Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Заведение «Прогресс» было памятно Соколову. Именно здесь, с риском для собственной жизни, он когда-то задержал опасного убийцу Николая Милютина.
Ресторатор Никитин не очень удивился, когда среди зеркал, хрусталя, серебряных приборов и прочего ресторанного изящества рядом с хрупкой дамой увидал громадного мужика, одетого в истертую медвежью доху и в извозчичьей барашковой шапке на голове. На свете было немало мамзелей, которые почти в открытую развлекались с извозчиками, находя в этом особый шик.
Никитин безошибочно определил:
– Эта фря поведет мужика в кабинет! – Толкнул под зад лакея: – Эй, Василий, проводи гостей. Да растряси хорошенько.
И точно, гости захотели приятного одиночества – в отдельной комнате. Василий провел парочку на второй этаж, принял заказ. Вскоре доложил хозяину:
– Весьма обстоятельства любопытные, Сергей Иванович! Обычно как? Барынька смерда угощает – бутылку да закуски нехитрой. А тут мамзелька, у которой промеж ног свербит, сидит скромненько, а извозчик барином себя ведет.
– И чего он там из себя корежит? – полюбопытствовал Никитин.
– А как же, заказец сделал, словно ресторанным официантом служил, – в меню разбирается. Всякую деликатесность приказал: омары, лангусты, вина лучшие без карты назвал – чудеса, да и только! Одних устрикс дюжину приказал, да нести боюсь – у нас второй свежести, а?
Ресторатор Никитин ободрил:
– Извозчик, он и есть извозчик! Василий, тащи ему устриц две дюжины, а то совсем затухнут, пропадут. Уже две недели томятся, на свободу просятся.
– Как же так, извозчик одну дюжину просит?
– Если чего, скажешь: «Миль пардон, месье! Заказ перепутал, да устрицы уж очень свежие и жирные, отказываться резона нет-с». А чего мужик понимает? Сожрет их, как коза прошлогоднюю траву. Тем более при мадаме изображать из себя будет.
– Слушаю, Сергей Иванович! Мужик этот употребит устриксы и еще благодарить станет!
– И жеребцу его в овес пусть сверху сенца подбросят.
– Так точно-с, Сергей Иванович! Пусть сенца похрумкают. Мужик не полезет в брюхо к животным – любопытствовать-с. Хи-хи! – И побежал на кухню.
Лакей Василий появился в кабинете с подносом, где на льдинках лежала гора устриц. Нахально осклабился:
– Нарочно для вас! Совершенная нежинская вещь…
В это время ресторатор Никитин суетился возле гостей – инженерного штабс-капитана, праздновавшего день рождения в узком кругу товарищей – двух подпоручиков и каких-то штатских, похожих на гимназических учителей из глухой провинции.
Вдруг благопристойная тишина заведения была нарушена самым шумным и неприличным образом.
Это мужик-извозчик, что прошел с мамзелью в кабинетец, сделал неприличный афронт. Он выволок на антресоль лакея Василия, державшего поднос с устрицами, и ударом ноги под зад, словно футбольный мяч, послал несчастного вниз. Тот, испустив вопль ужаса, просчитал подносом и ребрами все ступени.
Поднос и несколько устриц отлетели к штабс-капитану под ноги. А поскольку тот успел принять две рюмки «Смирновской», он особенно гордо вздернул прыщавый подбородок:
– Это что за пьяный дебош!
Никитин пробормотал:
– Извозчик, ваше благородие, куролесит-с!
Штабс-капитан поправил на сухой переносице золотое пенсне и поманил пальцем Соколова:
– Эй, любезный, подойди сюда!
Соколов нахально рассмеялся и на весь зал гаркнул:
– Поцелуй моего жеребца в жопу!
Штабс-капитан славился в кругу своих товарищей горячностью. Выпив водки, штабс-капитан любил вспоминать 1899 год, когда во время маневров в Тифлисе он вызывал своего однополчанина на дуэль. В рассказе, правда, упускалась небольшая деталь: поединок не состоялся якобы по причине сильного дождя.
– Нет, господа, вы как хотите, но я этого хамства так не оставлю, мужлана малость поучу. – Штабс-капитан взял со стола матерчатую салфетку. – Вот этим по морде, раз-раз! Будет меня знать.
Товарищи стали отговаривать:
– Ипполит Спиридонович, плюньте на него! Выпил мужичок и куражится, не ровня он вам…
Уговоры миролюбивых спутников, как это обычно бывает, еще больше распалили боевой нрав штабс-капитана. Он махом перевернул в себя еще рюмку, вновь поправил на переносице стеклышки и решительно застучал сапогами по деревянной лестнице.
Все подняли головы, с интересом наблюдая за развитием военных событий.
Штабс-капитан, поднявшись на антресоль, требовательно грохнул кулачком в дверь кабинета:
– Эй, любезный, открой! Быстро!
В ответ – молчание.
– Приказываю, сиволапый: открой дверь, не зли меня!
Тишина.
Штабс-капитан совсем вошел в раж:
– Безобразничать можешь, а ответ держать боишься? Постыдись свою шлюху…
Дверь распахнулась. На пороге, упираясь головой в притолоку, вырос Соколов. Он ласково спросил:
– Ты, петушок, чего тут кукарекаешь?
Вид громадного атлета-красавца малость смутил штабс-капитана. Но, подогретый выпитым и вниманием всего зала, он отступать уже не мог. Штабс-капитан фистулой взвизгнул:
– Получи, вот тебе, вот! – и салфеткой махнул возле лица Соколова.
– Какой ты отчаянный, однако! – удивился Соколов.
Не рассчитав сил, он врезал штабс-капитану кулачищем в нос.
Тот, проломив дубовое фигурное ограждение, полетел по размашистой траектории вниз.
В зале приглушенно охнули, кто-то испуганно взвизгнул:
– Убийство!
По иронии судьбы несчастный грохнулся на собственный стол, да так и остался лежать, словно диковинное блюдо: с расквашенной физиономией, в пенсне, прилипшем к переносице, и в сапогах – промеж бутылок, соусов, рябчиков на вертеле, закусок холодных и горячих.
– Ох, надо полицию вызывать, – застонал ресторатор Никитин. – И не хотелось бы, да этот извозчик всех гостей распугает, ходить ко мне перестанут.
Крикнули городового.
Войти с помощью соц. сетей: