Эпилог

Эмигрантская газета «Последние новости», выходившая в Париже под редакцией П. Н. Милюкова, 17 апреля 1925 года опубликовала сенсационную заметку. В ней сообщалось, что убийца Григория Распутина Феликс Юсупов сумел обмануть большевистских таможенников. Замазав пустяковыми пейзажами две великолепные картины Рембрандта, он вывез их за рубеж. Привычка к широкой жизни заставила его заложить эти картины за полмиллиона долларов американскому миллионеру Уайндеру. Когда Юсупов захотел долг отдать, американец отказался вернуть залог. Газета сообщила, что одна из картин – «Дама со страусовым пером».

Счастливей могла быть судьба пушкинского автографа «На холмах Грузии». В 1970-х годах его за гроши купил в какой-то парижской лавчонке известный тамошний антикварий Александр Полонский. Фотокопию он передал в Пушкинский Дом. Автору этих строк говорил, что намерен передать и сам оригинал. Но внезапная смерть Полонского весной 1991 года помешала это сделать.

Что касается подносного экземпляра «Лирических сочинений» Василия Капниста, некогда принадлежавшего Александру Благословенному, то недавно я видел его в одном частном собрании. Книги всегда переживают своих владельцев, и это очень хорошо.

Багаж

В предрассветный час ночная стража Кремля завершала обход. Вдруг один из стражников тревожно произнес: «Смотрите, двери в Оружейную почему-то приоткрыты!..» Освещая путь электрическими фонарями, стражники вошли в вестибюль. Их взору предстала страшная картина: раскидав руки, на полу лежал сторож Огнев. Его лицо закостенело в смертном оскале, из груди торчала рукоять кинжала.

Потеря

Древняя людная Москва пробуждалась в солнечных бликах золотых маковок полутысячи церквей, в движении тяжело груженных ломовых розвальней, невероятной красоте старинных домишек, в громе и звоне конок, в деловито растворяемых лабазах и лавчонках, в улыбчивых, счастливых лицах горожан, уже наполнявших улицы и переулки.

И лишь за лубочно красивой стеной Кремля, в полной света и чарующей глаз архитектурными пропорциями Оружейной палате, сооруженной державной волей великого императора Николая I, сыщики столкнулись с гнусным деянием преступных рук.

В Бронной зале, расположенной на втором этаже, была раскорежена витрина. Злоумышленник сорвал внутренний запор и похитил ерихонскую шапку Александра Невского. Из лежавшей рядом пояснительной таблички явствовало, что она украшена более чем пятьюстами драгоценными камнями и что на нее только золота пошло более полутора фунтов (фунт – 409,5 грамма).

Находки

Сыщики, как обычно, работали не спешно, но споро. И лишь Соколов, скрестив на могучей груди руки, наблюдал как бы со стороны, медленно прохаживаясь мимо алебард, мечей, шлемов и кольчуг. Этот фон очень шел ему, словно знаменитый сыщик был рожден для ратных рыцарских подвигов. В мягком кресле, где обычно сидит смотритель, находился убитый горем хранитель Оружейной палаты Арсеньев.

Соколов вдруг наклонился и из-под портьеры извлек носовой платок. На нем было вышито «А. П.». Сыщик обратился к хранителю:

– Георгий Васильевич, уборщики могли не заметить эту штучку?

– Нет, они тщательно убирают – сразу же после закрытия.

Через зал, широко и размашисто вышагивая, спешил Жеребцов. Сияя улыбкой, он произнес:

– Аполлинарий Николаевич, пуговка! Поднял в луже крови. Протер, смотрите, вся светится – перламутровая! Похоже, пиджачная.

Соколов заинтересовался, но откликнулся ворчливо:

– Ты, Николай, догадливый. А я-то думал – от исподнего. Эй, Ирошников! – крикнул он своим обычным, то есть громовым, голосом: – Сними-ка, братец, витринное стекло, под которым лежала похищенная шапка. Невооруженным глазом видно, что оно заляпано пальцами. У себя в лаборатории обработаешь фтористо-водородной кислотой – может, найдешь интересные пальчики.

Доктор Павловский, ширококостный, приземистый человек, вытирая салфеткой руки, подошел к Соколову:

– Кинжал старинной работы вошел точно в сердце – профессиональный удар. На груди и руках убитого есть порезы – оказывал сопротивление. Смерть наступила где-то между двумя и четырьмя часами ночи.

Загадка «А. П.»

Уже к обеденному часу кое-что прояснилось. Жеребцов начал объезд пуговичных фабрик. На «Геркулесе» ему сообщили, что именно они три недели назад начали выпускать эти новомодные пуговицы – перламутровые.

– Всего было продано шесть дюжин, – сказал директор, заглянув в потрепанную конторскую книгу. – Купили из портновских мастерских Шульца, Кутина и Фадина. Адреса дать?

Михаил Матвеевич Фадин, владелец мастерской по Николо-Ямской в доме номер 88, невысокий человек с усталым добрым лицом и резиновой лентой «сантиметра» через плечо, заявил:

– С такими пуговицами мы пока лишь один заказ выполнили – пришили на костюм статского советника Александра Пузано. Он доктор, но с некоторых пор малость того, рехнулся. Живет на Моховой, десять. Это возле университета, на противной стороне, в доме Братолюбивого общества.

Жеребцов захлебнулся от радости. Он понесся к Соколову, в сыск. Глядя на начальника с азартом охотника, жарко выдохнул:

– Ведь это Пузано – убийца! И пуговица его, и на платке метка «А. П.»! Ясно – Александр Пузано.

И тут же в кабинет влетел Ирошников. Взволнованно облизывая сухие губы, быстро произнес:

– Убийца у нас вот где. – Он поднял вверх сжатый пухлый кулачок. – Среди прочих я обнаружил на музейной витрине отпечатки пальцев некоего Георгия Гремова, фельдшера. Он отбыл на каторге пять лет за растление малолетней. На кинжале, к сожалению, отпечатки не сохранились: ручка резная и округлая. Вот фото Гремова, я его из картотеки взял: круглое лицо, заросшее бородой, маленькие свиные глазки светлого цвета. Отвратительный тип! Едем брать? Живет на Остоженке, в доме купца Филатова. Ведь это рядом с Оружейной! Совпадение, думаю, не случайное.