Еще на подходе к «объекту» опытный взгляд Соколова заметил в кустах, где полиция устроила засаду, несколько бутылок, весело блестевших в лучах утреннего солнца.
Накануне у одного из филеров случился день рождения. Уставшие от бесплодных дежурств ребята решили малость отдохнуть. В силу российской привычки выпивать столько, сколько поместится в организме, не рассчитали силы и замертво уснули на боевом посту.
Это обстоятельство стало счастливым для террористов. Из дупла выгребли фунтов десять мелинита. Но когда пересыпали его, порошок желтоватого цвета частично попал на землю. Пробудившийся Жираф в ожидании смены пошел к дубу помочиться. То, что он увидал, привело его на грань помешательства. Тяжелое состояние психики усугублялось жутким похмельем.
Именно эти две причины, соединившись вместе, помутили сознание и помешали ему замести следы, заставили доложить всю правду о тяжком служебном проступке.
Дьяков задумчиво почесал потылицу:
– Мне только не совсем ясно, почему злоумышленники не утащили все вещество?
Жеребцов хохотнул:
– Кто-то из «наружников» в кустах громко храпанул, вот и напугал террористов!
Соколов улыбнулся шутке:
– Множественное число здесь неуместно! Шаги на земле четко запечатлелись: опять остроносые ботинки, на правом каблуке не хватает гвоздя. Такие же следы мы обнаружили у Марии Школьниковой в доме купчихи Прозоровой. Они принадлежат «братцу» убитой террористки. И здесь его никто не пугал, к счастью для нас.
Сыщик обратился к Ирошникову:
– Юрий Павлович, дай мне сантиметровую ленту.
Соколов что-то измерил на земле, затем, подняв голову вверх, некоторое время делал подсчеты. Потом уверенно произнес:
– Рост «братца» сто восемьдесят один сантиметр. При нем фибровый чемодан, в который он загрузил мелинит. Размер чемодана по периметру двенадцать сантиметров на сорок.
Дьяков с недоверием посмотрел на «столичную штучку», как он про себя окрестил знаменитого сыщика:
– Вы, Аполлинарий Николаевич, знать этого не можете! Зачем мистификация при исполнении служебных обязанностей?
Тут уже все не выдержали, расхохотались. Соколов добродушно произнес:
– Все просто, дорогой коллега! Размер отпечатка ноги – двадцать девять сантиметров шесть миллиметров. Один сантиметр я отнял – это рант обуви. Размер ноги россиянина составляет пятнадцать и восемь десятых процента от роста, а у женщины на три десятых меньше. Я произвел несложные арифметические действия и с большой точностью узнал рост террориста.
– А про чемодан как выяснили? – произнес озадаченный Дьяков.
– Глядите, вот четыре глубокие вмятины округлой формы – как от штырей. Но это не штыри, а чемоданные ножки удлиненной – на конус – формы. Это характерный признак для фирмы «Гецель и сыновья», которая специализируется на выпуске исключительно фибровых чемоданов. Традиционно для Гецеля, ножки отстоят ровно на три сантиметра от угла. Измерив расстояние между ножками, я выяснил один из параметров чемодана. Смекаете?
Дьяков спросил потеплевшим голосом:
– А из чего вы заключили, что злоумышленник здесь действовал совершенно спокойно? И почему это, как вы выразились, «к счастью»?
Соколов ткнул пальцем вниз:
– Да вот, смотрите сами: ширина шага менее шестидесяти сантиметров. Человек такого роста, как «братец», ходит гораздо шире. Но здесь шел осторожно, боясь шуметь. Иными шаги будут на дороге…
Стараясь не затоптать следы, сыщики выбрались на проезжую дорогу тихой Садовой улицы через лаз в ограде, которым пользовался террорист. Возле ограды снаружи виднелось несколько четких следов узконосых ботинок со стоптанными каблуками и без гвоздя в левом. Размер шагов стал сразу же значительно шире – преступник спешил покинуть опасное место.
– Жаль, что следы теряются, – произнес Соколов. – Ты, Николай Павлович, – он повернул лицо к полицмейстеру, – прикажи допросить всех ночных извозчиков. Возможно, кто-то из них подвозил рослого молодого человека с фибровым чемоданом.
– Скоро злоумышленник опять сюда придет, – уверенно произнес Жеребцов. – К визиту государя в Москву террористы лихорадочную деятельность развили.
– Да и тебе домой не терпится, – ехидно сказал Ирошников, – к своей невесте торопишься. Счастливец, генеральскую дочь охмурил!
Жеребцов сграбастал брыкавшегося Ирошникова, потащил к дубу:
– Сейчас на взрывчатку посажу и спичку поднесу!
Незатейливой шутке все улыбнулись.
Все двинулись обратно к терраске: доедать завтрак. Полицмейстер, боясь для себя серьезных неприятностей из-за нерадивых филеров, душевно обратился к Соколову:
– Аполлинарий Николаевич, самое простое дело: возле тайника давай укрепим гранатный взрыватель и проволоку протянем. Ночью, коли полезут, так рванет их к чертовой бабушке! Это и будет суд праведный.
Соколов патетически воздел к небу руки:
– Ах, заманчивая картина: огонь, взрыв! Бах-та-ра-рах! На версту в округе – стекла вон! От злоумышленника останутся пуговица и носовой платок. Но нам нужны эти революционные ублюдки живыми. Совершенно очевидно, что местная организация террористов принимает активное участие в подготовке покушения на государя. С нас хватит кровавой жертвы – Столыпина! России, быть может, десятилетия придется расплачиваться за его гибель. Теперь мы обязаны поймать террористов и выявить их планы.
Полицмейстер настаивал:
– Но это выше наших сил – неделями караулить дуб…
Соколов, который в размышлениях морщил лоб, вдруг решительно произнес:
– Ловушку сделаем!
Полицмейстер аж подпрыгнул:
– Вот что значит государственный ум!
– Ты пришли мне надежных людей, неболтливых – пусть глубокую яму выроют.
– Сложная задача – неболтливые! – Полицмейстер почесал за ухом. Вдруг его осенило: – Колодников пришлю! На киче, э-э, в тюрьме без дела киснут, пусть Отечеству пользу принесут. А камера – это как консервная банка – из нее ничего наружу, никакая сплетня не выскочит.
…Уже через час несколько хмурых мужиков, словно сошедших с альбома Чезаре Ломброзо «Преступные типы», копали возле дуба узкую, но глубокую яму. Ее внутренние стены облицевали досками.
Несколько вооруженных солдат наблюдали за арестантами.
Вскоре рытье было закончено, а яма ловко замаскирована ветвями: не то что ночью, ее днем было незаметно. Дежурить оставили лишь одного филера – Жирафа-Коха.
Полицмейстер Дьяков объяснил:
– Ты, Жираф, должен свою оплошность верной службой загладить.