Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Самое главное – самообладание. Я десятки раз находился на краю гибели. И лишь умение взять себя в руки, умение немного перетерпеть, сохранить спокойствие, принять здравое решение сохраняло мне жизнь.
Александр Засс
Об этом человеке, увидавшем свет в 1888 году в Вильне и проведшем детство в Саранске, на протяжении многих лет в самых восторженных тонах писали газеты многих стран мира. При этом самыми обычными и без всякого рекламного преувеличения были эпитеты: «загадочный, удивительный, потрясающий».
Он был не только феноменально силен и удивительно благороден, он был еще и очень храбр. Вот одна из многих сотен газетных заметок о Железном Самсоне – Александре Зассе:
«ОН УСПОКОИЛ «УБИЙЦ»
Цирковой силач Александр Засс вновь поразил публику – на сей раз самым невероятным образом. Во время последнего выступления в цирке дрессировщик пожаловался на беспокойное поведение львов. Он заявил, что не рискнет сегодня работать с ними.
Тогда Засс, известный публике по цирковому имени Железный Самсон, заявил:
– Я никогда не работал со зверями. Но твердо уверен, что силой человеческого духа можно подавить агрессию любого, даже самого кровожадного животного.
Задетый этими словами за живое, укротитель сказал:
– Держу пари, что не войдете сегодня в клетку с моими львами! – И он назвал крупную сумму.
– Считайте, что проиграли свои деньги! – спокойно возразил Железный Самсон. – Я сейчас докажу вам, что слова «Человек – царь природы» – не пустая фраза. И войду в клетку на манеже, при публике. Тем более что в зоопарке мне доводилось делать это.
Никакие уговоры не делать столь безрассудное дело не возымели действия. Зал содрогался от злобного рыканья львов. Они были настолько беспокойны, что то и дело сцеплялись между собой.
Униформисты, артисты, администрация цирка, не говоря уже о публике, с ужасом ждали начала этой воистину смертельной операции.
Самсон вооружился лишь трезубцем и… вошел в клетку. Львы злобно зарычали, присели, готовясь к прыжку. Самсон, внешне совершенно спокойный, непринужденно улыбаясь, начал говорить нежные слова. Но это львов не успокоило. Они рычали все более злобно, их позы делались все более устрашающими. Зрители оцепенели от ужаса.
Но бесстрашие и абсолютное спокойствие, видимо, произвели действие даже на диких животных. Львы так и не осмелились броситься на русского богатыря. Когда он живым и невредимым покинул клетку, гром рукоплесканий приветствовал этого удивительного храбреца».
Чтобы сразу ввести в курс событий читателя, приведем заметку из английского журнала «Здоровье и сила» (1925 г.):
«УДИВИТЕЛЬНЫЙ САМСОН, ИЛИ ЗРЕЛИЩЕ, КОТОРОЕ КАЖЕТСЯ НЕВЕРОЯТНЫМ!
Кто не слышал этого имени, кто не восхищался подвигами могущественного Самсона? Недавно на проезжей части образовалась автомобильная пробка. Тогда оказавшийся поблизости русский богатырь поднял такси за задний мост и отвез его в сторону, как легкую тачку.
В Манчестере на строительной площадке Самсон был подвешен одной ногой к крану и на специальных тросах поднял зубами строительную балку. Более того: он был перенесен на самый верх здания, в то время как внизу стояли толпы народа с разинутыми от удивления ртами. Если бы Самсон не выдержал и балка полетела бы вниз, то многие из этой толпы не сумели бы рассказать о том чуде, которое они наблюдали.
Что еще умеет Железный Самсон? Вот краткий перечень его богатырских подвигов.
Самсон ловит пушечное ядро весом в 200 фунтов! (Ядро пролетает из жерла цирковой пушки расстояние в 25 футов.)
Поднимает зубами пианино с пианисткой, при этом Самсон подвешен веревкой за одну ногу.
На спине с легкостью несет лошадь по арене.
Ни один атлет даже не пытался совершить подобные подвиги.
Вы можете прийти на представление и убедиться, что все изложенное выше – чистая правда!»
И все газеты как одна с восхищением повторяли: «Этот человек – загадка природы, он самый сильный в мире!»
Ну а теперь самое время рассказать о жизненном пути Железного Самсона – Александра Засса, пути необычном, полном драматических ситуаций, взлетов и падений, радостей и бед.
В крошечном безымянном хуторе под Вильно увидал свет мальчишка, которому при крещении дали знаменитое имя Александр.
Священник, громадный бородатый человек, ведший службу строго, по чину, словно почувствовал в этом младенце по крайней мере будущего Македонского.
Шура Засс проникся любовью к тяжелой атлетике, попав впервые в цирк. К этому времени отец будущего богатыря перебрался за Волгу под Саранск, где служил в Бекетовке – имении княгини Юсуповой.
И вот, когда по осени начались ярмарки, отец повез Шуру в Саранск. Жизнь здесь кипела вовсю! Бортный мед, сушеные и соленые грибы, яблоки и груши, орешки и пряники – чего тут только не было! Народ, словно враз забывший все невзгоды труднейшего крестьянского труда, разогнул спину и гулял в трактирах, горланил песни в чайных, одним словом – отдыхал, веселился вовсю.
Особенно многолюдно было возле большого балагана, расположившегося на широкой базарной площади. Зазывала не зря получал у хозяина жалованье. Его глотка была словно луженой! Он обещал всем, кто придет на цирковое зрелище, такое диво дивное, которое никто и никогда на всем белом свете не видел:
– Силач Ваня Пуд!
