Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Миновали площадь Земляного вала.
Эдвин сказал спутнице, с которой разговаривал исключительно по-немецки:
– Обратите внимание на этого мужика с вожжами. У него очень вид важный! Словно курфюрст какой.
– Да, у нас порой очень породистые простолюдины попадаются.
Соколов едва не фыркнул, а Эдвин тоном знатока произнес:
– Все это шалости ваших помещиков. – Засмеялся:
– Надеюсь, русские мужики по-немецки не смыслят? – И сразу же перешел на серьезный тон, словно продолжил прежде начатый разговор: – Юлия, точно ли удастся подложить «подарок»? И не слаб ли он?
Юлия несколько раздраженно отвечала:
– Взрывчатку вы сейчас видели. Вы, Эдвин, сами должны знать, «слаб» он или «не слаб». Только, по-моему, им можно разнести весь дворец. А подложить – это дело почти пустяковое. За пропуска Михаилу и Иосифу заплачены сумасшедшие деньги – полторы тысячи…
Соколову показалось, что он ослышался. Сыщик, обладавший исключительным слухом, напрягся, боясь пропустить хоть слово.
– Это деньги не ваши, а партии, – резко отвечал Эдвин. – Вам, Юлия, не надо переживать.
– Да мне плевать, чьи они, эти деньги! Только мне сто девяносто рублей второй месяц не отдаете. Совсем обносилась, приличную доху купить не на что!
Эдвин миролюбиво произнес:
– Малиновский едет к Владимиру Ильичу, привезет много денег, вы всё получите. Сейчас очень важно провести акт в Зимнем. Вы знаете, я придаю террору большое значение. И считаю его важнейшим делом настоящего момента. Тем более что столь удобного случая нам не дождаться. Одним махом можно уничтожить всю царскую семью и даже наследника. И прихватить к ним в придачу кучу самых важных государственных сановников.
Седоки замолчали. Соколов пребывал в азартном состоянии. Он с удовольствием думал: «Вот уж точно: на ловца и зверь бежит! – И гадал: – Эдвин? Это наверняка тот, кто шантажирует Гарнич-Гарницкого. Не видал ли я этого типа в альбомах преступников?»
Чтобы разглядеть лицо мужчины, повернул голову:
– Господин хороший, а куда на Немецкой улице?
– Поезжай, любезный, на месте покажем!
Мужчина кутал лицо в воротник, покрытый от дыхания густым инеем, шапка надвинута на лоб – нет, не узнать. Виден только крупный, с выраженной горбинкой нос и черные глаза навыкате.
Эдвин вновь обратился к спутнице, перешел на веселый тон:
– У вас, Юлия, хорошие перспективы! Скоро отпуск. Дадим вам надежный паспорт и кучу денег. Поезжайте на лучшие европейские курорты, набирайтесь сил.
– Если меня после взрыва не повесят, – усмехнулась девица.
Соколов понял: речь идет о праздновании полувекового юбилея земства. Именно об этом сообщал осведомитель-большевик Малиновский: акция готовилась в большой тайне, и подробностей даже этот член ЦК не знал.
Желая продлить путь, сыщик малость притормозил лошадок, а у церкви Никиты Мученика и вовсе остановился. Сняв шапку, истово перекрестился на темнеющий в небе купол, обращаясь с мысленной молитвой к Богородице: «Помоги, Матерь Божья, в моем правом деле!»
Эдвин за его спиной хихикнул:
– Какие же русские набожные! Если бы они работали с таким усердием, с каким молятся…
Соколов вновь погнал жеребца. Он напряженно соображал: «Схватить эту парочку? Но они станут на допросах запираться, да и как узнать, куда они сейчас направляются? Лучше всего проследить дом, в который они войдут, и устроить слежку. И это разумно, ибо шальная братия действует не в одиночку, а, как клопы, живут кучно. Тем более что Вильгельм, видимо, успел сообщить в охранку об этих типах. Медников должен прислать филеров».
Эдвин, наклонившись к уху девицы, что-то горячо зашептал. Встречный ветер и ужасный скрип снега под полозьями заглушали его слова, и Соколов ничего не мог расслышать. Вдруг Эдвин строго прикрикнул:
– Зачем не погоняешь лошадь? Шнель!
Соколов дернул вожжи, чмокнул губами:
– Ну, пошел, пошел, резвый! Ох, и сердит господин…
Соколов свернул на Немецкую улицу. Теперь он пустил жеребца шагом. Повернулся к седокам:
– Куда ваши благородия прикажут?
Эдвин немного замялся, словно забыл, куда ему надо подъехать. Поразмышляв, приказал:
– Вези в Посланников переулок.
– Слушаюсь, ваше благородие!
– Выправка и разговор у тебя словно армейским был!
– Так точно, – весело отвечал Соколов. – Служил государю, вере православной и Отечеству!
Он хлестанул жеребца. Лихо свернул с Немецкой улицы, да так, что саночки занесло и они едва не перевернулись.
Мерзший на углу городовой помахал кулаком.
Соколов погнал вперед мимо громадного доходного дома Карякина.
– Эй, любезный, не так быстро! Нас – вон туда, к владению наследников Назаровых. – Повернувшись к спутнице, произнес на немецком, чуть усмехнувшись:
– Учитесь, фрейлен. Конспирация – первое дело.
Соколов, кажется, знал в Москве каждый домишко, каждую подворотню. Он уверенно подкатил к старинному трехэтажному особняку.
На улице было пустынно.
Эдвин неуклюже вылез из санок. Растопырив руки, боясь поскользнуться на обледенелой проезжей части, прямиком двинулся к массивным, чуть приоткрытым воротам.
Юлия протянула Соколову рубль:
– Возьми, любезный!
Соколов деловито засунул серебряную монету в носовой платок. Соблюдая ритуал, начал клянчить:
– Господа хорошие, перевез вас аккуратно, не расплескал, душу не вытряс. За усердие от вашей милости прибавить бы самую незначительность – гривенничек-с!
– Ах, эти нахальные извозчики! – вздохнула Юлия, но все же протянула серебряную монетку. Кажется, намеренно коснулась теплой рукой широкой ладони Соколова, жадно впилась в него взглядом. Широко расставленные глаза, блестящие, как смородинки после дождя, вожделенно загорелись. Ее сочные губы задумчиво сложились сердечком. Медленно и очень тихо произнесла: – Как же ты, мужичок, похож на одного знаменитого человека!
– Бывает, – согласился Соколов и с надеждой спросил: – Может, барыня, подождать? Уж больно вы тороватая да пригожая.
Юлия махнула рукой:
– Будь здоров, мужичок!
– Постараюсь!
Эдвин, который успел уйти вперед, зло крикнул:
– Что такое? Деньги получил?
– Как подряжались, ваше благородие! И даже с походом – за усердие от седоков…
– Убирайся отсюда, мужик!
– Хомут рассупонился, барин, – отвечал Соколов.
Он соскочил с облучка и стал возиться с упряжью.
Эдвин подошел к закрытым кованым воротам, огляделся, снял перчатку, порылся в кармане и отомкнул висевший на цепи замок. Пропустив вперед Юлию, по-хозяйски закрыл за собой ворота на замок и двинулся вглубь двора.
В прозрачном воздухе стыла луна, в мире царила морозная ночь.
Войти с помощью соц. сетей: