Проверки на дорогах

Соколов нажимал и нажимал на газ. До половины шестого необходимо было поспеть на аэродром в Рамбуйе. Машина, подпрыгивая на булыжной мостовой, неслась как бешеная. Казалось, она вот-вот врежется в фонарь или угол дома. Принц, ошеломленный произошедшей переменой в жизни, сидел сзади, вцепившись в сиденье. Соколов спросил:

– Ваше высочество, я увидал в тюремном окне ваши ноги, но вы почему-то вернулись в камеру.

– Я не мог пролезть в своем летчицком костюме, пришлось раздеться до исподнего…

– Ваше высочество, будет неплохо, если вы изволите одеться! Патрули в любой момент могут нас остановить.

– Где одежда?

– В чемодане, около вас на заднем сиденье! Там форма и документы полковника Оноре Вивьена, адъютанта генерала Генштаба Фердинанда Фоша. Вы, ваше высочество, поняли?

Машина подпрыгнула на ухабе, а Генрих рассмеялся:

– Я лично был знаком и с Вивьеном, и с Фошем, милые, воспитанные люди. А теперь мы прикрываемся их именами. Удивительно! – Поднес руку поближе к глазам. – У меня правая ладонь в крови. Я из простыни сделал себе накладки, что-то вроде варежек, а с правой руки при движении вниз по веревке ее сорвало.

Соколов едва не врезался в оставленную кем-то на дороге бочку, резко вырулил и понесся на сумасшедшей скорости дальше. Он резко ответил:

– Ваше высочество, я не доктор, помочь не могу. Пожалуйста, переодевайтесь, и быстро! Иначе будет поздно, нас в любой момент могут остановить патрули. Я еду по самому короткому пути к Рамбуйе – там наш аппарат, на котором следует пролететь сто верст до Бримона.

Сообразительный Генрих обмотал руку какой-то тряпкой, открыл чемодан и лихорадочно стал натягивать на себя красные полковничьи галифе.

– Бримон – это в пяти километрах северо-западнее Реймса, там был отличный аэродром, если проклятые лягушатники его не разбомбили. Китель сшит, как на меня. Буду беречь его до самой смерти. И показывать внукам!

– Да, ваше высочество, вам к лицу даже французский мундир. А вот и господа патрульные!

Впереди, метрах в пятидесяти, на крошечной, узкой улочке Моцарта поперек дороги лежала дорожка с шипами, а рядом размахивал красным фонарем военный. Тут же стояли еще четверо патрульных с ружьями.

Соколов лихо затормозил у самого заграждения, весело крикнул:

– Доброй ночи доблестному патрулю!

Пожилой лейтенант с двумя крестами на шинели приказал усталым голосом:

– Документы!

Соколов повелительно сказал:

– В машине полковник Оноре Вивьен, адъютант начальника Генштаба генерала Фердинанда Фоша. Везем секретный пакет на передовую.

Генрих, лихорадочно ощупывая карманы кителя и шинели, бросил вопросительный взгляд на Соколова, который означал единственное и жизненно важное: где?

Соколов негромко сказал:

– Китель, в левом верхнем!

Генрих поднялся на заднем сиденье, строго произнес:

– Вот мои документы, лейтенант! Но своих высших начальников вы обязаны знать в лицо.

Лейтенант извиняющимся тоном пролепетал:

– Вы, господин полковник, назвали Фоша генералом, а он не генерал.

Генрих возмущенно спросил:

– Лейтенант, вы в своем уме?

– Еще вчера в газетах напечатано: он стал маршалом…

Соколов гневно произнес:

– Это ложь газетчиков! Сегодня же доложу генералу Фердинанду Фошу, что его дискредитируют жалкие бульварные писаки.

Лейтенант взял под козырек:

– Так точно, жалкие писаки – лгуны! Их всех отправить бы на фронт.

Соколов крикнул:

– Мы их расстреляем! Быстро освободить дорогу!

Авто понеслось дальше – к аэродрому.

…Принц Генрих позже вспоминал: их останавливали три или четыре раза. Но роскошный автомобиль, уверенное поведение Соколова и полковничья форма действовали неотразимо.

(Заметим: газетное извещение о маршальстве Фоша и впрямь, как ни удивительно, оказалось преждевременным. Маршалом и верховным главнокомандующим союзными войсками он стал только на следующий год – в апреле восемнадцатого.)

* * *

Наконец выскочив из леса, они оказались перед обширным и тщательно охраняемым летным полем. Соколов увидал приземистое здание. Он сказал:

– Ваше высочество, сильно подозреваю, что это контрольно-пропускной пункт. Придется еще раз испытать свое счастье… Надеюсь, что в последний раз.

Но Соколов ошибся. Нынешняя ночь явно решила быть щедрой на опасные сюрпризы. В этом они скоро убедились.

Майор де Ренье

Аэродром в этот ранний час кипел напряженной жизнью. Одни аппараты взлетали бомбить вражеские позиции, другие приземлялись. В ярко освещенном прожекторами ангаре и около него полным ходом шел ремонт пострадавших аэропланов.

Возле ворот, обтянутых колючей проволокой, Соколова вновь остановил караул:

– Документы!

Соколов ответил:

– Мы из Генштаба. Доложите дежурному: со срочным приказом прибыл полковник Оноре Вивьен.

Охранник ушел в будку, долго говорил с кем-то по телефону, наконец вышел к авто, сказал:

– Предъявите документы!