Шура упросил отца, и тот повел его на представление.
Сама цирковая обстановка произвела на мальчонку удивительное впечатление: ловкие – не то что деревенские! – дрессированные лошади, полеты акробатов, факир с удавом. Но вот наконец на арене появился громадный ростом, неохватный в груди и в талии человек, постоянно потевший и вытиравший полотенцем волосатую грудь и громадные, красного цвета ручищи.
На глазах восторженных зрителей на арену выкатили здоровенную – под стать самому силачу! – пузатую железную бочку. Униформисты без устали таскали ведрами воду, пока не залили ее с верхом. Ваня Пуд, тяжело отдуваясь и пыхтя, несколько раз оторвал ее от пола и поднял вверх. Зрители бешено приветствовали этот атлетический подвиг!
Потом шли обычные трюки: жонглирование железными ядрами, сгибание металлического прута.
Зал неистовствовал в восторге. Маленький Шура отбил все ладоши. Отец в восхищении качал головой:
– Здоров парень, я и то небось так не смогу! Ваня обратился к публике, подняв вверх подкову:
– А теперь, уважаемые господа, я буду ломать эту подкову. Может, хочет кто-нибудь попробовать?
Отец вдруг встал и крикнул:
– Давай сюда, попробую!
– Нет, любезнейший, идите на арену, – хитро улыбнулся артист, окинув взглядом вовсе не богатырскую фигуру мужичка в плисовой красной рубахе. – Пусть все насладятся зрелищем вашей чудесной силы.
В голосе Пуда явно звучала ирония.
Отец под хихиканье толпы спустился с галерки на арену. Он взял в руки подкову и, даже не разглядывая ее, почти без всяких видимых усилий, словно мятный пряник, разломил на две половинки.
Зал ошалело молчал. Ваня Пуд тоже ничего не мог понять.
– Дай ему другую! – заорал кто-то из публики. – Эта небось фальшивая.
Ваня быстро достал из ящика, стоявшего рядом, другую. Он ее на всякий случай оглядел, попробовал на прочность – и протянул отцу. Тот, приняв ее в свои огрубелые от постоянных трудов руки, с продубленными ладонями, моментально, как и первый раз, сломал подкову – на две части.
И тогда публика уверовала в необычайную силу этого смельчака, столь неказистого на вид: ему громко хлопали в ладоши, а кто-то даже крикнул «ура!».
Пуд что-то сказал униформисту, тот сбегал за кулисы и принес рубль. Когда шум стих, Ваня внушительно произнес:
– А вот это, – он поднял руку с рублем, – тебе за подвиг на выпивку! – И он протянул монету отцу.
Тот взял рубль, пошарил у себя в кармане и вытащил оттуда трешку. Приложив ее к рублю, он сунул все это в карман шаровар Вани, сказав:
– Я не пью! А вот ты возьми, но пей только чай…
В зале творилось что-то невообразимое: аплодисменты, хохот…
Отец будущего знаменитого силача поражал кажущимся несоответствием: ростом он был невелик, весом тоже не взял, но силищу в руках и выносливость в работе имел необыкновенные. Как покажет будущее, сын пойдет в отца: при росте 167 сантиметров он имел вес вполне обычный – 76 килограммов.
Как тут не вспомнить старую пословицу: яблочко от яблони далеко не падает! Сколько раз мы убеждались, что у крепких, здоровых родителей и дети растут такими же.
Увидав циркового силача, еще раз – всенародно! – убедившись в необычном богатырстве родного батьки, маленький Шура задумал стать таким же. Более того: он твердо решил сделаться самым знаменитым цирковым атлетом, даже сильнее Пуда!
Тот, к примеру, показывал трюки с подниманием тяжестей зубами. Вот и Шура, обнаружив на кухне массивный табурет, пытался приподнять его хоть на вершок от пола… зубами. Тщетно!
Тогда, как гласят предания, он принялся за тяжеленную бадью, которая наполнялась водой и служила для омовения тела. Натужась, мальчуган пытался сдвинуть бадью с места – увы, безуспешно! Этот поединок со ставшей теперь ненавистной бадьей мальчуган продолжал изо дня в день – вовсе с недетским упорством. И пришел момент, когда бадья сдвинулась со своего места! Эта была первая настоящая победа. Малыш понял, что упорством можно одолеть многое.
И дальше было то, что неизменно ведет к успеху: ежедневные занятия с хозяйственными гирями, езда верхом, бег наперегонки со сверстниками. Пытался сломать старую подкову – безуспешно, только в кровь ладони стер.
Не забыл Шура того, как Ваня Пуд сумел разорвать цепь. Раздобыл парнишка такую же и часами тянул ее, дергал. Да, цепь оказалась неподатливой, но тело мальчишки с каждым днем наливалось силой, крепли руки, тверже становилась воля. Теперь физические упражнения – «как у циркача!» – стали ежедневной необходимостью.
Детский опыт не пройдет напрасно. Спустя годы, когда имя Александра Засса станет известным во всем мире, основные принципы тренировок силача лягут в стройную систему методических приемов. Они получат название изометрических упражнений. Их характерная черта – напряжение мышц без сокращения, без движений в суставах.
Чтобы проиллюстрировать примером эту систему, приводят следующее упражнение. Удерживать гирю, согнув руку в локте, но не поднимая отягощение к плечу, напряженные мышцы сокращаться не будут. Это и есть статический, или изометрический, режим.
