Третий лишний
Соколов, смахивая снег с лица, вылез из сугроба. Поезд, мелькнув освещенными окнами, показал, словно фигу, красный фонарь последнего вагона. Казалось, что путь его в направлении губернского города Смоленска неотвратим, как судьба.
Но вдруг великое безмолвие синей морозной ночи было нарушено противным скрипом тормозов. Буфера литерного поезда лязгнули – раз, другой, третий. Колеса, враз прекратившие движение вращательное, сохраняли движение поступательное – из-под них красивым фейерверком летели огненные искры. И вот литерный поезд, в последний раз лязгнув буферами, окончательно остановился среди лесов и глубоких снегов.
Воцарилась могильная тишина. До остановившегося поезда было саженей двести.
Соколов спрятался за нанесенный сугроб снега и замер.
Недолго постояв, паровоз дал длинный гудок отправления. Вновь лязгнули тарелки буферов. Поезд, шипя паром и набирая скорость, вновь трудолюбиво потащил состав.
Над головой раскинулась глубокая таинственная небесная провальность, усыпанная крошечными хрусталиками звезд. Душа Соколова на мгновение замерла, словно перед прыжком с высоты, а потом восхитилась этим величием непонятной беспредельности.
Из этого восторженного и совершенно в данном случае неуместного состояния сыщика вывело чье-то сопение. Мелькнула мысль: «Медведь-шатун?» Только тут, к некоторому удивлению, сыщик заметил, что в этой снежной пустыни он не один. Шагах в тридцати впереди на белом снегу копошилось, пытаясь выбраться из глубокого сугроба, какое-то живое существо. При ближайшем рассмотрении существо оказалось рядовым Семеном Бочкаревым.
Когда, преодолев глубокие снега, они встретились, Соколов строго спросил:
– Ты, раб Божий, что путаешься у меня под ногами?
Бочкарев, счастливый, что не сломал себе кости и что стоит рядом с Соколовым, бодро отвечал:
– Как же я оставлю вас без присмотра? Вот вы один, в лесу…
– Ну и что? Я, может быть, вышел подышать свежим воздухом. Я люблю одинокие ночные прогулки в смоленских лесах. Тебя, нахала, с собой не приглашал.
Бочкарев рассмеялся:
– Теперь можно признаться. Я в российской разведке получил приказ негласно сопровождать вас, быть чем-то вроде вашего денщика. – (Это был сюрприз, который приготовил Нестеров.) Вдруг Бочкарев насторожился, показал рукой в направлении, где совсем недавно останавливался поезд, сдавленным полушепотом сказал: – Гляньте, Аполлинарий Николаевич, кто-то живой…
Соколов при лунном свете разглядел: едва различимая человеческая фигурка вскарабкалась на насыпь рельсового пути и двинулась навстречу беглецам.
Бочкарев перекрестился:
– Господи, кого несет сюда? Что делать будем?
– Отпразднуем встречу!
Соколов разглядел, что движущаяся фигурка одета в длиннополую шинель. Еще через минуту-другую он так расхохотался, что, казалось, дрогнули верхушки вековых сосен:
– Боже мой, какая радость! Военный поезд, набитый живой силой, останавливается среди ночи лишь для того, чтобы высадить надежную опору империи Лейбу Факторовича. Шалом, славный сын избранного народа!
– Почтение и вам, господа! А я уже боялся, что вы ушли и мне придется до самого утра одному ходить в этой кромешной темноте.
– Нет, сын Давидов, до утра вы ходить не будете. Уверен, что эти живописные окрестности кишат голодными хищниками – волками, как номер провинциальной гостиницы клопами. И если у вас нет с собой хотя бы ружья, а лучше пулемета, то скоро проголодавшиеся зверушки с аппетитом скушают вас.
Факторович очень расстроился, в его голосе звучали слезы.
– Для чего вы говорите мне эти ужасы? Я и без них очень здесь боюсь.
