Козни

Дерюгин был ужасно напуган арестом и на допросе не запирался.

Он охотно рассказывал о себе, дежурный офицер вел протокол. Припертый к стене вопросами Соколова, даже поведал о краже у вдовушки.

Но Соколова интересовало одно.

– Каким образом ключ оказался у злодеев?

Тут дворник вдруг проявил непонятное упрямство. Он сопел, щупал распухший нос и мычал:

– Все это одни разговоры и пустые хлопоты.

Соколов усмехнулся:

– Ты, Дерюгин, полагаешь, что я выпущу тебя на свободу? Так? И что ты вновь будешь хозяином жить в трехэтажном особняке и заниматься темными делишками? А чтобы наследники владельца Назарова не проведали об этих делишках, теперь ты вдруг замолчал. Очень ты глупый человек, Дерюгин. Фетюк, да и только, тьфу на тебя! Молчи, и ты свое получишь.

У Дерюгина скривилось лицо, словно он вот-вот заплачет.

– Меня желаете запутать, невиновного?

– Ты сам себя запутал! Ведь помогал страшным убийцам, которые замыслили покушение на самого государя? Помогал! И коли станешь покрывать их злодейства, как соучастник пойдешь на виселицу. На голову тебе наденут темный мешок, палач выбьет из-под твоих ног табуретку и дернет за ноги: чтобы висел лучше. И захрипишь ты, выпучишь глаза, а твой длинный язык вылезет наружу, а душа, которую ты не берег, прямиком отправится в ад – на вечные муки. Так-то! Я все сказал. А теперь молчи сколько твоей глупой башке захочется.

Дворник затрясся, словно его уже на казнь вели, задохнулся словами, затараторил:

– Что же я теперича должен делать? Чего, чего доложить надоть?

– Повинись, расскажи всю подноготную.

Дворник махнул рукой:

– Правильно, ваше превосходительство, не стану покрывать злодеев! Все, все выложу как на духу, коли они замышляли. Как, к примеру, началось? В прошлом месяце в трактире Паншева, что на Покровской, познакомился я с человеком, которому имя Эдвин. За одним столиком выпивали-закусывали. Он меня хорошо угостил. Я тоже захотел угостить, а все уже прогулял. Говорю: «Пошли ко мне, в шкафу скучает косушка». Пришли, выпили. Разговоры промеж нами душевные. Эдвин подарил мне три рубля, а я дал ему второй ключ от замка, что на воротах. И еще Эдвин обещал каждую неделю по целковому-с! Жалко, что ль?

– Зачем ему ключ?

– Он подхалим такой, выжига настоящий, лазаря поет: жена, дескать, ревнует, следит, не дает, бедному, проходу. А все потому, что завел себе девицу, Юлией кличут, чернявенькая, но складная барынька. Вот и снимает для нее возле Немецкого рынка холостую квартирку. И говорит, коли увижу, что жена меня выследила, то открою на твоих воротах замок, а сам незаметно через сарай уйду. Жена и собьется со следа, не схватит тепленького на холостой квартире.

– Как же можно через сарай уйти?

– Очень просто, мы уж потом устройство сделали – откидывающаяся широкая доска, вся туловища пролезает. И прямиком на епархиальный свечной завод – он у нас за забором. Через заводской двор прошел и – милости просим – вышел совсем на другую улицу, Ладожской называется. Я сам, к примеру, на Немецкий рынок теперь так хожу – короче.

– И часто Эдвин твоим сараем пользовался?

– Этого не знаю, поскольку днем я больше сплю, а по ночам за домом приглядываю. Но два раза евонная девица Юлия по рублю приносила. Вот, ваше превосходительство, все вам рассказал, теперь вешать меня не надо.

– А как же покушение на жизнь должностного лица?

Дерюгин грохнулся на колени, завыл дурным голосом:

– Это не я, это нечистый, он попутал!..

Соколов дернул злодея за ворот, поставил на ноги.

– Какая у тебя голова пустая – такой чуши поверил! У него никакой жены нет – была, но повесилась. Ты, Иван, сказал, что тебе рубль в неделю Эдвин платит?

– Так точно, барышня приносит – легулярно-с! Как раз завтра притащит.

– В какое время?

– Обычно часа в три-четыре пополудни.

У Соколова моментально созрел блестящий план.

Огонь желаний

На следующий день под наблюдением двух полицейских дворник Дерюгин был доставлен к себе домой. По требованию Соколова и к радости Мартынова, полтора десятка филеров были сняты с точек – чтобы не светились.

Сам гений сыска появился в половине третьего на санях и наблюдал издали за особняком наследников Назарова.

Около четырех часов со стороны Немецкой улицы появилась изящная фигуристая девица в легкой не по погоде беличьей шубке. Подойдя к знакомому дому, она нажала на кнопку звонка. Тут же в косоворотке и в легких домашних туфлях выскочил Дерюгин.

Барышня, в которой Соколов легко узнал Юлию Хайрулину, передала дворнику рубль, перекинулась с ним словом-другим и направилась в сторону Немецкой улицы.

Соколов дернул вожжи, жеребец полетел по обледенелой, кое-где присыпанной желтыми лепешками конского навоза мостовой. Он с размаху остановил жеребца, весело крикнул:

– Тпрру! Барышня-сударыня, не откажите себе в радости – в саночки садитесь!

Юлия взглянула на извозчика, узнала его, широко улыбнулась:

– Удивительная встреча!

Соколов подскочил к красавице, опустил ее на обитое мехом сиденье, сильным прикосновением завернул в медвежью шкуру. Смело посмотрел ей в глаза:

– Барышня, поди вы совсем иззяблись?

Она охотно отозвалась:

– Да, морозы крепкие стоят, рождественские! – Вздохнула. – У всех праздник, а тут на сердце тоска.

Сыщик посочувствовал:

– Как снег под солнцем тает, так грусть красоту снедает.

– Хорошо народ говорит, – откликнулась Юлия. – Моя нянька любила повторять: «Радость прямит, а тоска крючит!»

– Так вместе разгоним тоску! – предложил Соколов.

Юлия оценивающим взглядом уперлась в Соколова, помедлила, подумала и тихо произнесла:

– Сегодня, на свету, убедилась: ты и впрямь удивительно похож на одного человека… графа…

Соколов засмеялся:

– Эко, сударыня, хватили! Куда нам, дуракам, чай пить. Нищему гордость, что корове седло. А вы, барышня, и впрямь собой прелесть, оченно хороши, ну розан натуральный.

– Только красота не сделала меня счастливой. – Юлия глубоко задумалась.

Соколов все просчитал: он решил выяснить адрес, куда едет террористка, а затем доставить ее на допрос. Он медленно тронул лошадей, вопросительно оглянулся:

– Куда, барышня, прикажете?

Юлия вынула руку из муфты, отчаянно махнула:

– Эх, один раз живем, кати куда-нибудь, будем с тобой чай пить.

Соколов правильно понял Юлию.

– И то дело! Я знаю теплые места… – Дернул вожжи. – Ну, милый, пошел-полетел!

Минут через десять они подъезжали к ресторану «Прогресс», что располагался в доме номер 5 по Чистопрудному бульвару.

Тут были кабинеты.