Жандармские секреты

Курлов и Соколов направились в зимний сад. Шеф жандармов сказал:

– Если то, что рассказывают о вас, Аполлинарий Николаевич, хотя бы на треть верно, то вы рождены для политического сыска. Почему бы вам не перейти в наше ведомство?

– Милый Павел Григорьевич! У вас служат ради чинов, наград, денег, а меня ничего из этого не интересует. Я… свободный художник в своем деле. Да и чувствую личную острую неприязнь к убийцам и маньякам. Вот и охочусь за ними.

Курлов живо подхватил:

– Прекрасно! У меня есть одна задачка, которую мы разрешить сами не умеем. Вы мне можете посвятить несколько минут?

Соколов согласно кивнул:

– Обожаю задачки из криминальной математики! – И он широко улыбнулся.

– История сложная, запутанная, я изложу лишь самое необходимое, довольно схематично. Все началось с разоблачения осведомителя «всех времен» Евно Азефа. Негодяй Бурцев сделал это в исключительный вред империи. Если, не приведи господи, когда-нибудь у нас произойдет революция, то этот горе-правдолюбец должен знать: именно он ее значительно ускорил.

– А что, разве в среде революционеров стало меньше доносчиков?

– Доносчиков мы имеем столько, сколько позволяет наш бюджет: все они поголовно продажны. Уже это говорит о том, что никаких возвышенных идей «за социальную справедливость» у них нет. Но несколько сотен рядовых осведомителей не могут заменить единственного, находящегося в партийной верхушке.

– Конспирация в революционной среде значительно осложняет раскрытие их преступлений, – согласился Соколов.

– Нам повезло: по доносу в 1908 году мы арестовали в Саратове руководителя крупнейшей в империи динамитной лаборатории, бывшего учителя Петрова-Воскресенского. Понимая, что за его кровавые делишки грозит веревка, этот самый «педагог» предложил нам свои услуги. Он клялся и божился, что понял «ошибочность прежних своих верований в спасительность террора», обстоятельно рассказал о явках и запланированных убийствах.

– И этот Петров действительно многое знал?

– Да, именно, очень многое, почти все. Дело в том, что он был близок к самому Савинкову, пока тот не соблазнил жену педагога, и они рассорились. Петров, почувствовав веревку на шее, предложил свои услуги Герасимову. И ненависть к Савинкову возбуждала желание насолить его партии.

– И тот устроил Петрову исчезновение из тюрьмы?

– Да, для начала поместил якобы на исследование в психолечебницу Сербского, а оттуда только ленивый не сбежит. Петров, казалось, стал кладом для Герасимова. Эсер многое выложил ему, помог разоблачить группы Гофштейн, Каца и Бледногубова. И еще настоятельно рекомендовал некоего типа – Панкрата Луканова, присяжного стряпчего, отсидевшего в тюрьме два с половиной года за составление каких-то подложных документов. Этот Луканов был родом из Граева – местечка на границе с Пруссией, в Ломжинской губернии. В молодости этот стряпчий промышлял там контрабандой, теперь умерли его родители, оставили дом. Вот он и выразил «горячее желание содействовать законной власти» – за мзду, понятно. Петров отправился в Париж в объятия Савинкова, Авксентьева и Чернова – главарей эсеров. С его совета они торят «зеленую тропу» в Граеве.

– И Луканов хорошо «содействовал»?

– Еще как! Герасимов через этих двух агентов начал получать массу важнейших сведений о террористах. Успех вскружил ему голову. В своих честолюбивых мечтах он высоко занесся, решил, что ждет его пост товарища министра внутренних дел. Но государь был недоволен тем, что террористы чувствуют себя в империи вольготно. Он понизил Герасимова, дал ему почти декоративную должность генерала для поручений при министре внутренних дел. Тот откровенно оскорбился… А далее началось такое, во что разум отказывается верить.

