Стремительный оберст

Итак, после обеда Соколов, верный привычке русских людей, растянулся на кровати, причем сделал это по диагонали (иначе ноги висели бы в воздухе), и провалился в глубокий сон.

В это время, как положено по службе, Бифштекс совершал свой обычный обход гостиниц, пансионов, меблированных комнат. Эту ответственную службу бдительный страж общественного порядка никому не доверял, ибо в каждом заведении имел свой некоторый материальный интерес.

Сегодня он успел посетить роскошный «Пупп», побывал в «Бристоле» и теперь вошел в небольшой, но весьма уютный холл «Астории».

– Какие новости? – Бифштекс галантно улыбнулся Еве Павлувой, сидевшей за конторкой. – Никаких подозрительных лиц не появлялось?

Павлува очаровательно улыбнулась:

– Наоборот, новый постоялец – оберст Эрих фон Бломберг. Двухметровый красавец герой, после ранений поправляет здоровье. Прибыл с фронта. – Открыла сейф. – Вот, Франц, его документы…

Бифштекс перелистал странички офицерского билета, одобрительно кивая:

– Оберст Тринадцатой резервной дивизии Юго-Восточного фронта. На фото – красивое, мужественное лицо настоящего арийца. И сколько наград! Достойный человек. – Стал перечитывать врачебное заключение, задумчиво произнес: – Получил тяжелое проникающее ранение в область брюшины, операцию под общим наркозом перенес всего семь дней назад. – Но что-то беспокоило Бифштекса, он вновь стал листать офицерский билет, и его взгляд вновь остановился на фотографии. Где-то это лицо он уже видел. Где?

У Бифштекса была замечательная память, но на сей раз он так и не вспомнил, где прежде видел оберста, а видел он его портрет в газетах.

Ева ехидным голосом вдруг протянула:

– Наш воздух и впрямь оказывает на мужчин прямо-таки волшебное действие, – и замолчала, с интересом наблюдая за выражением лица Бифштекса.

Тот моментально нацелил на Еву здоровое левое ухо и спросил:

– Это вы о чем, дражайшая?

– Наша Стефания Фукс вчера с врачебными рекомендациями заглянула в номер к оберсту на минутку и врачевала его там без малого два часа.

Бифштекс заинтересовался еще больше:

– На что намекаете?

Ева многозначительно потупила взор:

– Стефания имела вид совершенно утомленный, но вполне счастливый. – Приблизила уста к уху собеседника. – Она со мной поделилась впечатлением, сказала: «Не знаю, каким бывает в постели этот оберст, когда здоровый, но после тяжелого ранения он бесподобен!»

Бифштекс задумчиво пожевал губами и прямиком отправился в кабинет к Стефании. Та, несколько смущаясь, подтвердила свое восхищение недавно прооперированным оберстом. Бифштекс спросил:

– А рана-то хоть есть на теле?

– Тело видела, а рану нет, потому что оберст забинтован и бинты держатся хорошо.

Задумчивый Бифштекс вновь спустился в рецепцию к Еве Павлувой. Разговор перешел на вечную тему курортных местечек – к сплетням о постояльцах. Ева спросила:

– Я слыхала, что в «Пуппе» остановился главный хирург германской армии. Штат большой с ним?

Бифштекс ответил:

– Да, к нам пожаловал сам генерал Фердинанд Зауэрбрух. Вместе с ним прибыл его врач по почечным заболеваниям, ординарец и еще три офицера. Живет генерал скромно, женщин в номер не приглашает, лишь пьет усердно воды и читает книги, которые привез с собой. Порядочный человек! Я утром зашел к генералу, засвидетельствовал почтение, спросил о нуждах. Так он скромно ответил: «Благодарю, Карлсбад – райский уголок, и народ тут ангелы – доброжелательны, приветливы. А полезным я сам готов быть. Мой офицер завтра ранним утром вылетает на аэроплане в Берлин, оттуда следует доставить последние приказы командования. Если у вас есть необходимость, то вы можете отправить в Берлин письмо или посылочку!» Каков?

– Просто душка! – вздохнула Ева. – И говорят, что собой он весьма хорош… – Она осеклась на полуслове, расцвела улыбкой, начала кланяться. – Добрый день, господин оберст! Как ваше здоровье?

По лестнице, болезненно согнувшись, как ходят люди, перенесшие тяжелую операцию, медленно спускался двухметровый оберст. Он приветливо помахал рукой Еве и Бифштексу:

– Я не был у вас лет тридцать, пойду прогуляюсь по живописным окрестностям! – и медленно заковылял к выходу.

Швейцар предупредительно открыл тяжелую дверь.

Бифштекс отрицательно помотал головой:

– Стефания рассказывает нам сказки! Оберст едва ходит, где уж ему проявлять амурную прыть. – Он демонстративно достал карманные часы, покачал головой: – А времени уже много, пора идти домой обедать!

Ева, знавшая эту уловку, произнесла:

– Дорогой Франц, окажите честь нашему ресторану, отобедайте у нас! Форель у нас паровая…

– Ну, если просите, – согласился Бифштекс, – из уважения к вашей красоте, дорогая Ева, так и быть, отобедаю. – И отправился в ресторан.

Ошеломляющая новость

Всякий разумный человек знает: сытый добрей голодного.

Для Бифштекса прием пищи был столь же серьезным делом, как для дома Гогенцоллернов начало мировой войны. Во время трапезы начальник полиции не любил ни посторонних людей, ни отвлекающих разговоров.

Бифштекс насыщался долго, с наслаждением. Он со сладострастием выпил водки, с аппетитом съел закуски и сборную солянку, замахнулся уже на паровую форель, утром выловленную из Теплы.

Именно в этот торжественный момент в ресторан влетели филеры. Они робко встали в дверях, дожидаясь милостивого позволения приблизиться к столику начальника.

Бифштекс удивился, увидав своих сотрудников. Удивился и понял, что ворваться их заставило какое-то чрезвычайное обстоятельство. По этой причине он милостиво кивнул.

Филеры стремительным шагом приблизились к столику Бифштекса, рассыпались в извинениях за беспокойство.

Бифштекс кратко приказал:

– Говорите!

Марек и Гавличек, перебивая друг друга, заговорили, по очереди припадая к левому начальническому уху, а иногда сталкиваясь лбами:

– Мы обедали в «Неаполе», а потом поднялись немного в гору, чтобы после обеда полежать на теплой земле, там, где густая сирень…

– Уютно там и со стороны нас не видать!

– Лежим, дремлем, вдруг слышим…

– Да, слышим, что кто-то быстро идет в гору, дышит глубоко.

– Кустики раздвинули, глянули и ахнули!

– Обомлели прямо! Это наш тяжело раненный оберст громадными шагами прыгает, к вершине идет.

– Прямо на Выхлядку держит, где труп нашли.

– Он уверен был, что его никто не видит, там место и впрямь пустынное – вот и несся, как призовой рысак! Этот «больной» строительную балку в узел завяжет…

Бифштекс не поверил. Сказал:

– Вы, паразиты, пьяные небось? Дыхните!

Филеры дружно дыхнули. Бифштекс оказался удовлетворенным: алкоголем пахло, но не больше, чем обычно. Задумчиво потер нос:

– Я полчаса назад видел оберста, он едва ноги передвигал. – И тут аналитический ум главного филера Карлсбада заработал вовсю. Он вспомнил: «А как же Стефания? Она, видать, не хвалилась, правду говорила о богатырском здоровье оберста, с жеребцом его сравнивала. Получается, что оберст притворяется немощным? Хорошо, если он приехал с фальшивой справкой из госпиталя, желая просто отдохнуть у нас, а вдруг это… не он?» И следующая мысль была смелой и ужасной: «Нужно через Фердинанда Зауэрбруха отправить фото оберста в Берлин! Если оберст окажется тем, кто он есть, то все равно похвалят мою бдительность! А если это?..»

Бифштекс приказал:

– Установить прослежку!

Марек поинтересовался:

– Какую дадим кличку оберсту?

Бифштекс наморщил в задумчивости лоб, а Гавличек отозвался:

– Такую и дадим – Оберст!

Мысль понравилась, и на этом порешили. Филеры устремились на свои «точки».

* * *

Бифштекс закончил с обедом и вновь появился в рецепции. Сказал:

– Ева, дайте мне офицерский билет оберста!

Бифштекс прямиком отправился в фотоателье Когана, детство и отрочество которого прошло в Харькове. Сыщик приказал:

– Нисон, чтобы через три часа сделал копию этого фото. Заказ казенный, а потому – бесплатный и срочный!

Коган воздел руки к небу:

– Таки это неслыханно! Я все должен делать совсем забесплатно… Прежде я снимал приезжих возле Колоннады или у Шруделя, и они платили неплохие деньги. Теперь приезжих нет. Теперь я должен снимать хоть самого себя. Но кто мне будет платить расходы за бумагу и реактивы? Кто будет меня кормить и мою Риву? Вот вы, майор, скажите мне ответ.

Бифштекс поднес к носу старого еврея кулак и сказал:

– Если ты фото вовремя не сделаешь, то я закрою твою лавочку как шпионское гнездо, а тебя отправлю туда, откуда ты приехал, – в Россию – фотографировать революционных матросов. Уяснил?

Коган побледнел от ужаса и крикнул:

– Еврею приятней быть расстрелянным, чем вернуться в революционную Россию! Ради вас, Франц, готов продать все свои бебехи, заложить в ломбарде жену, но заказ выполнить. – И помчался делать репродукции.

* * *

Уже через полчаса Гавличек, поджидая Оберста, читал газету, сидя на кожаной козетке в вестибюле «Астории», Марек дремал, лежа на прогретой и засыпанной толстым ковром хвои земле, контролируя спуск фигуранта со Смотровой площадки.