Тихим и теплым вечером следующего дня Соколов загодя вышел из своего отеля, поколесил по улицам, проехал на трамвае и, окончательно убедившись, что за ним не следят, без пяти шесть появился на площади, раскинувшейся перед Оперой. В этот час здесь было многолюдно. Из кафе и ресторанчиков, расположившихся по обе стороны площади, выходили нарядные дамы и мужчины, явно красуясь собой и с любопытством наблюдая других.
Соколов подошел к высоченному, достававшему высокий второй этаж театра, фонарю, убедился, что Антуана нет, и медленно направился прочь. Он свернул в боковой проезд, прошел с полсотни шагов, как сзади кто-то взял его за локоть.
Соколов увидал Антуана. От него пахло вином, он был бодр, общителен и громок. Широко улыбаясь, начал кричать так, что было слышно на соседней улице Галеви:
– С ума сойти можно! Нам с вами нужно фото этой Маргариты, правильно? Вы сказали, где может фотографироваться интересующая нас дама? Как можно ближе к дому! Вчера мне пришлось крепко выпить, но сегодня уже в восемь утра пришел на улицу Риволи, где живет фигурант. Зашел в ближайшее фото Шнейдера. Это старый, глухой еврей. Поверьте мне, месье, я глупей никого не встречал. Даже мой попугай Жако, который в клетке, гораздо умней. Я ему конспиративно шепчу в ухо: «Дело есть! Мой дядя страстно влюблен в одну даму-красавицу, жаждет иметь ее фото, чтобы носить у сердца». Он орет мне в ответ, так что едва я не оглох: «Таки пусть себе носит хоть ниже спины!» Отвечаю: «Дело в том, что дама не дает фото, боится, что узнает ревнивый муж. Мой дядя хочет приватно получить фото от вас лично!» – «Зачем вы мне такое говорите? Я пожилой человек, хожу в синагогу и теперь должен для него себя фотографировать? Ваш дядя, тьфу на него, извращенец!» – «Вовсе нет! Мы вас, месье Шнейдер, уважаем, и ваше фото нам не надо. А нужно нам фото Маргариты Лорен, она снималась у вас на карточку, потому что живет рядом. Вы найдите ее негативы, сделайте по отпечатку и тогда получите кучу золота – два российских червонца!» И тут произошло медицинское чудо. Едва я сказал о золоте, этот старый пень сразу стал прекрасно слышать, видеть и соображать. Он мне говорит: «Так что вы мне морочите голову? Сразу бы сказали. Мадам Лорен? Когда приходила в ателье? Ах, вы и это не знаете? Кошмар с вами! А скажите, четыре червонца можно? Мне надо платить налоги, а у меня подагра. Зато я вам сделаю шесть копий на лучшей бромосеребряной шероховатой бумаге. Вы меня слышите? Ваш дядя будет иметь будуарного формата четырнадцать на двадцать два и любоваться себе на здоровье. Ах, надо один отпечаток. Тогда давайте три червонца, вот держите книгу заказов и ищите свою даму!» Я листал десятки страниц, испортил себе зрение, и я нашел – май прошлого года, профиль и анфас, как в полицейском участке! Только, хе-хе, нет отпечатков пальцев. Держите да не потеряйте.
Соколов взглянул на фото, и дух его замер: с фото глядело необыкновенно прекрасное женское лицо, словно подернутое светлой печалью, с тонкими благородными чертами. Сыщик подумал: «И эта прелесть стала супругой тюремщика! Чего только не случается на этом свете».
Он спросил:
– Вы выяснили, по каким дням работает цветочный рынок на площади Мадлен?
– Конечно! По вторникам и пятницам.
– Что с автомобилем?
– Скажите, куда и когда его пригнать, и авто будет на месте с залитым под пробку баком и еще две канистры про запас.
На другой день Соколов направился на площадь Мадлен, прямиком к цветочницам. На многочисленных тележках, аккуратно укрытых одеялами, раскрывавшимися лишь тогда, когда подходили покупатели, цветы, выращенные в парниках или доставленные из южных департаментов, лежали в громадном количестве. Покупателей, в основном дам, пока было мало, но они с каждой минутой прибывали.
Соколов, приглядываясь к лицам молодых женщин, надеясь узнать среди них Маргариту Лорен, прошелся по рынку. Поиски были тщетными, рынок заполнялся покупателями, и все труднее было отыскать в густевшей толпе нужное лицо.
Сыщик направился к молоденькой продавщице – голубоглазой блондинке с широким крестьянским лицом и большим улыбчивым ртом. Увидав перед собой высоченного красавца, девица оживилась:
– Месье, купите цветочки! Самые свежие. Отдам недорого.
Соколов улыбнулся:
– Сделай одолжение, составь букет, как для себя.
Девица вопросительно взглянула на Соколова:
– На какие деньги вы рассчитываете?
– Я рассчитываю не на деньги, а на цветы.
Девица, то и дело кокетливо поглядывая на красавца, составила букет из гвоздик, украсила декоративными травами, завязала шелковой лентой и протянула:
– Пожалуйста, месье! Это стоит двенадцать франков.
Соколов отдал деньги, а затем галантно протянул букет девице:
– Ты, красавица, многим украшаешь жизнь, так пусть раз ее украсят тебе. Прими подарок!
Девушка зарделась, это подношение она поняла по-своему, по-французски.
– Право, неудобно! У меня жених есть, он каждый раз приходит к концу торговли, к двум часам, и мы вместе увозим тележку. – Исподлобья задумчиво взглянула на атлета. – Разве что сейчас поручить посмотреть за тележкой соседкам? Вы, месье, можете сейчас? Управимся за часик?
Соколов подыграл цветочнице:
– Ах, какая жалость – жених! Ну не будем огорчать этого счастливца. И часа мне мало, надо весь день, и ночь, и еще неделю. А ты, красавица, можешь сделать для меня доброе дело?
– Конечно, конечно!
– Скажи, ты вот эту даму здесь встречаешь?
Девица едва бросила взгляд на фото, как со вздохом произнесла:
– Это мадам Лорен. Она покупает только розы, причем предпочитает «царицу Савскую» – роскошный и дорогой сорт.
– И у кого она предпочитает покупать?
– Ей делают большую уступку в «Лаванде», и она заходит туда.
– А где эта «Лаванда»?
– Да вон там, за фонтаном, видите большую вывеску?
– Будь счастлива, красавица!
– Спасибо за цветы, месье! Вы очень добры…