре сыщик устало потянулся:
– Что-то спать захотелось, заморился, как почтовая лошадь. Где моя комната?
Луканов радостно засуетился:
– Крепкий сон – залог здоровья! Вот в эту дверку, кладитесь на постельку.
Соколов грузно упал на металлическую кровать, и та вся заходила под его могучим телом. И почти сразу громко захрапел.
Луканов, искривив рот дьявольской улыбкой, затворил за собой дверь.
Соколов слышал, как кровь гулко приливает к его вискам. Он уже четко понимал, что произойдет дальше, но не знал как и когда. Минуты бежали, а хозяин не появлялся. Где-то снизу негромко хрюкали свиньи, да в соседней комнате под ногами Луканова скрипели доски. Сыщик с ужасом почувствовал, как на него мягкими, теплыми волнами накатывает сон. «Господи, что такое? Не годится так, нельзя спать, – подумал Соколов. – Однажды, когда раскручивал дело Эльзы Бланк, убивавшей мужчин, я не совладал со сном – это было в „Большой Московской гостинице“. Но тогда Бог меня миловал. Может, подняться на ноги, чуть подвигаться? Сон сразу бы прошел. Увы, нельзя, все дело могу испортить. Но притворяться, что сплю, а самому бодрствовать? Эх, спать, спать хочется…»
Вдруг в слабом свете луны, проникавшем в окно сквозь занавески, Соколов увидал, как хорошо смазанная дверь бесшумно открылась. На пороге стояла фигура – это был Луканов. В руках он держал большую подушку.
Соколов, от которого сонливость моментально отлетела, стал усиленней храпеть, подпуская тонкий подсвист.
Послушав спящего, Луканов осторожно приблизился к кровати. Вдруг он резво навалился на спящего. Но Соколов ударом ноги опередил его, вскочил и еще добавил раз по челюсти – теперь своим громадным кулачищем.
Злоумышленник, бездыханный, грохнулся лицом в пол.
Соколов достал из кармана моток загодя приготовленной шелковой бечевки, скрутил руки Луканову за спиной и пошел вниз искать лампу. Она, с горящим фитилем, стояла на обеденном столе. Когда сыщик вернулся, Луканов, злобно скрипя зубами, пытался освободиться от пут. Соколов, усмехнувшись, ласково сказал:
– Лежи, Мясник! Сейчас тебя убивать буду, долго и больно.
Луканов вспомнил свои гражданские права:
– Нет такого закона – без суда и следствия! За что убивать?
Соколов вдруг с самым свирепым видом рыкнул:
– Одно тебя спасет: говори, куда трупы дел?
Неожиданно для сыщика, перепуганный до заикания, Луканов сразу же признался:
– Скажу, т-только н-не убивайте! Я их свинкам отдавал.
– А кости где лежат?
– Возле ограды, в старый колодец бросал.
– И чисто обгладывали?
– Чего обгладывали?
– Ну, свинки твои – трупы?
Луканов с нотками гордости сообщил:
– Начисто! Один шкилет оставляли – коли можно было, так я их в анатомический кабинет в какой-нибудь за недорого продал бы.
Соколов с горькой иронией поддакнул:
– Да, большой прибыток тебе был бы. Пошли к колодцу, где кости лежат. Вставай!
Луканов застонал:
– Ой, веревка треклятая, до кости врезалась! Ослобоните малость.
Соколов подумал: «Пожалуй, его надо будет в колодец опускать за костями. Вряд ли сбежать сумеет, авось пригляжу за ним внимательней!»
Он развязал веревку и скомандовал:
– Веди к колодцу! И не дури – стреляю без предупреждения и без промаха.
Они вышли в темный двор. Соколов левой рукой держал лампу, правой схватил за шиворот Луканова. Тот спокойно двинулся в угол двора, но вдруг крутанулся вокруг своей оси – старый воровской способ освободиться – и рванулся в заросли кустов. Соколов ринулся за ним, но зацепился ногой за какой-то пень, грохнулся на землю, заорал:
– Стой, паразит, застрелю! – На ходу он выхватил из кобуры револьвер и пальнул вверх.
Знавший местность как свои пять пальцев, Луканов, с треском ломая кусты и ветви, уходил от погони. Вдруг, к великому удивлению Соколова, раздался истошный крик беглеца:
– Ай, больно!
И веселый голос Жеребцова разрезал воздух:
– Стыдно, дядя, бегать от старших по званию!
Когда Соколов прибежал на голоса, он увидал Жеребцова с генералом Обуховым и двумя жандармами. Луканов лежал на земле. Жеребцов извиняющимся голосом произнес:
– Простите, Аполлинарий Николаевич, вопреки вашему запрету, решили подежурить здесь.
– И не зря, – было согласился Соколов, но тут же, напуская суровый вид, произнес: – Дитя природы, за нарушение приказа будешь наказан!