Засс одним из первых обнаружит, что изометрические упражнения дают значительный эффект при силовых тренировках. Эти упражнения найдут немало последователей. (Об одном из них, красном командире, богатыре Григории Ивановиче Котовском, мы расскажем ниже.)
Не обязательно совершать двигательную работу. Напрягая до предела мышцы (к примеру, упираясь в толстенное дерево или пытаясь, пусть даже безуспешно, согнуть металлический прут), атлет весьма эффективно развивает силу, увеличивает в объеме мышцы.
Минут годы. Статические (изометрические) упражнения прочно войдут в методику занятий не только тяжелоатлетов, но и представителей других видов спорта. Хороши они тем, что не требуют специального оборудования, экономят время и разнообразят тренировки.
Трудно сказать, чем закончились бы эти самодеятельные занятия, если бы однажды в руки Шуры не попала книга известного атлета Евгения Сандова – «Сила и как сделаться сильным». Этот труд был во многом автобиографичен. Автор рассказал о своей судьбе: болезненный студент-медик, сроду не отличавшийся силой, решает посвятить свою жизнь пропаганде спорта. Болезнь надо не лечить, ее следует предупреждать – это кредо Сандова. Крепкие мышцы, развитая, тренированная сердечно-сосудистая система – вот надежный оплот человеческого здоровья.
И Сандов делается профессиональным борцом, чтобы собственным примером показать благодетельную силу физкультуры. Его небольшой рост (170 сантиметров) при весе 80 килограммов, казалось, не оставляет ему надежд на крупный успех. Ведь в то время еще не было разделений на весовые категории. На громкие победы могли рассчитывать лишь гиганты с весом больше центнера!
Но Сандов подошел к делу с другой стороны. Он решил брать ловкостью, отточенностью приемов, быстротой, умелой тактикой. И вскоре он показывает с тяжестями такое, отчего даже у искушенных в атлетическом деле специалистов глаза полезли на лоб.
Так, стоя на носовом платке с полуторапудовыми гантелями в каждой руке, Сандов крутил сальто назад. Самое удивительное – ему удавалось точно встать ногами на носовой платок.
Более того, он выходил на цирковую арену для борьбы… со львом. Красивое, атлетически развитое тело, особая элегантность и изящество делали его любимцем публики. Львы под могучим напором богатыря ложились на обе лопатки, а зрители падали в обморок.
Вернемся, однако, к деревенскому мальчонке, оторванному, казалось, в своем сельском захолустье ото всего мира, но твердо решившему стать знаменитым чемпионом и цирковым артистом.
Едва утренняя заря начинала розоветь на верхушках деревьев, Шура, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить своих братишек и сестренок, тихо-тихо спускался с крыльца во двор.
Все громче гомонили птицы, все выше над дальним лесом вставала румяная заря. Быстрая ходьба, легкий равномерный бег по перелескам, полям, прыжки через глубокий ручей, лазание по деревьям, гимнастика (в том числе статическая) – все это по системе Сандова.
После завтрака и работы по хозяйству, что тоже служило отличным дополнением к общей физической нагрузке, Шура отправлялся на задний двор. Здесь он с помощью отца соорудил некое подобие современного спортивного городка: два турника на довольно большом расстоянии друг от друга – для весьма рискованного перелета с одного на другой, трапецию, подкидную доску, самодельные каменные гири. И умудрился смастерить вполне приемлемую для занятий штангу – с помощью железной трубы и камней.
Вот на этом самодельном манеже Шура ежедневно по нескольку часов упражнялся с потрясающим упорством. Ссадины, синяки, шишки – все это стало его постоянными спутниками. Он падал и, потирая ушиб, вновь лез на перекладину – с недетским терпением.
– Я буду знаменитым и богатым, – говорил ребенок.
И час его близился.
Газета, которую получал отец Шуры, сообщила сенсацию. Сандов поехал на гастроли в США. Однажды он пошел на обследование к врачу. Тот задал обычный вопрос:
– На что, сэр, жалуетесь?
Сандов с присущей ему шутливостью ответил:
– Некуда силу девать!
И после этого он присел и попросил доктора поставить ему на ладонь ногу. Тот, весьма изумившись, просьбу, однако, выполнил. Слегка натужившись, Сандов одной рукой поднял обомлевшего доктора вверх и поставил его на стол.
Шура, вдохновляемый подвигами своего кумира, «повторяет» его заокеанский подвиг: на прямой руке подолгу носит тяжелый камень, затем то опускает его, то подымает вновь. Мышцы у парня уже давно стали литыми, ему дается уже многое.
К этому времени Шура освоил трюк, который потряс всех односельчан. Поперек толстого бревна клали доску. На один конец Шура помещал полупудовый булыжник. На другой, свободный конец прыгал помощник Шуры, старый счетовод. Камень взлетал вверх. Бесстрашный мальчишка ловил его. Радости зрителей, собравшихся поглазеть на это чудо, не было конца.
Трюк этот Шура называл «смертельным» в шутку, но таковым он и был на самом деле. Однажды в печальный лень мальчуган малость не рассчитал, и каменный снаряд попал в плечо. Ключица была сломана, опасный трюк пришлось прекратить.
Но характер у мальчугана и впрямь оказался железным. Едва зажила ключица, как Шура продолжил тренировки. И трюк с полетом камня вновь и вновь повторял. И еще не раз ему с большим трудом удавалось избегать серьезных неприятностей.