Соколов принял удостоверение личности у Генриха, который оставался царственно надменным, что вполне соответствовало его роли, приложил свое и протянул охраннику. Все эти бумажки изготовил часовщик, российский агент Мерсье.

Охранник, поднявшись по ступеням, встал у окошка сторожевой будки, откуда пробивался слабый свет, тщательно изучал бумаги.

Соколову каждая секунда казалась вечностью, он чувствовал, что какая-то жилка от волнения бьется у него на виске.

Со всех сторон изучив документы, охранник снял телефонную трубку, вновь долго о чем-то переговаривался. Наконец с видом благодетеля спустился вниз, вернул владельцам документы, открыл ворота и вяло приложил руку к козырьку фуражки:

– Проезжайте! – Ткнул пальцем в сторону слабо освещенного одноэтажного домика. – Майор де Ренье ждет вас!

* * *

Майор де Ренье в ту ночь был дежурным.

Соколов увидал худощавого человека с обветренным мужественным лицом, тонкими узловатыми пальцами. Майор поднял усталые глаза на посетителей.

– Да-давайте п-приказ! – Оказалось, что де Ренье еще и заикается.

«Совсем как Уточкин», – усмехнулся Соколов. Он протянул оба удостоверения и деловым, исключающим возражения тоном произнес:

– Господин майор, у нас важное задание начальника Генштаба генерала Фоша. Мы должны срочно доставить пакет в Реймс командующему Восточной армии де Виньи.

Майор задумчиво подергал коротенькие усики, задумчиво произнес:

– В-в Реймсе нет для посадки п-подходящего п-поля.

– Как – нет? – изумился Генрих. – Я сам его видел во время полета.

– П-проклятые г-германцы разбомбили.

Соколов сказал:

– Для нас это не помеха. Отечество в опасности, нам необходимо лететь.

Де Ренье тяжело вздохнул:

– У м-меня нет свободного а-авиатора, да и с г-горю-чим совсем плохо…

Соколов рявкнул:

– Как вы смеете искать отговорки, майор? Вы занимаетесь саботажем! Вы желаете сорвать наступление нашей армии? За это – военно-полевой суд и расстрел.

Де Ренье поморщился.

– То-только не надо меня с-стращать. М-меня к-каж-дый день по десять раз ра-расстреливают, а-арестовыва-ют, грозят военно-полевым судом, и все чего-нибудь т-требуют. – Наконец поняв, что этот громадного роста полковник от него не отстанет, сдался, сказал: – Да-давайте ваше п-предписание. Отдам вам мощный «фарман», – и протянул руку.

Соколов не знал, что на прошлой неделе вышел приказ того же Генштаба: для всех вылетающих по разведывательной или оперативной надобности необходимо иметь предписания, подписанные начальником не ниже полкового. Об этом не знал и русский агент Мерсье, снабдивший фальшивыми документами беглецов.

Принц Генрих надменно произнес:

– Вы что, майор, прикажете мне самому себе выписывать предписания?

Де Ренье обрадовался:

– М-месье, у вас нет п-предписания? Очень х-хоро-шо! Аэроплан не п-получите. Все свободны, не мешайте ра-работать. И не надо, полковник, де-делать страшные глаза: я выполняю приказ вашего начальника генерала Фердинанда Фоша. Д-до свидания!

Соколов почувствовал, что весь его громадный и опасный труд сейчас может рухнуть. Он подскочил к де Ренье, приставил дуло револьвера к его животу, сквозь зубы выдавил:

– Если сейчас же не отведешь нас к готовому аэроплану, я тебя пристрелю как изменника Франции. И не вздумай шалить, я этого недолюбливаю. Вперед!

Спотыкаясь на каждом шагу, чувствуя за своей спиной наведенное оружие, де Ренье вышел на воздух.

– Садитесь в авто, прокатимся! – сказал Соколов. – Вот сюда, на переднее сиденье… – Кивнул Генриху: – Ваше высочество, извольте сесть за этим саботажником. Пожалуйста, в случае чего стреляйте в этого типа без предупреждения.

Услыхав столь высокое обращение, Ренье вовсе был обескуражен. Он промямлил:

– Н-на вторую взлетную п-полосу! У меня з-заправлен только один аппарат – «фарман» с мотором «рено» в сто д-двадцать лошадиных сил, он сейчас д-должен лететь на передовую, к Бримону. Пока не с-совсем рассвело, следует разбросать над вражеской п-позицией листовки. Д-днем летать опасней, эти негодяи н-немцы наловчились стрелять по аэропланам.

Соколов проникновенно обещал:

– Не волнуйтесь, майор, листовки я сам сброшу.

– С-спасибо, – вяло сказал де Ренье. Вдруг он встрепенулся: – Т-тихо! С-слышите? М-мотор! Д-да, пропеллер вращается, «фарман» п-пошел н-на р-разгон. – Он улыбнулся. – Г-господа, вы опоздали. Кстати, ведет аппарат з-знаменитый авиатор-рекордсмен С-сегю.

Соколову это имя было хорошо знакомо. Он вгляделся в сырую мгу. В полуверсте, на фоне чуть посветлевшего неба, на разгонную дорожку выруливал аэроплан. Соколов прикинул: если гнать вдогонку по утрамбованной полосе, то автомобиль окажется за хвостом аэроплана и тогда остановить пилота не удастся. Принял смелое решение: встать перед аэропланом, преградить полосу разгона. Он крикнул:

– Держитесь, господа, крепче! – и, крутанув руль, свернул на поле.