Она отказалась от предложения подвезти ее на автомобиле. Маргарите, чтобы пережить эту ни с чем не сравнимую встречу, хотелось остаться одной.
– Прощай, милый, – сказала она.
– Возьми! – Соколов протянул ей шестикаратный бриллиант, тот самый, который в Петрограде получил от начальника разведки Батюшева.
Маргарита удивилась:
– Что это? Бриллиант? – У нее задрожали губы. – Драгоценные камни дарят, когда хотят соблазнить или… навсегда проститься.
– А я дарю на память.
– Нет, я поняла: никогда вас не увижу. И если буду еще жить, так только для того, чтобы вспоминать этот волшебный день любви. Но бриллиант не возьму, он стоит целого состояния. Настоящую любовь деньги портят, как вода хорошее вино…
Соколов, видя эти колебания, опустил чудовищный бриллиант в разрез ее лифа.
Чуть пошатываясь, Маргарита вышла из ярко освещенного вестибюля гостиницы в сладкую прохладу парижской ночи. В бездонной пустыне звездного неба одинокая печальная звезда роняла на землю золотую слезу.
На набережной Маргарите попалась молодая крестьянка с младенцем на руках. Крестьянка протянула руку: – Я из Монмеди, бежала от германцев. Весь день ничего не ела, в грудях молока не стало. На ночлег, умоляю… подайте…
Маргарита вдруг что-то вспомнила, полезла в лиф и протянула бриллиант крестьянке:
– Возьми!..
Она медленно брела вдоль набережной Сены. Потом остановилась у парапета, привалилась на него локтями. Маргарита прижала ладони к лицу и долго беззвучно сотрясалась от плача, словно похоронила самого дорогого человека, ради которого появилась в этом безумном и прекрасном мире.
Невероятное событие, о котором его свидетели вспоминали долгие годы, произошло, как все истинно великое, по-будничному просто.
Ночью, без пяти минут четыре, Соколов подъехал к тюрьме. Все окна с торцовой стены, где находилась камера принца, были темными. (Манера жечь свет в камерах по ночам родилась позже, и не во Франции, а в России.)
Гений сыска поставил авто как раз под нужной стеной.
И в это мгновение он уловил где-то наверху едва слышный скрежет, который возникает, когда металлом проводят по стеклу, и звук которого у нервных людей вызывает неприятные ощущения.
У Соколова этот скрежещущий звук разбудил чувство небывалой радости: «Принц молодец, сумел-таки перепилить решетку, а теперь вынул ее. Ну где он там, сейчас самый бесценный для меня человек?»
Несколькими мгновениями позже гений сыска счастливо улыбнулся. Он увидал замечательное зрелище: из окна вылетела веревка. И сердце тут же тревожно забилось, он с ужасом подумал: «Что такое? Конец веревки не достает до земли! Упав с такой высоты, принц наверняка поломает себе ноги. Что делать?»
Наступила некоторая пауза, которая Соколову показалась вечностью.
Но вот в оконном отверстии показались ноги, и они долго болтались на громадной высоте. Соколов ахнул: «Неужто не может пролезть?» И к ужасу сыщика, ноги опять скрылись в оконном проеме. Соколов закусил большой палец, он еще никогда так не нервничал.
Кругом царила кладбищенская тишина. Ни одной живой души вокруг не было. Лишь где-то на соседней улице несколько нетрезвых глоток распевали студенческую песенку «Когда к тебе приду, Лаура…».
Секунды бежали. Принц в окне не появлялся.
Зато из-за угла вывалились те самые нетрезвые студио-зиусы, которые теперь пели что-то совершенно неприличное. Медленно покачиваясь, они приближались к автомобилю. Теперь они были от Соколова всего метрах в десяти.
И в этот момент снова в окне мелькнули ноги, тут же появилось туловище, голова, и вот уже принц, раздевшийся до нижнего белья, быстро и ловко скользил вниз.
Соколов выскочил из авто. Его моментально окружили студенты – их было человек шесть или семь и еще три девицы. Они с веселыми криками стали указывать на заключенного:
– Глядите, глядите! Узник замка Иф покидает место заточения! Ура! Да здравствует беглец! Эй, беглец, пошли вместе пить вино! Отпразднуем твою свободу… – Обратились к Соколову: – Это что, и впрямь побег?
Соколов укоризненно сказал:
– Конечно! Но если вы, дурьи башки, будете продолжать орать, то несчастного узника снова поймают ажаны.
Студенты сразу притихли. Французы почему-то своих полицейских недолюбливают. Одна из девиц кокетливо спросила Соколова:
– А он хорошенький?
– Красавец! Гарри Пиль ему в подметки не годится.
– Если надо, – предложила девица, – я спрячу красавчика у себя. Он ведь соскучился по женской ласке? Ха-ха!
Тем временем принц, малость раскачиваясь, повис довольно высоко над землей.
Соколов громко прошептал:
– Ваше высочество, подождите мгновение!
Студенты, услыхав «высочество», расхохотались:
– Все как у Дюма!
Соколов приказал:
– Быстро, молодежь, в круг!
Сообразительные студенты в момент образовали плотный круг, протянули руки. Соколов выждал момент, сдавленным голосом произнес:
– Прыгайте!
Генрих, оттолкнувшись от стены, отпустил веревку и через мгновение мягко упал на подставленные руки. Соколов сказал:
– В авто, быстро! – Улыбнулся студентам: – Спасибо, друзья. Можете вспоминать до самой могилы, что спасли жизнь принцу. – Пошарил в кармане, достал пригоршню франков. – Гуляйте, друзья! И пожалуйста, молчок!
– Месье, мы будущие правоведы и знаем, как следует вести себя: будем молчать как рыбы!
– Вы – настоящие французы! – бросил реплику Генрих.
Роскошное авто, обитое красной кожей, окованное бронзой, рвануло с места.