…Пройдут годы. Зрители многих стран будут поражаться двум «смертельным» номерам. Он станет ловить 90-килограммовое ядро, выпущенное специальной пушкой. Затем этот трюк будет усложнен еще больше. Из жерла пушки станет вылетать «человек-снаряд» – партнерша атлета, Бетти, юная красавица. Пролетев через весь манеж, она опустится в крепкие руки богатыря.
И навсегда запомнил Шура тот металлический прут, который гнул Ваня Пуд. Прута, к своему огорчению, мальчик себе не подобрал. Но зато на околице рос могучий дуб. Вот с его ветвями он и стал упражняться. Но чтобы добраться до ветвей, следовало совершить еще один подвиг ловкости – забраться на ствол трехохватного дуба, лишенного снизу ветвей. Как ему удавалось это сделать – осталось тайной.
Только к старым мозолям и струпьям на руках и теле добавлялись новые. Отец уже давно не восторгался подобной приверженностью к «баловству». С помощью обрывка вожжей несколько раз пытался перевоспитать сына:
– Хватит ёрничать, нечего людей смешить!
Не тут-то было! С непонятной одержимостью мальчуган вновь и вновь, изо дня в день продолжал занятия с тяжестями.
Он научился своими маленькими, но уже ставшими словно железными лапками переламывать довольно толстые дубовые ветви. Его томило желание: скорее попробовать себя в деле, сразиться с Ваней Пудом. Ведь тот вызывает желающих на арену и за призовой червонец предлагает согнуть металлический прут. И он, Шура, покажет, как это надо делать!
И он вновь и вновь, уйдя в глубь леса и царапая тощее мальчишеское пузо, взбирался по стволу дуба. Ежесекундно рискуя сломать шею, начинал превращать в мочало лубовые ветви. Ах, как все это пригодилось ему позже – и ловкость, и мужество, и обезьянья цепкость ладоней!
Цирк бурлил. Казалось, вот-вот разразится скандал, который унять жидким силам базарной полиции будет не под силу. Началось все в тот момент, когда Ваня Пуд успел порвать все цепи, переломил ударом кулака, обернутого куском кожи, толстенную доску и совершил все остальные подвиги силы.
Шталмейстер вынес на подносе десятирублевую бумажку и громогласно объявил, что ее получит тот, кто согнет металлический прут, который знаменитый силач Ваня Пуд держит сейчас в своих богатырских руках.
В зале наступило смущенное молчание. Мужчины застенчиво улыбались, подталкивая друг друга.
– Что такое? – Шталмейстер изобразил на своем мясистом румяном лице удивление. – Из богатырей остался лишь наш Ваня Пуд? Ай-ай-ай, господа любезные, так он у нас зазнается. Что делать? Раз никто из присутствующих не решается… – И шталмейстер собрался отправить призовой поднос за кулисы.
– Стойте, я могу! – раздался где-то под куполом звонкий мальчишеский голос.
На арену, пробираясь между плотно сидящими зрителями, опускался мальчишка. В зале начался неистовый хохот. Он усилился еще больше, когда тонкий, даже хрупкий на вид малыш (а было ему всего тринадцать лет) оказался рядом с громадным 150-килограммовым Пудом, возвышавшимся исполинской горой.
Тут случилась еще одна непредвиденность. Пуд схватил мальчишку за шиворот и, словно пушинку, поднял его вверх. Мальчишка беспомощно болтал ногами, а Пуд, сотрясаясь всем своим тучным телом, подобно Везувию, начал извергаться, но не лавой, а хохотом:
– О-хо-хо!
Зал заразился этим гомерическим смехом. Наконец, отсмеявшись, отдышавшись, шталмейстер пророкотал:
– Любезные зрители! Коль скоро в зале не нашлось никого посильнее, – хе-хе! – Ваня Пуд вынужден принять вызов этого очаровательного младенца. Итак, милый ребенок сейчас будет гнуть этот прут! – Шталмейстер принял из рук Пуда железяку, которая была чуть не с Шурину руку, и протянул ему.
Заранее можно было быть уверенным, что из этого дела ничего не выйдет. Мальчуган пыхтел, до крови закусывал губы, извивался над прутом, пытаясь совершить чудо. Увы, чудо на этот раз решило не совершаться.
Зал улюлюкал, свистел.
И вдруг на сцену спустился прилично одетый бородатый человек с необъятным разворотом плеч. Он взял у мальчика прут, покрутил его в руках и так и сяк и вдруг провозгласил:
– Господа, а ведь мальчишка прут-то прогнул. Ей-богу! Немного, но есть! Смотрите сами…
И он стал показывать его публике.
– И то сказать – гнутый! – радостно заволновались зрители. – Вот шельмец, как только умудрился? Давай, гони мальцу червонец!
Пуд, с удивлением пожимая плечами, принял в руки прут, показав его шталмейстеру: действительно, тот потерял свою классическую прямую линию. Был явственно виден небольшой изгиб.
Громом грянули аплодисменты, крики, поздравления.
Делать было нечего. Шталмейстер с поклоном протянул ассигнацию на серебряном подносе. Шура спрятал деньги в карман и под приветствия слева и справа отправился на свое место досматривать представление.
