Смазливая Фроська
Фроська, как настоящая русская женщина, да к тому же деревенская, отличалась исключительным гостеприимством. Устроить праздничный стол, накормить дорогих гостей – это для нее было, как говаривал Гоголь, праздником сердца. Свистунов, который сообщил хозяйке о скором прибытии гостей, подбрасывал полешки в жарко полыхавшую печь.
Соколова удивила необыкновенная чистота и прибранность избы. Закатное солнце осветило широкий стол под домотканой скатертью, вышитой фантастическими цветами. В красном углу, под иконами, висел цветастый рушник. На полках, что тянулись по стене возле печи, стояло множество жестяных и стеклянных банок, бутылок и аптечных бутылочек. Под полатями ровнехонько были развешаны пучки заячьей капусты, корешки бодяги, иван-чая, зверобоя, наполнявшие воздух летними ароматами.
На столе фыркал паром блестящий медью самовар. Тут же стояли графинчики, соленые грибки, моченые яблоки, соленый арбуз, разделанная селедка с картофелем, квашенная кочаном капуста.
Остановив на Соколове распутно-томный взор, Фроська повертела задом и ласково промурлыкала:
– Садитесь за стол, герои вы наши, безвинно претерпевшие. Дайте своей натуре полную отвагу, скушайте под водочку холодца с чесноком. – Протянула Соколову тарелку. – А вот пирожки с печенкой, а эти с вязигой – с пылу-жару. Потрафите себе, не томите душеньку!
Соколов медленно, с наслаждением выпил водку, закусил пирожком, поклонился хозяйке:
– Как говорят московские купцы, сплошной восторг души! Спасибо вам, Ефросинья Матвеевна. Поварской талант у вас необыкновенный, я даже в Париже таких не встречал. И ни в каких поваренных книгах таких кулинарных секретов не отыскать.
Фроська от счастья аж взомлела, опустила томный взор.
– Чего уж там, я женщина бесхитростная. Книг, слава Господу, отродясь не читала и ни о чем таком в мыслях не содержала. Готовлю, как матушка с бабушкой учили. Извольте, ваше степенство, откушать ветчины с горошком! Или, того лучше, осетрины с хреном. Как съедите, так с восторгом замрете, потому как мы к вам со всем почтением-с…
– Спасибо, красавица!
Пристав пытался вместить в себя пирог, но с огорчением вздохнул:
– Уже ничего не лезет, уф! Дыхание спирает, а пот аж спину пробивает!
Свистунов, пошатываясь, закрутил пружину на граммофоне. Из широкой трубы полился сладкий баритон Михаила Вавича:
Время изменится, горе развеется.
Сердце усталое счастье узнает вновь…
Пристав Вязалкин тоже старательно ухаживал за Соколовым, норовил подлить ему вина. Фроська сбегала на кухню, поставила перед Соколовым жареного поросенка в розовой корочке, сладко улыбнулась:
– Кушайте во славу Божью, коли у вас апектит замечательный.
Пристав, успевший принять солидную порцию горячительного, отстранил Фроську, ласково объяснял Соколову:
– Ваше благородие, мы люди без хитрости, на нас не серчайте. Загляните в наши души, простые мы, каждому человеку рады, даже вот этому, – ткнул пальцем в Факторовича. – Хотя, если разобраться, какой он человек? Так, что-то вроде воробья с перьями. Выпьем за вас, сердечного…
Гулянка длилась до полуночи. Фроська старательно подливала уряднику. Мысль у нее была коварная.
Любовное томление
Урядник Свистунов напился до позеленения в лике, и пристав утащил его спать в дальнюю клетушку.
Пристав Вязалкин надел шинель:
– Я всегда у себя ночую. Спасибо за приятную компанию. Чем могу быть полезен?
Соколов сказал:
– Волков в лесу – пропасть! Хорошо бы нам малость вооружиться, хотя бы одним-двумя охотничьими ружьями.
Пристав поковырял доску пола каблуком сапога, подумал, сказал:
– Ружья-то охотничьи?
– Конечно! Вот из казенных средств, господин Вязалкин, аванс возьмите… И заряды к ним не забудьте, пожалуйста.
– Полсотенный билет? Утром в лучшем виде будет! – Пристав старательно засунул в карман деньги. Он хлопнул дверью, впустив клубы морозного пара.
* * *
Фроська сходила на кухню, взглянула на урядника: крепко ли спит? Вернулась, притворно вздохнула:
– Ну как Свистунов себя не жалеет, напился ужасно, аж лик весь исказился и на сторону переехал.
Рядом с урядником Фроська постелила на широких лавках постели Бочкареву и Факторовичу. Те отправились спать.
Фроська вплотную подошла к Соколову, заговорщицки подмигнула:
– Чего вам на кухоньке тесниться? Со своим удовольствием ложитесь в спаленку. Перина пуховая, клопы у меня отродясь не водились. – Нахально улыбнулась. – Да я зайду посмотрю, все ли вам будет ладно.
Соколов перекрестился и улегся на широченную городскую кровать с металлическими шишечками на спинках. И тут же богатырский сон сморил гения российского сыска.
* * *
Среди ночи Соколов проснулся оттого, что кто-то навалился на него и жарко задышал в лицо:
– Это я, Фроська. Поди, скучно вам одному? Только не шумите, не дай бог, мой ирод проснется, убьет. Ночь прошла в приятных хлопотах.
Приключения иного рода и с новой силой начались на другой день.
У самовара
Срочная телеграмма
Медик Крылов хотя был неопытен, но в деле весьма усерден.
Забрав кровь для анализа, он вместе со всей группой на дрезине вернулся в Смоленск. С вокзала следователь Фофанов, писарь и фотограф разбежались по домам, а медик Крылов отправился в полицейское управление. Здесь, уединившись в лаборатории, провел, научно выражаясь, реакцию преципитации, то есть определил, кому принадлежит кровь, обнаруженная на лавке, – волку или человеку.
Экспертиза дала результат: на скамейке кровь человека, причем той же третьей группы, как и у растерзанного хищниками Евсея Рытова.
Но это было еще не все. Эксперт по баллистике дал решительное заключение:
– На лопатке пострадавшего сквозная огнестрельная рана, предположительно от пули восьмого калибра.
Часы пробили ровно два ночи. Счастливый медик протелефонировал следователю Фофанову:
– Такая любопытная новость! В пострадавшего, прежде чем его сожрали хищники, стреляли. Если бы мы внимательней осмотрели место преступления, то наверняка обнаружили бы застрявшую в стене или в утвари пулю и, возможно, обнаружили бы на полу и гильзу!..
Следователь, поднятый с постели, недовольным голосом пробурчал:
– Что, поедем сейчас обратно искать пулю?
Медик, не обращая внимания на иронию, вдохновенно изрекал:
– Это не все. На скамейке кровь пострадавшего. – Улыбнулся. – Смешно представить: Рытов воевал тяжеленной скамейкой и до крови зашиб волков! Это, говорят, гениальный сыщик Соколов руками волков душит, а тут речь идет про человека обычных возможностей.
Следователь зевнул, пробормотал:
– Не пойму, какая спешность в вашем звонке? Право, сумасшедший дом…
Медик Крылов с увлечением продолжал:
– Обходчик путей, возможно, был убит и после этого положен окровавленным на лавку. Уже мертвого его начали терзать волки. Тем более что на полу, возле поваленной лавки, валялись обрывки веревки, тоже перемазанные кровью, и о которых даже не упомянули в протоколе. Ведь на фото эти обрывки видны отчетливо. Сами взгляните!
Фофанов, окончательно пробуждаясь, гневно заорал:
– Коллега, вы в своем уме? Какую ахинею вы несете? При чем тут обрывки веревки? Если обходчик был убит, то за каким… его привязывать? Разве от мертвого тела может быть обильное кровотечение? Перечитайте курс судебной медицины, освежите познания. Раневое отверстие в лопатке? А вы не допускаете, что это ранение старое? – Теперь рушилась вся система доказательств, и получалось, что надо начинать все с начала: искать пулю, гильзы, тех, кто стрелял и ранил жертву. При странных обстоятельствах погиб какой-то обходчик, не губернатор же! Вместо того чтобы составить протокол и мирно разъехаться по домам, этот молокосос Крылов устроил бучу. Если всерьез заниматься каждым преступлением, то не хватит и лошадиного здоровья.
Занудный медик Крылов настырно настаивал:
– И вес же дело закрывать никак нельзя: пулевое ранение самое свежее. К тому же необходимо выяснить, куда делись лошади пострадавшего.
Следователь Фофанов вздохнул:
– Хорошо, я дам телеграммы становым приставам, чтобы задержали подозрительных лиц, которые могут появиться на проселочных дорогах губернии. Что вам, сударь, еще от меня надо?
– Пусть посмотрят за подозрительными типами на базаре. Возможно, убийцы попытаются сбыть лошадей с саночками! – добавил медик.
Фофанов со злобой швырнул трубку, но дал указание, и телеграммы были тотчас разосланы.