Курлов подозвал лакея, выпил шампанского и продолжил:

– Герасимов решил физически устранить «обидчика». А им был я, ибо получил от государя то, на что претендовал Герасимов. Как, Аполлинарий Николаевич, вы думаете, что предпринял этот «слуга престола»? Он вызвал из Парижа Петрова и поручил ему убить меня. Взамен обещал «безнаказанность и много денег». Петров уперся: «Не могу!» Тогда бывший шеф охранки пригрозил: «В таком случае я предоставлю доказательства эсерам, что ты – предатель, а они на расправу скоры!»

– И что же Петров? – От удивления у Соколова поползла вверх бровь.

– Прибежал к полковнику Карпову – начальнику охранного отделения Петербурга и все ему рассказал.

Дело дошло до Столыпина, тот возмущенно потребовал: «Если и впрямь Герасимов виновен, следует разоблачить его и предать суду!» С этой целью Петрову сняли конспиративную квартиру. Сюда он должен был пригласить Герасимова и продолжить переговоры о моем убийстве. Соседнюю комнату нарочно оборудовали для подслушивания. Петров жил в этой квартире, как дома. И поскольку у него сохранялась патологическая страсть к деланию бомб, то он и продолжал развлекаться этим. Чтобы обсудить последние детали разоблачения Герасимова, к Петрову заглянул полковник Карпов. Именно во время этого несчастного визита бомба и рванула. Карпова разнесло на куски, Петрова лишь оглушило.

– Вы полагаете, что Петров нарочно убил полковника?

– Не я – суд, который приговорил мещанина Петрова-Воскресенского к смертной казни через повешение.

– Но зачем было рвать полковника бомбой, да еще рисковать самому? – продолжал сомневаться Соколов. – Ведь проще было стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым, а самому скрыться.

Курлов сморщил лоб:

– Наверное, граф, вы правы. Но дело не в этом Петрове – он лишь штрих в той кровавой картине, которая проявилась в результате сей истории. Речь идет о Луканове. Еще до убийства Карпова, но после нанесения «обиды» Герасимову в Граеве вдруг стали исчезать нелегалы. Из двадцати семи человек пятнадцать, работавших под нашим контролем, бесследно пропали. – Курлов в недоумении развел руками. – Мы вызывали Луканова сюда, устраивали ему проверки – все тщетно. А лучшие люди растворились, как туман на солнце.

– А что говорит сам Луканов?

– Утверждает, что всех благополучно провел через границу, а куда они делись – ни сном ни духом не ведает. «Я, – говорит, – работник честный, что всю жизнь мне начальство приказывает, то все безукоснительно исполняю – без всяких рассуждений. Мне вникать по должности не положено. Я обо всем вам самые точные сведения сообщаю!» Он ведь деньги гребет с обеих сторон – и от охранки, и от эсеров. А деньги для этого дяди – главное в жизни. За них он мать родную зарезал бы, если б предложили.

В зале заиграл оркестр знаменитого Гречанинова – начинались танцы. Под звуки полонеза двое в штатском, но с военной выправкой заканчивали содержательную беседу. Курлов сказал:

– Луканов – ценнейший агент. Сведения, которые от него поступают, помогли благополучно пройти путешествию государя в Полтаву, Крым и Италию. Очень прошу вас, Аполлинарий Николаевич, в этой истории разобраться. Почти уверен, что здесь с какого-то бока замешан Герасимов. Может, он задался целью разрушить нелегальную сеть? Этакая страшная месть! И делает это через Луканова, который выдает агентов эсерам, а те их потихоньку, без шума, убирают. Герасимов вполне мог оплатить эту услугу Луканову.

Соколов произнес:

– Я займусь этой историей. Однако сейчас, Павел Григорьевич, я себя веду по отношению к Марии Егоровне, которая обещала мне танцы, крайне неучтиво. Давайте в нашей занимательной беседе сделаем небольшой перерыв, тем более что виновница нынешнего торжества заметила наше уединение и спешит сюда.