После его окончания у выхода Шура столкнулся с бородатым мужчиной. Тот ласково потрепал мальчугана по плечу и негромко произнес:
– Будем знакомы. Я цирковой борец. Фамилия – Кураткин, – и, лукаво улыбнувшись, добавил: – Прут, конечно, я подогнул – незаметно. Правда, жульничество это, да в цирке и не такое бывает… Ну, будь здоров, может, еще и свидимся. А парень ты хороший, упорный. Такие в жизни не пропадают. Будешь тренироваться – толк из тебя выйдет!
В ту ночь Шура заночевал в цирке, спрятавшись в какой-то ящик.
Утром он отправился домой. На сердце было тяжело. Шура знал, что его ждет наказание: в цирк он отправился без разрешения, тайком. Родные наверняка сбились с ног, разыскивая его. Отец такого не простит.
Все так и вышло. Отец едва не спустил с ребенка шкуру, прилично отходив его ремнем. Чуть позже объявил свое решение: в наказание за своевольство Шура отправится подпаском в самую дальнюю деревню.
Приговор обжалованию не подлежал и на следующий лень был приведен в исполнение.
Бричка, раскачиваясь и трясясь по набитой дороге, уносила мальчика вдаль, а на околице долго размахивала платочком плакавшая мать. Около нее стояли поникшие сестренки и братишки:
– Свидимся ли?
Судьба словно испытывала его на прочность. Ему досталось дело, с которым и не всякий взрослый справится. Шуре пришлось помогать пасти громадное стадо – две сотни верблюдов, сотни три лошадей и больше четырехсот коров.
С раннего утра и до захода солнца, в палящую жару он не слезал с седла. То надо было отогнать коров, забредших в чужие владения, то разнять подравшихся верблюдов, отличавшихся, кстати, злобным нравом, то утихомирить разошедшегося жеребца. Утомительная, однообразная работа. Порой казалось, что легче лечь на землю и умереть, чем опять трястись в седле, гоняясь за этими норовистыми животными.
Не сложились отношения и с пастухами, которым самостоятельный молчаливый мальчишка пришелся не по душе. Они любили подтрунить над ним, отпустить ядовитую шутку.
Самолюбивый Шура еще больше замкнулся в себе. И лишь в своих постоянных грезах все чаще уносился к тому времени, когда он станет знаменитым атлетом, будет ходить богато одетым, разъезжать по чудным дальним странам, совершая подвиги силы. Одним словом, будет как самый славный богатырь Евгений Сандов.
А когда их пути пересекутся на чемпионате мира, то он, Шура, прижав руку к груди, произнесет на манеже:
– Простите, Евгений, у меня нет выбора – я должен вас победить!
И он победит в честной схватке. И ему будут рукоплескать, его портреты поместят газеты. Вот тогда отцу станет стыдно, что он обижал маленького Шуру, не давал ему тренироваться.
Что ж! Эти детские грезы, как ни странно, почти все претворились въяве. Минут годы. Шура и Сандов подружатся.
А пока что, разгоняя светлые мечты, раздавался резкий злобный голос старшего пастуха:
– Куды ж ты смотришь, сукин сын? Опять у тебя верблюды разбрелись…
Этот год остался в памяти не только тяжелым кошмаром. Шура частенько вспоминал фразу, которую он прочитал в какой-то книге и которая запала ему глубоко в душу: «Несчастья и испытания нужны человеку для роста его души, как бури и грозы молодому лесу… Настоящие натуры из передряг выходят еще более чистыми и окрепшими».
Однажды осенью прикатила знакомая бричка: срок каторги прошел.
Трудно сказать, что произошло с отцом, но только он встретил сына необычайно ласково, уставил стол едою, расспрашивал о настроении. Как бы невзначай поинтересовался:
– Не надоело тебе все с камнями да камнями возиться? Пора бы уже и с настоящими гирями и, как они там у вас, гантелями развлекаться. Деньжат ты подзаработал, возьми из них, купи в Саранске на ярмарке что требуется…
Шура не знал, что и думать.
Но от заманчивого предложения отнекиваться не стал. В ближайший выходной покатил в город. Там подобрал все необходимое. Вновь оборудовал разрушенный без него «манеж» на заднем дворе. И тренировки закипели вовсю.
Вскоре кое-что начало проясняться: доброта отца проистекала от причин прозаических. В одной из соседних деревушек жил известный на всю округу мужик, который славился своим тучным весом, здоровым аппетитом, дебоширством и большой силой. Звали его Иван Петров.
С ним и заключил большое пари отец Шуры, утверждая, что его четырнадцатилетний сын побьет Петрова в любых силовых упражнениях. Вот почему и расщедрился отец, отвалив приличную сумму на гири и гантели.
…Лень единоборства настал. Даже из соседних деревень прибыли поглазеть любопытные, да и, как сказывали, ставки были очень велики, интерес к делу подогревали. Когда противоборствующие силы сошлись вместе, крестьяне невольно загоготали. Впечатление было такое, что рядом с громадным племенным быком поставили крошечного безвинного ягненочка. Где уж тут ягненку тягаться с этой могучей силой!
Спорящие стороны приступили к делу. Первым вышел вперед Петров. Он взял в руки стальной прут и согнул его в дугу. Шура повторил этот номер с еще большей легкостью.
Зрители удивились, развели руками:
– Ну и малец! Откуда такая силища в нем?
Петров взял прут в два раза толще и короче. Долго тужился, выкатывая белки, но все-таки скрутил его.
Шура вновь удивил публику: он с этой железкой управился быстрее, чем его соперник. Сотни и сотни упражнений с зелеными ветвями даром не прошли!