– Но я что-то не припомню, чтобы приглашал, сударь, вас на эту прогулку. Господин Бочкарев, может, вы пригласили?
Факторович застонал:
– Боже, если я еврей, то вам надо издеваться? Да, меня никто не приглашал…
Соколов продолжал веселиться:
– Когда вы увидали, что мы покинули вагон, то ясно поняли: вам не хочется на фронт. Так?
– Разве вы встречали идиота, кому хочется? Вы можете мне не верить, но мне тоже не хочется. Мне вся эта война нужна, как геморрой в правом ухе.
Соколов строго сказал:
– Так-с, этот дезертир примазывается к нам? Господин Бочкарев, что будем делать? Позволим идти с нами или оставим в пищу голодающим зверям Смоленской губернии?
Бочкарев добродушно рассмеялся:
– Давайте до утра оставим, а там пустим на все четыре стороны!
Соколов согласился:
– Хотя это вольнодумство и укрывательство преступника – статья сто семьдесят три Уголовного уложения, но вы меня уговорили, пусть пока живет рядом с нами, – и уже деловито предложил: – Надо поскорее уходить от железной дороги, боюсь, что есть добрые люди из жандармерии, которые мечтают о встрече с нами. Топаем вперед до хибарки какого-нибудь лесника или хотя бы до ближайшей тропинки и свернем на нее.
Бочкарев согласился:
– Это оно конечно! Куда-нибудь приведет, раз тропинка…
Соколов расхохотался, и снова звук его голоса далеко прокатился по безмолвному пространству.
– К медвежьей берлоге! Ты, Семен, умеешь взять медведя без ружья?
– Ну, ежели вилами да с двух сторон… – мечтательно произнес Бочкарев.
– А почему тогда не прихватили с собой вилы? Безобразие! Другой раз чтобы вилы были непременно. Думаю, не пропадем, если не замерзнем. Ишь, ветерок резвый задувает.
Факторович заметил:
– Это к перемене погоды!
– Да, нам теперь только метели не хватало. Хорошо, что ветер в спину дует, несет, как на парусах. Не отставать, дезертиры!
Соколов зашагал, попадая шагом через шпалу.
Ему в затылок семенили, короткими ножками наступая на каждую шпалу, Факторович и Бочкарев. Вскоре Факторович стал жаловаться:
– Кому пришла в голову глупая мысль, так неудобно расположить шпалы? По ним совершенно неудобно ходить. Не дожить мне до радости, если я еще хоть один раз пойду по шпалам!
Бочкарев рассмеялся:
– Не скажи, Факторович! К своей Риве не пошел бы – пополз по шпалам.
– Ах, моя Ривочка, почему я тебе изменил в Ницце? – Голос стал мечтательным. – Случился мой позор в десятом году. Боже мой, уж сколько лет совесть терзает меня.
Соколов сказал:
– Пусть, сударь, вас терзает совесть по более серьезному поводу. Отчизне нужен такой бравый защитник, как вы, отчизна на вас рассчитывала, а вы пытаетесь улизнуть от своего гражданского долга…
Факторович застонал:
– Для чего вы разбиваете мое сердце? Я очень обидчивый.
Соколов с притворным испугом охнул:
– Ох, виноват-с, ваше превосходительство! Я просто скромно хотел заметить: сбежав из поезда, вы обрекли себя на военно-полевой суд, который, боюсь, не сочувствует дезертирам. И еще судить вас будут за нарушение графика езды военного поезда. С помощью Вестингауза вы остановили состав стратегического назначения.
– Ложь! – воскликнул Факторович. – Я не знаю никакого Вестингауза.
– Я имею в виду Джорджа Вестингауза, американца, который лет пятьдесят тому назад изобрел пневматический железнодорожный тормоз. Вы потянули без всякой нужды ручку тормоза…
– А у меня как раз была нужда! – нашелся Факторович. – Пока я ее справлял, поезд уехал без меня. Я не виноват. Вы думаете, что я плохой, а вы хорошие? И во всем виноваты только вы оба. Не прыгали бы с поезда, так я в вокзальном буфете сейчас выпивал бы рюмку водки под бутерброд с сыром. – И вдруг его голос осекся. Факторович остановился так резко, что на него налетел Бочкарев. – Осторожней, черт возьми! Глядите сюда, – показал рукой, – это что за огоньки в кустах?
