Луша не смела перечить родительской воле. Смотрины прошли гладко, настал сговор. Дом Серовых был полон гостей. Луша сидела на бархатной козетке в чайной комнате. Она была в новом гарусном платье с красивой отделкой, в белых шелковых чулках и новых полусапожках с медными пряжками. На плечи она накинула светлый шелковый платок с червчатыми цветами. Под платьем легко угадывалась тонкая талия и хорошо развитые груди.
Невесту оставили наедине с женихом. Прокофий, то и дело оправляя пикейный жилет, с чувством рассуждал:
– Я в мыслях одно содержу: как бы скорее от своего родителя на свободу выйти. Он мне своим воспитанием тута сидит. – Жених выразительно постучал себя по шее. – И жучит, и жучит – хоть в петлю! А ежели как теперь – свадьба, так это не в пример лучше.
– А почему, Прокофий Григорьевич, ваш батюшка ругается?
– Характерный он такой! Скажем, на прошлой неделе мы со своим приятелем Гордеем, что счетоводом прежде служил на отцовской фабрике, малость погуляли в трактире и, как положено, стекло били и разную посуду. Составили протокол и папашу вызвали, а он меня по морде лица учить начал. Я уже не маленький! Срам, как нонче старики вести себя не умеют.
Вошел старший официант Влас. Из проема дверей угодливо наклонился:
– Мозельского желаете?
Прокофий кисло сморщился:
– Я об этот час завсегда шампанского предпочитаю. Принеси, братец, да поживее. – И к Луше: – А позвольте вас об любви спросить? Что это я слыхал такое, будто инженер Тихонов с фабрики вашего батюшки на вас виды имеет, Лукерья Васильевна? Мне, как законному жениху и имеющему права, такое весьма обидно.
– На чужой роток не накинешь платок. Он дарит мне книги. Вот, к примеру, «Листопад» господина Бунина. Так в этом дурного нет. – Луша подняла на Прокофия ясные глаза. Лицо ее дышало свежестью и непорочностью.
Прокофий строго, тоном своего отца, произнес:
– Мне такое все равно неприятно! После свадьбы попрошу все его книги выбросить. Если понадобятся, купим новые.
Вновь вошел официант. На этот раз с шампанским.
– Родители просят в залу пожаловать. Все гости в сборе.
Свадьбу назначили на Воздвиженье. К десяти утра церковь Андрея Стратилата, построенная еще в 1675 году, была полна народу. Уже собрались все поезжане и жених, и Григорий Данилович прохаживался нетерпеливо, то и дело справляясь:
– Ну, едут? Небось на голове завивку делают, а тута народ перемогается. Священник отец Борис и хор заждались. Эй, Гордей, сгоняй-ка быстро к Серовым, что-то задерживают. Скажи, что все истомились.
Гордей сел на пролетку и укатил. Вскоре он вернулся сконфуженный:
– Дело такое, что… невеста, видать, сбежала. Вместе с инженером Тихоновым. Их вместе не видно. Весь дом спозаранок, сказывают, обыскали.
– Ну, папаша, вы мне особенное удовольствие предоставили, – обиделся Прокофий. – Срам-то какой! Из-под венца побег устроила…
Григорий Данилович, налившись кровью, плюнул с досады:
– Тьфу! Ну и оказия. А ты, сыночек, помолчал бы. От хорошего кавалера ни одна дура не сбежит. Я ведь знаю, какие ты каранболи на Москве откалывал, мальчишник, вишь, справлял. Придем домой, я тебе порты спущу, по заднице побеспокою. Ох, Господи, оконфузили мои седины!
Гости потихоньку расходились, а Григорий Данилович сказал сыну:
– Поехали, Прокоша, к невесте в дом, выясним, что стряслось.
– Нет уж, увольте! – дерзко заявил тот. – У меня все чувства оскорблены, я ихний порог отныне не переступлю. Потому как обидно.
Григорий Данилович вздохнул и отправился один.
В доме Серовых была суматоха. Прислуга, гости, родственники высказывали самые различные предположения и постоянно посылали слуг:
– На дорогу посмотри, не идет ли? Что ж это она, Лукерья, так всех оконфузила.
Василий Трифонович и супруга его Прасковья Власьевна, одетая в праздничное цветастое платье и в белом платочке на голове, лили слезы. Кто-то из соседей рассказывал, что ночью будто видел, как инженер и Лукерья, взявшись за руки, шли к Москве-реке.
И впрямь, официант Влас, вместе с другими ходивший отыскивать беглянку, торжественно внес в гостиную ее светлый шелковый платок с красными цветами:
– Нашел возле причала, на земле валялся. И лодка наша пропала. Видать, поплыли на ней на другой берег. Теперь их в городе искать надо.
Григорий Данилович укоризненно покачал седой головой:
– Не ожидал я такого безобразия! Извиняйте, что побеспокоил вас. Поищем невесту в другом месте, где их крепко соблюдают.
Дали знать в полицейский участок. Надзиратель сыскной полиции Анатолий Мишин, серьезный, крепкий в плечах человек, долго расспрашивал домочадцев невесты. Справился он и про инженера Тихонова, где и какие родственники у него живут. Направил по адресам агентов. Осмотрел местность. На другой день к полудню нашли лодку Серовых – вниз по течению чуть не до храма во имя Христа Спасителя дошла.
Три или четыре дня бился надзиратель Мишин – на след беглецов напасть не удалось. Тогда дали газетные объявления: «Всякого, кто имеет сведения о таких-то, просят сообщить за приличное вознаграждение». Откликов не было.
– Воспитывать надо было строже! – так говорили на селе.
И вот тогда-то Василий Трифонович, наслышавшийся про знаменитого сыщика Соколова, наведался к нему: «Помогите!»
В тот же вечер Соколов прибыл в село. При нем находился Жеребцов. Они поселились в доме старосты. И негласно сюда же приехали под видом дачников отец и сын Гусаковы – надежная помощь сыщику.