Следующее испытание было таково, что собственный вес состязующихся имел громадное значение. На землю поставили два чурбана. Между ними – громадный камень, к которому прикрепили проволоку. Следовало, стоя на чурбанах, не теряя равновесия, поднять прямой рукой за проволоку камень.
Сложное упражнение, но оба с ним справились.
Настала очередь Шуры предложить испытание. Он взял в руки толстенную цепь, недолго повозившись, разорвал ее.
Сколько ни тужился Петров, сколько ни корчился в усилиях над цепью, не далась она ему.
Местный счетовод, давно исполнявший роль наставника Шуры, а теперь судивший соревнование, громогласно объявил:
– Победил по всем статьям Александр Засс!
Хмурый Петров стал протестовать:
– Я еще должен упражнение предложить. Называется «железный шарф». Когда мальчонка сделает его, тогда пусть мои кровные денежки и забирает. Не сделает – ничья будет.
Петров полез в сарай и вытащил оттуда штуковину, на которую смотреть было страшно: это была покрытая ржавчиной и усыпанная острыми шипами металлическая полоса.
– Вот ее надо вокруг шеи обернуть, а потом, конечно, развернуть! – оскалился Петров и приступил к делу. Он плотно закрутил полосу вокруг своей шеи. Шипы проткнули тело. На грудь и спину хлынула кровь. Сделав зверское лицо, Петров сумел развести концы полосы в стороны.
Дети, видевшие все это, жалобно заплакали. Женщины начали требовать:
– Прекратите, не дело ребенка мучить! Петров зло усмехнулся:
– Правильно, детишек жалеть надо! Пусть мои деньги отдадут, а мальчишка может и не делать «железный шарф». Да и не выйдет у него ничего!
– Ну, чего смотришь! – цыкнул на оробевшего Шуру отец. – Не плоше других! Давай закручивай… – И для большей убедительности помахал кулаком.
Шура покорно взял полосу, подобие которой он видел в книге о святой инквизиции, и стал медленно стягивать ее вокруг шеи.
– Потуже давай, потуже! – вертелся рядом Петров. – Хитрить не надо! – и начал наглухо стягивать смертоносную полосу вокруг ребячьей шеи.
Алыми струйками потекла по груди кровь. Мальчуган стал бледным, казалось, вот-вот он оступится, упадет наземь, и тогда все для него будет кончено. Навсегда.
Отец заволновался, заглянул в глаза ребенка: живой пока? А не проиграем ли заклад?
– Помогать нельзя! – суетился Петров.
С непостижимой уму настойчивостью, присущей исключительно могучим натурам, когда от них требуется проявление нечеловеческой воли, мальчуган разогнул полосу и только тогда, роняя на утоптанную землю капли крови, рухнул как подкошенный.
– Победил Александр Засс! – ликуя, вновь объявил счетовод.
Это была первая победа.
Еще год прошел в крестьянских трудах и бесконечных тренировках. Думалось, недалек тот день, когда начавший быстро взрослеть Александр Засс выйдет на арену цирка, сразится с самыми знаменитыми богатырями.
Но вот, казалось, все надежды рухнули. Однажды отец сообщил свое решение:
– Поедешь в Оренбург для учебы на помощника паровозного машиниста!
Сказал как отрезал!
Жизнь вновь делала крутой поворот.
Ни слезы матери, ни доводы соседей не смягчили сурового родительского нрава.
Последними его словами были:
– Если хочешь быть человеком, выброси дурь из головы. Старайся на железной дороге, большим человеком когда-нибудь станешь – паровозным машинистом!
Оказавшись дождливым, промозглым осенним днем в Оренбурге, Шура пошел не в железнодорожную контору, а в цирк. Благо уже на вокзале пестрели афиши: «Гастроли цирка Андржиевского».
И снова восторгался Шура забавным клоуном, ловким жонглером, дрессированными лошадьми, всей праздничной пестрой обстановкой представления.
На деньги, выданные отцом для прожития, Шура приобрел еще один билет на другое представление – на первый ряд! Оно стало счастливым – на арену вышел старый знакомый, силач-бородач, который в Саранске помог Шуре согнуть прут, – Кураткин.
Встретились они после выступления.
– Ты парень толковый! – похвалил Кураткин. – Иди к директору, скажи, что я рекомендую – будешь у нас служить.
– Меня? В цирк? – Глаза у Шуры радостно заблестели.
– Именно тебя! Андржиевский двумя руками за тебя ухватится.
Директор действительно принял на службу Шуру, но не артистом:
– Чернорабочим! Делать все, что прикажут: чистить клетки и лошадей, таскать реквизит, зазывать публику…
Шура воспарил на крыльях счастья, Шуру не удивишь грязной работой: все у него в руках так и горело! Но и было у него настоящее большое счастье – Кураткин взял его к себе в ассистенты. Шура подносил ему во время выступления гири и штанги, демонстрировал зрителям подковы, с которыми Кураткин запросто расправлялся. Дошло до того, что Кураткин на пари со зрителями ломал их сразу по две. Большая сила в кистях была у него.
Шталмейстер не без игривой ноты представлял Кураткина публике:
– Король подков…
Но в остальных силовых номерах Кураткин был не очень силен. Беспорядочный образ жизни ослабил его организм.