Соколов еще минутой прежде заметил двух больших волков, глаза которых хищно горели то сквозным фосфорическим блеском, то вдруг начинали светиться рубиновым светом. Чтобы не пугать несчастных путников, он молчал, обдумывая, что предпринять. Как сейчас пришлась бы впору какая-нибудь избушка, но слева и справа лишь стеной стоял мрачный, темный лес, верхушки которого шелестели под порывами ветра, и еще светились в темноте эти зеленые блестящие точки.
Бочкарев подошел вплотную к Соколову, шепотом спросил:
– Что делать будем?
– Да, да! Что вы решили делать? – подхватил Факторович.
Соколов, приняв самый угрюмый вид, погребальным тоном произнес:
– Средство известно давно. Если хищники нападают на людей, они перережут всех, никого не оставят. Следует опередить хищников…
– Вот-вот, именно опередить! – подхватил Факторович. – Давайте скорей опережать! Я верю в Бога, который вывел евреев из Египта. Что Ему стоит вывести нас из этого леса?..
Соколов продолжал мрачно веселиться:
– Есть только одно средство спасения. Надо выбрать одного из нас, и пусть он сам пойдет к волкам.
Факторович в ужасе прошептал:
– Зачем?
– Этого одного они съедят, насытятся и остальных не тронут.
– Этот «один», вы, конечно, решили, что я? Вот вы, господин Соколов, гораздо крупнее нас, мужчина-красавец, лучше вам идти. Или господин Бочкарев – невысокий, но очень свежий. А я больной, нервный. Волки сожрут меня и за вас примутся, вот сами увидите. Факторович никогда не врет. Ой-ой, эти хищники еще ближе подобрались… Кыш, пошли отсюда, зверюги!
И впрямь волки обнаглели. Они подобрались уже к насыпи. Соколов даже не заметил, как к двум присоединился еще один – видно, самый молодой и самый наглый. Они спокойно и голодно сверкали глазами, разглядывая вкусный ужин.
Соколов сказал:
– Не вздумайте бежать или повертываться спиной – тут же бросятся, повалят, загрызут.
Молодому явно не терпелось. Не спуская светящего взора с людей, он медленно, шаг за шагом поднимался на насыпь.
Факторович спрятался за спину Соколова, Бочкарев встал с боку, словно собрался защищать товарища.
Соколов подумал: «Как хорошо, что я нарушил инструкцию своих наставников и взял с собой «дрейзе». Признаться, когда его нет в кобуре под мышкой, я чувствую себя так, словно забыл дома брюки. Ну, лишь бы луна не спряталась за тучи. С Богом!»
Чуть усмехнувшись, он медленно расстегнул шинель и вытянул мощный полицейский револьвер американской работы. «Дрейзе» был заряжен шестью патронами.
Молодой волк как раз выбрался на насыпь. Охотник милостью Божией, он стал заходить за спину Соколова, осторожно переступая сильными кривыми ногами через рельсы.
В этот момент на верх насыпи выбрались еще два зверя. Одновременно, как по команде, они оскалили пасти, показав могучие клыки, и присели на задние лапы, чтобы через мгновение прыгнуть на людей.
Соколов, почти не целясь, в миг единый произвел три выстрела. Три черепа были раздроблены. Факторович плакал от радости, Бочкарев снял шапку и часто крестился.
– Ребятки, вперед! – поторопил спутников Соколов. – У нас есть три пули и стаи зверья в окружающих лесах. Не будем медлить, шагайте шустрей – на поиски жилья. А здесь через десять минут начнется трапеза – хищники кровь чуют издалека. Придут волки и сожрут собратьев.
