Слона не приметил

Полицмейстеру Дьякову пришлось в тот вечер вновь испытать конфуз.

Случилось это в ресторане саратовской гостиницы «Метрополь». Когда ужин благополучно набирал силу, когда выпили уже под грибок, под селедочку с картошкой и стремительно летавшие по залу лакеи поставили закуску горячую, сказочную – крабы, запеченные в сметане, и на подходе была уха боярская стерляжья с расстегаем, в проходе появился громадный полицейский со смешной фамилией Кувалда.

Он толкал впереди себя мужичка в выцветшей плисовой рубахе и в стоптанных вовнутрь сапогах. Завидя полицмейстера, Кувалда вытянулся перед ним, шмыгнул красным носом, прогудел:

– Ваше благородие, согласно вашему приказу, отыскал и допросил. Вот этот самый, – он кулачищем толкнул в спину мужичка, – есть тот, кто возил курчавого человека ныне ночью с Садовой…

Полицмейстер расцвел, повернулся к Соколову:

– Умеют, подлецы, работать, когда захотят! – И к полицейскому: – Ты, Кувалда, посиди в прихожем вестибюле. Лакей, вынеси Кувалде вина – заслужил! Мы же этого субчика допросим. Не возражаете, отцы-командиры?

Никто не возражал.

Все продолжали жевать, а полицмейстер начал, с каждым словом грозно повышая тон:

– Так кого сегодня ночью возил с Садовой?

– Ваше превосходительство, – заговорил мужичок плаксивым голосом, – рази я виноват, что на меня любой сесть могит? А этот, в пиджачке, при галстучке и с чемоданчиком фибровым, на дороге стоит, приказывает: «Отвези на железнодорожный вокзал, а потом на Московскую площадь. Дам семьдесят копеечек». Я привез его, он на вокзале куда-то к московскому поезду сбегал с чемоданчиком, а обратно налегке вернулся. Отдал, значит, кому-то поклажу.

– А потом?

– Потом, как условились, на Московскую площадь доставил – с ветерком. Прямо к пивной лавке. Он туда с заднего, хозяйского хода вошедши.

У полицмейстера Дьякова грозно ощетинились усы.

– К пивной лавке? Врешь, подлец!

– Истинный крест! – Извозчик перекрестился. – Я сам там порой портером утешаюсь. – Вдруг замолк, покрутил головой и шумно выдохнул. – Сей момент мыслишка в голову запала. Ведь мой седок – владелец лавки, его фамилия Шнабель, – и отвел бугровитый кулак Дьякова от своего носа.

Заскрипел полицмейстер крепкими, по-лошадиному желтыми зубами:

– Шнабель, говоришь? И без тебя понял это. – Подумал, махнул рукой: – Иди, номер девяносто, никому не говори о нашей задушевной беседе. Сие есть государственная тайна! Уразумел? Прикажи полицейскому Кувалде, что в передней сидит, чтобы тебя отпустил, а впрочем… – Дьяков наморщил лоб, вдруг на весь зал гаркнул: – Эй, Кувалда, сюда!

Сыщики переглянулись, а жизнерадостный Жеребцов расхохотался:

– А слона-то, Николай Павлович, ты и не приметил! «На холеру» только одного человека проверять надо было – этого курчавого владельца пивной лавки. Ну, господа служивые, отужинаем и брать орла поедем!

Бренча саблей, к столику подбежал полицейский Кувалда, вытянулся перед полицмейстером:

– Согласно приказу явился, ваше благородие!

– Готовь людей, поедем арест и выемку производить! А этого, – кивнул на извозчика, – замкни в участке. Пусть посидит пока, так лучше…

Кровавые козни

Сахаров задумчиво проговорил:

– Теперь уж всегда сумеем задержать Шнабеля, если, конечно, твои ребята, Николай Павлович, рот разевать не будут. Арест – это как роды, нужно дождаться своего часа. Полезно связи «братца» проследить – где бывает, кто к нему приходит. Чемодан с мелинитом, понятно, кому-то передал на вокзале. И этот кто-то повез его в Москву – вероятней всего. Настойчиво готовят террористы покушение на государя. Нам предстоит разрешить важные вопросы: где взяли и куда везли мелинит? Только «братец» может ответить на этот вопрос. Нам следует телеграфом предупредить Москву, чтобы контролировали всех пассажиров этого поезда, кои прибудут с фибровыми чемоданами.