– Эх, парень, без твоей помощи мне уже не работать! – объявил однажды Кураткин Шуре. – Будем готовить самоварный трюк…
Начались репетиции. И вот спустя какое-то время шталмейстер счастливым голосом объявил:
– Ламы и господа! Вы присутствуете при рождении звезды атлетики – дебют Александра Засса! Смертельный трюк – баланс с кипящим самоваром!
Униформисты вытащили на манеж громадный самовар. Вылили в него два ведра воды, насыпали в трубу сухих березовых щепок и еловых шишек. Растопили. Жаркий дымок рванулся из трубы под купол цирка. Вскоре самовар шумел вовсю. Какому-то купчине под общий хохот налили большую кружку, и коверный стал поить его чаем и угощать большой бутафорской конфетой.
А потом на арене началось главное… Под тревожную барабанную дробь на арене появился Шура. На нем было новенькое короткое трико, какое носили борцы. Он медленно, словно сомневаясь в предприятии, подошел к кипящему самовару, примерился и… Через мгновение он шел вдоль арены, неся на лбу эту медную махину с крутым кипятком.
Зал наградил его бурными аплодисментами. Дебют прошел отлично!
В тот же вечер Шура отправил очередное письмо папаше: «Учусь на кочегара, беру на лопату побольше, кидаю подальше!» О цирке и кипящем самоваре – ни-ни!
Гастроли в Оренбурге затянулись. Андржиевский объявил, что цирк едет дальше. Шура все ему рассказал про отношение отца к увлечению сына атлетикой и про мнимую учебу на кочегара…
– У каждого человека должно быть нечто святое – родители, семья. Поезжай к отцу, во всем признайся. Разрешит – догоняй нас! Тебя все в труппе полюбили. Ты парень безотказный, а это всегда ценится людьми. К тому же задатки у тебя выдающиеся…
Удрученный, Шура отправился на вокзал. До отхода поезда было еще долго. Он прогуливался по платформе, и вдруг…
И вдруг его намерения круто изменились: он увидел афишу одного из лучших цирков России – Юпатова. Труппа была небольшой, но состояла из одних звезд и называлась «Цирк-шедевр».
В тот же час, когда от платформы отходил поезд по направлению в Саранск, Шура наслаждался лицезрением дрессировщика Анатолия Дурова. Отлично работали и другие артисты, намного превосходя в мастерстве и артистизме своих собратьев из труппы Андржиевского.
Уже чувствуя за кулисами себя уверенно, Шура отправился наниматься. Он был готов выступать с силовыми трюками.
– Возьму вас, – сказал Юпатов. – Но только чернорабочим. И вперед залог – двести рублей. На всякий случай.
Шура написал слезное письмо папаше, просил деньги в долг, говорил, что они нужны для его карьеры. О том, что это карьера атлета – ни слова. Как ни удивительно, но папаша раскошелился, денежный перевод вскоре пришел. Шура стал равноправным человеком в труппе.
И опять он чистил клетки, таскал воду, топил печи, торговал билетами… Юпатов стал включать его в номера: сначала к Дурову, затем к воздушным гимнастам и наездникам. Так в старом цирке воспитывались артисты.
И вот наконец Юпатов объявил:
– С завтрашнего дня работаешь с борцами…
Старшим был Сергей Николаевский – гигант, весивший без малого 140 килограммов. Он принял Шуру как родного, и тот скоро освоился среди борцов. Более того, после Сергея он стал самым сильным и заметным.
Далее все шло вполне триумфально: хозяин цирка вызвал к себе Шуру и торжественно объявил, что ему нужно готовить собственный номер.
…По всему Оренбургу пестрели афиши, извещавшие о рождении необыкновенного силача – «загадки природы»… Народ валом валил в цирк. Сборы сразу возросли.
Александр Иванович Засс, совсем молоденький, красивый, обнажив великолепную мускулатуру, выходил на арену. Он сгибал железные прутья, рвал цепи. Затем, на выдохе, ему обматывали цепью грудь. Шура делал могучий вдох – цепь рвалась.
После этого шли «смертельные» номера. Засс ложился на… борону, утыканную острыми гвоздями. На грудь ему клали громадный камень. Зал немел от ужаса и восторга: «Неужто жив будет? Слава Господу, подымается! Страсти какие…»
И еще щекотавший нервы зрителей трюк: при помощи специального приспособления Шура удерживал в зубах трос, на котором была подвешена платформа с двумя борцами. Засса поднимали под самый купол цирка. Зрители от страха переставали дышать.
Зато по окончании выступления они награждали Шуру такими аплодисментами, какие мало кто слыхал.
Благодарный атлет показывал на бис еще один трюк. На столе размещался гармонист. Этот стол устанавливался на специальном шесте. Шест Шура водружал себе на лоб. Под аккомпанемент гармони, умело балансируя, Засс покидал арену. Восторгу зрителей не было предела.
– Да, это великий артист! – воскликнул не шибко щедрый на похвалы Анатолий Дуров.
Много пришлось испытать в жизни Шуре – Александру Ивановичу Зассу, Железному Самсону. Он выступал с бродячими борцами, меняя город за городом, поселок за поселком. Блеск славы и материальный успех чередовались с периодами крайней нужды и бед.
Был призван в армию. Служил на персидской границе в 12-м Туркестанском полку. Изведал окопы Первой мировой войны. Кавалеристом Виндавского полка совершал рейды по тылам врага, воюя на австрийском фронте. Прославился удивительной храбростью и тем, что вынес «боевого друга» – раненого коня с поля боя.
