Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Как помнит читатель, Соколов после дела об убийстве Марии Грачевой был отстранен от служебной деятельности на два месяца. Он наслаждался одиночеством в своем мытищинском доме, жадно вдыхал смолистый запах хвои, читал в первых изданиях оды Державина и «Эклоги» Сумарокова. Вечерами садился за шахматную доску со сторожем Буней. Неожиданно старый медвежатник, бравший в свое время многие сейфы России и Западной Европы, оказался способным шахматистом, а рассказчиком он и вовсе был великолепным.
Соколов спрашивал:
– Ну, Буня, признайся: скучаешь по прежней веселой жизни?
– Что значит «скучаю»? – вздыхал старый Буня. – Мы все желаем золотые реки и карманы, полные гелда. А получается иначе… Я, Аполлинарий Николаевич, теперь твердо знаю: лучше маленькая рыбка на сковородке, чем большой таракан за пазухой. Нет, не скучаю…
Зато Соколов после двух недель отлучки от дел начал скучать. Нет, это чувство не было скукой в обычном понимании, скорее, это было беспокойством: «Как они там без меня! Какой шушеры сейчас в Москву только не нанесло! Прежде убийства раз в год случались, а нынче чуть не каждую неделю! Это государь виноват с его фальшивыми идеями о либерализме, развел демократию… Свобода должна быть для честных граждан, а не для убийц и подонков!»
…Он шел по широкой, покрытой толстым рыжим ковром хвои аллее. Желтый, спокойный и сухой свет все выше подымавшегося солнца озарял голубой простор между высоченных елей. Вдруг чуткого уха коснулся знакомый звук: «Тр-тр-тх!» Калитка отворилась, и в очках-луковицах на лбу появился Галкин – пропыленный, белозубо улыбающийся:
– Аполлинарий Николаевич, Кошко просит прибыть – срочно!
…Взлетая на ухабах, из которых преимущественно состояли во все времена российские дороги, «рено» понесся к Москве.
Едва прибыв на место происшествия, Соколов приказал:
– С задержанных наручники снять!
Старик размял затекшие руки:
– Наконец хороший начальник разберется! А то безвинных мучают…
– Безвинный человек, покажи, как варшавские ребята твой дом покинули. – Соколов пронзал старика леденящим взглядом.
– Вышли отселя, где стоим, с крыльца. Прямиком – к дальним воротам, мимо блоков этих, фундаментных. Ох, черт, отправлять заказчику давно пора! Я им задвижку на воротных дверях отодвинул…
– Покажи!
Старик кряхтел, сопел, чертыхался – заржавевшая от долгого неупотребления задвижка не поддалась. Соколов напрягся, задвижку сдвинул, со скрипом растворил дверь. Удивился:
– А ведь варшавяне и не люди вовсе были – ангелы! Здесь толстый слой нетронутой кирпичной пыли. Стало быть, улетели на небо. Молчишь, убийца? Где трупы, говори быстро! В какие плиты замуровал? То-то собака дальше этих изделий бетонных не пошла. Ну? А то самого замурую!
Старик ехидно улыбнулся:
– А ты, раз такой умный, найди! Их тут, плит этих самых, тридцать семь. Зубило не берет. Что зубило? Снаряд не разбивает! Начинай…
Соколов приказал Ирошникову:
– Скажи железнодорожникам, чтобы плиты взвесили на грузовых весах.
Плиты на вагонетках отправили на станцию – в двух шагах, – и там выяснилось, что все они весят по две целых и четыре десятых тонны. И лишь три плиты были легче на сто – сто десять килограммов.
– Удельный вес бетона в три целых и четыре десятых тяжелее человеческого тела, – объяснил сыщикам умный Ирошников. – Как раз – три трупа.
– Докажи! – злобно зашипел старик.
– С удовольствием! – улыбнулся Соколов. – Ты, дед, когда эту славную блатную молодежь бетонировал, был уверен, что они в своих гробах будут лежать до второго пришествия. Ошибся! Поднимай плиту…
На лебедке подняли плиту аршин на пятнадцать от земли, на которой лежали штабелем рельсы. Собравшаяся толпа дачников, железнодорожников и прочих любопытных затаила дыхание. Когда освободили стопор, плита, к восторгу зрителей, грохнулась вниз, стеклянными брызгами разлетелась от удара о рельсы.
Любопытные ахнули: из плиты вывалился облепленный кусочками бетона человек в белом жилете и в белом широком галстуке.
Вслед за Нагелем таким же образом извлекли из плит трупы Ювелира и Шила.
В Петербург полетела телеграмма Яфимовича на имя Столыпина: «Банда расхитителей рассыпного золота и убийц разоблачена».
Старик Виноградов на суде признался, что в первый раз он продал Шило-Керзнеру настоящее золото, которое сам приобрел у незнакомого человека совсем дешево. Но во время сделки ему пришла дьявольская мысль заманить Шило в дом под видом продажи большой партии золота, самого убить, деньги забрать. Благо, труп было куда спрятать. Едва варшавяне появились в доме старика, тот подмешал им в водку только что появившееся в продаже новое снотворное – кодеонал. Гости впали в крепкий сон.
Еще живыми их втащили в бетонный цех, разместили в форме, обложили арматурой и залили раствором быстро твердеющего цемента. «Эх, жаль не успели плиты отправить заказчику, – сокрушался старик Виноградов. – Тогда бы ни в жисть не отыскать!»
Он был вновь отправлен на каторгу – на девять лет. По четыре года получили его сыновья. Узнав о приговоре, Буня воскликнул:
– А что я говорил? Ведь и впрямь лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.
…Старая истина: все наши поступки – хорошие или плохие – находят отзвук в этом мире.
Прошло чуть более десятилетия. В начале 1920-х годов Москва была потрясена ужасными преступлениями Петрова-Комарова. Обещая продать лошадь, он завлекал покупателей к себе домой на Шаболовку. Бывший красный командир убил здесь двадцать девять человек (по другим сведениям – тридцать). Впрочем, об этом я писал в своей «Кровавой плахе».
На суде Петров-Комаров признался, что впервые мысль о подобных преступлениях пришла в его шальную голову, когда он читал отчеты о судебном процессе над семьей Виноградовых.
Войти с помощью соц. сетей: