Книга: Секретный агент S-25, или Обреченная любовь
Назад: Покуситель
Дальше: Плоды воспитания

Железный человек

Каторжник, друг Каляева

Поздний ужин в дебрях смоленских лесов затянулся. Гений сыска посмотрел на Евсея:

– Вы с Каляевым были хорошо знакомы?

– С Иваном Платоновичем я был дружен. – В голосе Евсея вновь зазвучали нотки гордости. Заговорив о печально знаменитом террористе, этот человек аж весь преобразился, а речь стала возвышенной. Он как по писаному произносил давно вызубренные и ничего не означавшие фразы. – Это был святой человек, который ради счастья других людей положил себя на жертвенник революции и сгорел на нем…

Соколов вставил:

– Сгорел вонючим жупелом!

Евсей строго погрозил пальцем:

– Попр-рошу про этого святого человека плохих слов не произносить!

Соколову не хотелось дебатов, ему хотелось спать, но он с грустью взглянул на спорщика и с иронией спросил:

– Кого этот «святой» сделал счастливей? Убитого? Или вдову с детьми? Освободившееся место занял Джунковский, которого боготворит народ, а революционеры его ненавидят сильнее, чем Сергея Александровича.

– Есть закон: чем личность полезней для монархистской России, тем она отвратительней силам прогрессивным. Наглядный пример – Столыпин, цементировавший фундамент самодержавного строя. Так что дело вовсе не в личностях, дело в принципе.

Соколов улыбнулся:

– Я давно заметил: если человеку нечего сказать конкретно, он тут же начинает говорить о «принципах». Дурными делами нельзя достигнуть добрых целей.

Евсей зелеными точками злых глаз уставился на Соколова:

– Скажите, почему вы рядовой солдат? Я ведь вижу, что вы человек образованный.

Соколов спокойно отвечал:

– Я ударил военного чиновника.

Евсей иронично покачал головой:

– Ах, ударили! Значит, он унижал ваше достоинство или еще какую-нибудь гадость делал. А вам, любезный, надо было не ударить – убить его.

– Зачем, чтобы меня расстреляли?

– Вот-вот, за свою шкуру дрожите! – Евсей злорадно потер ладони. – А Иван Платонович не задумываясь снес бы башку вашему военному. И тогда другие подобные «чиновники» всех званий задумались бы, прежде чем унижать в других человеческое достоинство.

– Однако, находясь в тюрьме, ваш любимец Каляев раскаялся в своем преступлении.

– Может, и была минутная слабость, но перед лицом насильственной смерти она простительна.

– Настоящий пример христианской доброты показала великая княгиня Елизавета Федоровна, вдова убитого. Она пришла к убийце в камеру с прощением и передала иконку…

Евсей бросил кусок мяса под стол – дворняге – и злобно перебил:

– Да, Каляев унижался, целуя у этой женщины руку. Это отвратительно, тьфу! – Он смачно плюнул на пол, растер ногой, обутой в валенок. – И еще стихи написал: «От траура веяло скорбью могил, / В слезах ее чудилась рана, / И я не отринул ее – пощадил…» Это всего лишь минутная слабость железного человека.

– А вы полагаете, что «железный человек» лучше человека, преисполненного доброты и сострадания?

– Конечно! Доброта – предрассудок, я ее презираю. Но все равно каждый год четвертого февраля отмечаю тризну – очередную годовщину кровавого преступления самодержавия, повесившего в Шлиссельбургской крепости этого героя.

Евсей хотел налить водки Соколову, но тот пресек этот порыв:

– Хватит! Рано утром нам отправляться в поход – преследовать дезертиров, которые разбежались по проселочным дорогам.

Евсей встрепенулся:

– Вот видите, люди не хотят убивать себе подобных, а вы, считающий себя образованным человеком, жаждете их поймать и принудить к убийству, пусть и на войне.

Соколов спокойно возражал:

– Я воин, я выполняю свой долг. Вы рассуждаете как большевики, которые разлагают армию, занимаются вредительством в тылу. Но они за свою деятельность деньги от германцев получают.

Евсей живо начал возражать:

– Россия погрязла в мещанском довольстве, ее надо всколыхнуть…

Соколов поморщился:

– Я сейчас не в том расположении духа, чтобы спорить. Лучше скажите, где можно купить пару лошадей.

– Вам ведь надо в полном комплекте – с санями и упряжью?

– Так точно!

В этот момент подал голос несколько пришедший в себя Факторович. Он потребовал:

– Рассолу, жажду!

Не скрывая презрения, Евсей протянул ему деревянный ковшик. Факторович с наслаждением осушил его и, запинаясь, спросил:

– Вы, друзья, ик, об чем рассуждаете, об лошадях? Не отказывайтесь, я все слыхал. Анекдот хотите про лошадей? На улице встретились две гимназистки. Начали, как водится, шушукаться об своих любовных приключениях. А рядом на мостовой стоит тележка, в нее мерин – ик! – впряжен. И что вы думаете? Этот подлец мерин захотел справить естественную надобность и выкатил плоть. Гимназистка ахнула, покраснела: «Посмотри, это наглое животное подслушивает наши разговоры!» Ха-ха! – И рассказчик вновь захрапел.

* * *

Евсей внимательно и долго глядел на Соколова, явно что-то обдумывая.

– Вы сказали, что вам надо двух хороших лошадей?

– Именно так!

– А у вас денег-то хватит? Нынче лошади в цене: одних на фронт забрали, других к весне берегут – для крестьянской необходимости.

– Деньги есть, нам казенные в достатке выдали!

Евсей как-то странно засуетился, в волнении поднялся с лавки, походил, опять сел. Жуткая мысль черным ураганом пронеслась в его голове. Решение он принял мгновенно и сразу все расчел. Он закивал давно не стриженной, свалявшейся шевелюрой.

– Для душевного человека найду двух хороших животных, с ветерком понесут. И пошевни легкие отдам. – Подозрительно прищурился. – А денег хватит?

– Еще останется!

– Это хорошо, хорошо… Ну, теперь – спать!

Для начала следовало положить гостей порознь – так для задуманного удобней. Он взял за плечи Факторовича:

– Ну, служивый, ползи на кухню! Давай, давай, помогу… Вот так! Ложись между печкой и стеной, ногами туда, голову сюда, наружу, – чтоб течение воздуха было. Молодец, будешь спать крепко! И долго. Тут кашей пахнет, а жиды вкусно поесть уважают! Этого, коротенького, в сени – там прохлада для упившегося полезная. Ишь нажрался, словно свинья, лыка не вяжет. Сюда, сюда, не стукнете его макушкой, а то проснется, черт с хреном. Эх-хе-хе, солдат спит, служба бежит. Вам, господин разжалованный, – иронично поклонился Соколову, – самое удобное место уступаю – вот тут в горнице, на кровати возле стола, под окошком. Ноги у вас продолговатые, табуреточку под них, вот так-то, и туловищу простор замечательный. Позвольте налить еще, отходную, для крепости сна, а то вас совершенно выпивка не берет, даже удивительно…

Назад: Покуситель
Дальше: Плоды воспитания