Родные мотивы

Сергей Шлапак своего добился: после третьего рапорта его из разведполка направили по специальности и сердечной привязанности – торпедистом на родной миноносец «Стремительный», бороздивший Балтику, ставивший минные заграждения, сбрасывавший на субмарины глубинные бомбы.

Сильный и ловкий, Сергей отлично справлялся со службой, не падал духом даже в самых сложных ситуациях, был отчаянно смел, никогда не перекладывал свою службу на других, то есть был отличным моряком. И за все это был любим товарищами и уважаем начальством.

В тот апрельский день 1917 года экипаж «Стремительного» после похода возвращался домой. Он израсходовал весь запас торпед, оставались лишь четыре глубинные бомбы и небольшой артиллерийский боекомплект.

Жизнь военных моряков полна неожиданностей. В девять ноль три в каких-то двух-трех кабельтовых прямо перед ними всплыла германская субмарина. На ее верхней рубке читалась надпись: UN-17.

Это было невероятной удачей. Командир приказал таранить «Стальную акулу». Та с непостижимой скоростью успела нырнуть под воду. Со «Стремительного» сбросили на нее глубинные бомбы, взамен получили на поверхности какие-то тряпки и пятна мазута.

Поскольку продолжать глубинную атаку было нечем, командир решил патрулировать в этом районе, дабы расстрелять из пушек всплывшую UN-17. Однако на субмарине командир не был наивным, он на электромоторах ушел под водой.

«Стремительный» вновь лег на прежний курс.

И тут радист принял с пассажирского парохода «Цесаревич Алексей» радиограмму SOS: «Торпедированы германской субмариной. Всем судам поблизости срочно оказать помощь. Координаты: широта…»

Командир «Стремительного», гордость российского флота и любимец бывшего главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, капитан-лейтенант Анатолий Михайлов полетел на помощь.

Через полчаса со смотровой площадки сигнальщик доложил:

– По курсу слева норд двадцать градусов на поверхности следы кораблекрушения – плотики, тряпки, пятна мазута. «Цесаревич Алексей» пошел ко дну. И там же, в непосредственной близости, в позиционном положении субмарина… UN-17! Она без хода, большой дифферент…

Михайлов прижался к мощной стереотрубе, хрипло выдавил:

– Невероятно – опять «Стальная акула»!

Сигнальщик продолжал докладывать:

– У субмарины дифферент на нос не менее двадцати градусов. На мостике люди… Видно, авария.

Шлапак растянул рот в широкой улыбке:

– Неужели потеряла ход? Расстреляем из орудий?

Михайлов ничего не ответил. Он лихорадочно соображал: «Что случилось с субмариной? Или ничего не случилось, и она хочет заманить нас в ловушку? Скорость погружения „Стальной акулы“ тридцать секунд. Снарядов осталось мало. Пока пристреляемся, субмарина уйдет под воду и сама продырявит нас, как штопор сыр голландский. И как под угрозой атаки спасать терпящих бедствие потопленного „Цесаревича“, если такие еще остались на поверхности? Что же делать?»

Старпом с горечью произнес:

– Если бы прошлый раз пустили мы «Стальную акулу» на дно, так она не торпедировала бы «Цесаревича».

Шлапак сказал:

– Я уверен, «Акула» в аварийном состоянии. Хорошо бы протаранить ее.

Михайлов продолжал хранить молчание, а осторожный старпом с сомнением покачал головой:

– Вряд ли она потеряла ход. Если бы какое-то судно расстреляло субмарину, так оно и потопило бы ее. Да тут никого нет, кроме нас…

– Ты что, дифферент не замечаешь? Ясно, что носовой отсек затоплен.

– Может, это мы все-таки повредили ее? – предположил оптимистичный Шлапак.

Михайлов понимал: командир не имеет права колебаться, надо принимать решение. Но ситуация была необычной.

Сигнальщик крикнул:

– С субмарины в воду бросился человек!

– Чего он забыл в ледяной воде? – промычал Шлапак, разглядывая в стереотрубу странную картину. – Немец пытается плыть в нашу сторону, но его сносит ветром. Через пять минут он замерзнет и пойдет ко дну. Сегодня много непонятного…

Тем временем расстояние до субмарины сокращалось. Михайлов решился. Он приказал сигнальщику:

– Передай: «Предлагаю сдаться, жизнь гарантирую!»

Сигнальщик выполнил приказ. Вскоре доложил:

– Ответили: «Поцелуй меня в задницу!»

– Немецкий юмор? – удивился Михайлов. – Наглые, однако. – Он уже принял решение. – Выходим на боевой курс! Тараним «Стальную акулу», бьем в правый борт! Сигнальщик, тяни «Э оборотное» до места!

Сигнальщик с особым удовольствием выполнил команду, поднял флаг на полную высоту – знак атаки.

«Стремительный» полетел навстречу кровавой субмарине.

Заговоренный

«Стальная акула» пребывала в недвижимости. Лишь моряк, спустившийся в воду, уцепился за спасательный круг и пытался плыть навстречу «Стремительному». Сергей Шлапак с восхищением воскликнул:

– Какой немец упорный! Его течением сносит, а он хочет удержаться поближе к нашему курсу. А я-то думал, что он в Германию решил идти своим ходом. Ли нет! Анатолий Петрович, примем его на борт, а? Может, у него судовые документы? Хорошо бы хоть одного домой доставить – доказательство нашей победы.

Михайлов дернул головой:

– Какая победа, Серега? Вначале надо субмарину ко дну пустить, тогда и поговорим о победе. А что касается пленных… Что-то, Серега, ты нынче жалостливым стал. Тебя не трогают детские трупики? И еще несколько сотен погубленных жизней? – Командир был в ярости. – Эй, на турели, выпусти очередь по немцу.

Шлапак поморщился:

– Зачем патроны тратить? Во-он куда его отнесло. Он сам по себе замерзнет и пойдет ко дну.

– А вот сейчас мы его погреем! – азартно захохотал пулеметчик, молоденький калужский парнишка, которого на миноносце звали коротко Гоша. Он прижался к прицелу спаренных пулеметов и нажал на гашетку. Пули вспенили воду, казалось, прошили отважного пловца. Все прильнули к оптике, словно забыли о том, что идут на опасный таран с грозной «Стальной акулой».

– И что? – удивился командир. – Немец-то жив-здоров? О-хо-хо! Кулаком, паразит, грозит! Ай да молодец! Такого бы в свою команду принял. Эй, Гоша калуцкий, у тебя сегодня косоглазие? Столько патронов сжег – попасть по мишени не можешь.

Гоша извиняющимся тоном пробурчал:

– Мы на скорости, а его на волне качает… Еще попробую!

Пулеметы выпустили очередную порцию свинца, по металлу палубы вновь зацокали пустые гильзы. Казалось, вся команда, свободная от вахты, наблюдает за этим поединком: миноносец «Стремительный» против беззащитного человека.

Тра-та-та! Тра-та-та!

Пулеметчик Гоша был на хорошем счету, всегда стрелял точно. Но теперь он не мог поразить пловца, который продолжал отчаянно сопротивляться течению, не обращая внимания на обстрел.

Гоша выпустил еще две-три очереди, перекрестился и с ужасом прошептал:

– Да он просто от пуль заговоренный!

* * *

Расстояние до «Стальной акулы» сокращалось с каждым мгновением. Казалось, что теперь можно прочитать знаки отличия на кожаных куртках германских подводников.

Командир со спокойствием, которым так любят бравировать моряки в опасную минуту, негромко сказал в трубу:

– Сбросить обороты! Приготовились, тараним!..

Форштевень врезался в металлическое нутро «Стальной акулы». Раздался отвратительный скрежещущий звук. Удар был такой силы, что «Стремительный» пропорол лодку, загнул металлические листы наружной обшивки. «Стальная акула» стала стремительно забирать воду, на глазах погружаться в пучину, выпуская громадные, лопающиеся на поверхности пузыри.

Немецкие моряки полетели в воду. Одни тут же погибли от таранного удара, других засосала воронка пошедшей на дно субмарины. На поверхности остались двое – тот, кто первым прыгнул в воду, и еще один.

Итак, кровавая UN-17 существовать перестала.

К сожалению, с погибшего «Цесаревича Алексея» спасти уже никого не удалось.

* * *

«Стремительный» развернулся, лег на обратный курс – домой. Команда ликовала: победа была замечательной!

Шлапак снова подошел к командиру:

– Анатолий Петрович, ну как же без трофея? Нехорошо, право…

Командир, находившийся в приподнятом состоянии духа, ласково спросил:

– Серега, ты о чем?

– Хоть одного пленника следует домой доставить. Всегда так делается…

Михайлов вздохнул:

– Ты прав! Кто из них командир?

– Это неизвестно.

– Подымем хотя бы этого, который поближе, бултыхается слева по борту. Эй, Гоша, брось ему спасательный круг…

Через минуту-другую вытащили на борт мокрого, дрожавшего от холода немецкого моряка. Сбросили с германца мокрую одежду, завернули в простыни и хотели вести к доктору, но немец упирался, брыкался, что-то лепетал на своем языке.

Шлапак зачем-то орал пленнику на ухо:

– Где твой командир? Где есть судовой документ? Ферштеен? До-ку-мент!

Пленник показал рукой вниз, издал звук:

– Буль-буль! – Затем тянул руку к горизонту, трясся всем телом от холода и что-то пытался объяснить.

Михайлов удивился:

– О чем он хлопочет?

Шлапак, знавший какие-то слова по-немецки, пожал плечами:

– Говорит, что он – командир торпедного отсека Георг Лутц. И просит, чтобы спасли какого-то графа. Это, кажется, тот, кто первым спрыгнул в воду. Анатолий Петрович, ну, который от пуль заговоренный. Может, и впрямь у него судовой журнал?

– Разве он еще живой? Он в ледяной воде почти час мерзнет.

– Посмотрите, Анатолий Петрович! Во-он по левому борту, кабельтовых полтора отсюда, уцепился за спасательный круг! Вот, паразит, живучий! Его относит быстро…

Михайлов согласился:

– Да, кажется, еще барахтается, просто чудеса! Ты, Серега, прав, такого надо на борт поднять, достоин. Тем более немецкого графа. Подойдем к нему поближе. – В переговорную трубу: – Малый вперед. Приготовить штормтрап. А этого, – кивнул на Георга, – к доктору Рошковскому.

Миноносец начал маневр.