Полицмейстер вежливо полюбопытствовал:

– Аполлинарий Николаевич, получается, что настоящая фамилия этого Шнабеля – Альфред Школьников? Ведь под этим именем он был прописан у скрипача Казарина! Тогда почему вы выразились – «так называемый братец»?

– Вы держали в руках вид на жительство, который изъяли в комнате убитой Марии Школьниковой?

– Конечно! – ответил полицмейстер. – И даже внимательно разглядывал. Мария была записана в домовой книге, после отъезда скрипача, в доме мещанина Рыбакова по Кронштадтской улице Царицына, недалеко, кстати, от старого кладбища.

Соколов хмыкнул:

– Все ее к кладбищам тянуло! Теперь уж навсегда там останется. Я изучал ее вид на жительство в увеличительное стекло, и совершенно отчетливо видно, что три последние буквы дописаны позже: и цвет чернил несколько отличается, и толщина пера другая, даже наклон почерка отличен от того, каким заполнен весь вид.

– Стало быть, вид принадлежит какой-то Марии Школьник?

– И не просто какой-то, а той самой, что тяжело ранила черниговского генерал-губернатора Хвостова. Это было незадолго до разоблачения Евно Азефа, этого гениального секретного сотрудника Департамента полиции. Он предотвратил серию убийств крупных и средних сановников.

Полицмейстер воскликнул:

– Я знаком с историей этого агента! Так он причастен и к предотвращению покушения на Хвостова?

– Да, он сделал все, что от него зависело. Однако покушение состоялось. Хвостов, которого я отлично знал, прекрасный администратор, много сделавший для развития края, возвращался из Благородного собрания, где он поздравлял представителей разных сословий с наступающим Новым годом. В карете сидела супруга губернатора и двое маленьких детей. Некий Шпайзман поджидал его карету, стоя возле дороги. Он швырнул бомбу, но она не взорвалась. Кучер начал стегать лошадей, пустил их галопом. И вот тут-то появилась на пути губернатора некая комическая на вид фигура: тощая, с вывернутыми губами и злыми глазами девица. Она с дьявольской ловкостью сделала то, что не сумел сделать ее сообщник, – точно в окно попала бомбой.

– И что?

– Кучер, двое детей и несколько прохожих были убиты насмерть. Губернатор получил тяжкие ранения. Но дальше для меня кое-что неясно. Если Шпайзмана сразу же арестовали, то Мария Школьник, хотя и была контужена взрывом, непостижимым образом с места преступления сумела скрыться. Слава богу, эту гнусную тварь позже схватили. Я видел ее: жалкого вида, бледная девица с синяками под унылыми глазами.

– Это хорошо, это справедливо!

– Я подозреваю, что Школьник, подобно многим своим собратьям-революционерам, была осведомительницей охранки. Во всяком случае, если Аарона Шпайзмана, который никого не убил, повесили, то Школьник, превратившую людей в кучу мяса, смертную казнь заменили ссылкой в Сибирь.

– Так надо телеграфировать, чтобы ее допросили местные власти! Пусть вытрясут из нее признание, кому она в свое время передала вид на жительство. Когда мы установим подлинное имя убитой Шалаевым, нам легче будет разоблачить ее сообщников.

Соколов вздохнул:

– Сибирь давно стала каким-то перевалочным пунктом для политических убийц. Пользуясь довольно большой свободой, убийцы то и дело бегут оттуда на заграничные курорты. Где нынче приятели Школьник, скажем, где Карпович – убийца министра народного просвещения Боголепова? Где организатор многих покушений, в том числе и на министра внутренних дел Сипягина, Григорий Гершуни? Где террористка Ревекка Фиалка и многие другие? Они бежали из ссылки, чтобы вновь лить кровь россиян и расшатывать устои империи. Года полтора назад из иркутской тюремной больницы дала деру Мария Школьник. По сведениям, имеющимся в охранке, находится где-то за рубежом.