Получил тяжелейшее ранение в ноги, которые чудом не ампутировали. Раненым был захвачен в плен. Совершил побег. Был схвачен, зверски избит. Снова бежал и скрывался, работая во вражеском тылу в… цирке. Привыкнув с детства творить чудеса, он и здесь не скупился на них. После тяжелейшего ранения, госпиталя, барака концлагеря он задумал и с блеском выступил на арене цирка с «чертовой кузницей». Несколько затупив концы бороны, он намазывал спину хлопковым маслом и, напрягая мышцы, ложился на это страшное сооружение. И тут на грудь ему вставали три здоровых униформиста.
Затем последовало главное, давшее название всему трюку. Ему на грудь ставили громадную наковальню, и три могучих молотобойца разбивали у него на груди камень весом до полтонны.
Легким развлечением выглядело жонглирование трехпудовыми гирями. Не забудем, что Александр, подобно легендарному Людвигу Чаплинскому, по сравнению с другими атлетами выглядел просто пушинкой.
Зрителями овладевал бешеный восторг, когда он с потрясающей легкостью выполнял свои коронные трюки: гнул железные полосы, рвал цепи.
Нежданно пришла к нему большая любовь – навсегда он связал судьбу со своей ассистенткой Бетти. Все было как нельзя лучше!
Далеко шла слава о чудо-богатыре. Но лишь одна мысль занимала Александра – как вырваться домой, в Россию. Здесь все может кончиться печально – в любой день.
Так и произошло, когда на представление попал военный комиссар Будапешта.
– Такой богатырь, и не в австро-венгерской армии? – удивился он. – В чем дело? Выяснить!
Выяснили и надели на Александра двойные наручники, которые даже он не мог разорвать. Военный трибунал, обычно скорый на решения, на этот раз совещался долго: расстрелять или…
Решили – «или»… Жизнь такому феномену оставили, но заковали в кандалы и поместили в одиночную тюремную камеру.
В невыносимых условиях подвальной тюремной камеры, где почти нет света, где под ногами пищат мыши, а стены пропитаны влагой, гремя ножными и ручными кандалами, Александр делает приседания, прогибы, статические упражнения. Цепи он мог бы легко порвать. Но что толку? Заменят новыми, да еще накажут.
Через три месяца разрешили получасовую прогулку по тюремному дворику. Он наконец увидел солнце.
Вскоре он совершил невероятное – бежал из тюрьмы. Укрылся у своего старого знакомого – чемпиона мира по борьбе Чая Яноша. В это время по всему городу и окрестностям разыскивали беглеца: суд был бы коротким – расстрел.
Надо было так случиться, что в этих подпольных условиях, недолго задумываясь, Александр подписал контракт с одним итальянским импресарио, который закабалил его на долгие-долгие годы.
…Закончилась мировая война. На Шуриной родине произошел кровавый Октябрь. Дорвавшиеся до власти интернациональные людоеды уничтожали отважное казачество, российскую интеллигенцию, лучшую часть крестьянства.
Чтобы не жить в социалистическом концлагере, великий атлет был вынужден есть горький хлеб изгнанника. Появился на чужбине и свой кров, постепенно делавшийся привычным. Шура – Александр Иванович, уже много лет выступавший под именем Железный Самсон, прославлял своей силой Россию.
Вместе с верной подругой Бетти в тридцатых годах атлет поставил номер, о котором следует рассказать особо.
Атлет повисал под куполом цирка, продев голень левой ноги в петлю и держа в зубах трос. К этому тросу целой системой растяжек крепилась большая платформа. На платформе располагалась Бетти, в свое время закончившая музыкальное училище. Почему мы вдруг об этом упомянули? Да потому, что далее сообщим вам нечто невероятное: Бетти играла на пианино, которое, понятно, тоже располагалось на платформе.
Вся эта сценическая площадка подымалась атлетом на несколько метров от арены. Заглушая фортепьянную игру, публика в едином порыве вставала с места и оглушительными овациями выражала свой восторг.
С этим воистину рекордным номером артисты разъезжали по всему миру. Их приветствовали Нью-Йорк, Мехико, Стокгольм, Берлин, Токио…
Несчастье произошло в канун Второй мировой войны, в 1939 году. Во время выступления в Лондоне, когда поднятая на многометровую высоту Бетти исполняла марш Исаака Дунаевского, вдруг лопнул трос, державший Железного Самсона.
Под стон переполненного зала артисты грохнулись на арену. Бетти сломала позвоночник и до конца дней передвигалась в инвалидной коляске. А Самсон, как убедились зрители, вовсе не железный: он получил многочисленные переломы костей.
Все-таки атлет спустя уже год снова продолжал выступать. И снова успех – потрясающий, необыкновенный!
Железный Самсон демонстрировал силовые номера до семидесяти лет. Коронный номер: посадив на спину двух огромных львов, он делал несколько кругов по арене. По признанию английской печати, еще ни один цирковой артист не имел столь громкого успеха у зрителей.
В 1962 году Засса не стало. Бетти пережила мужа на несколько лет. Она поспешила переслать в Россию свой архив.
Великий русский атлет похоронен на кладбище городишка Хокли, в тридцати верстах от Лондона.
Если судьба занесет вас на берега Темзы, найдите время, посетите тихое кладбище.
Справа от древней церкви, которой более восьми столетий, под скромным памятником вечным сном упокоился Железный Самсон.
Войти с помощью соц. сетей: