Одноногий, с кладбища

Мартынов вскочил из-за стола, невольно подражая манере Соколова, побегал по кабинету и вдруг нервным, срывающимся голосом крикнул:

– Да, да, пусть это было моей оплошкой – я напрасно приказал этого типа выпустить из камеры! Но теперь его нигде не могут найти. Семен Кашица предъявил, как выяснилось, фальшивый паспорт.

– Ай-ай-ай! Какой плохой дядя, провел самого начальника охранки. Где он, этот паспорт? – Соколов с выражением сострадания глядел на Мартынова. Так умный доктор смотрит на неврастеничного пациента.

– Мы взяли подписку о невыезде с этого Кашицы и записали с паспорта место его прописки.

– И что дальше?

– А дальше… Что дальше? Я послал поручика на Верхнюю Красносельскую, – кивнул на Алябьева, – задержать и доставить сюда для снятия допроса, во владения Павловой, это дом номер шесть, наискосок от Алексеевского кладбища…

– Ну?

– Алябьев, расскажи господину полковнику!

Алябьев вскочил, одернул мундир и затараторил:

– Странная история, господин полковник! У Павловой проживает Семен Кашица. Он уборщик Алексеевского кладбища. Но у него… одна нога. Это не тот, которого я видел…

Чем-то подавленный, но внимательно слушавший собеседников, Заварзин с оторопью смотрел на поручика.

– Что значит – одна нога?

– Другую потерял в Порт-Артуре. Моряк с линейного крейсера…

Соколов вперился стальным взглядом в переносицу поручика, тихо произнес:

– Ты снял допрос с этого одноногого?

– Так точно!

– Ты предупредил его об ответственности за ложные показания?

– Так точно!

– И что тебе, раб Божий, этот одноногий рассказал?

– А вот извольте, господин полковник, в протокол допроса взглянуть.

Соколов взял страницу допроса, исписанного корявым, явно не привыкшим к писанию почерком поручика. Стал вслух читать:

«Летом прошлого года в августе я был вызван в участок по причине задержания меня за игру в трынку в неустановленном на то месте Леснорядского рынка. По названной причине имел при себе паспорт и подвергнут в участке штрафованию на три рубли.

Возвращаясь домой, зашел на Леснорядский рынок купить ветчины сырой для горохового супа, что я и приобрел два фунта за сорок копеек. Когда вернулся домой, то на другой день обнаружил исчезновение паспорта, который у меня на упомянутом рынке утянуло жулье, которого нынче много развелось. По сделанному мною заявлению в участок мне был выдан новый паспорт за пошлину в один рубль наличными. С моих слов записано верно…»

Сыщик насмешливо взглянул на Алябьева:

– Поручик, ты бросил церковно-приходскую школу еще в первом классе?

Алябьев гордо вскинул подбородок:

– Я выпускник Харьковской кавалерийской школы!

– То-то пишешь, словно конь копытом натоптал. Нет, ты не Александр Пушкин и даже не какой-нибудь Петр Боборыкин.

– Как говорит допрашиваемый, так и пишу.

– Что сам Кашица: кого он подозревает в хищении паспорта? А что соседи об одноногом говорят? Как смотритель кладбища о нем отзывается? Семейный ли он? Где и кем прежде служил? Какого мнения о нем дворник? С кем встречается и какие увлечения?

Алябьев вздохнул:

– Виноват, не смекнул…

Мартынов вступился за своего любимца:

– Господин полковник, поручик Алябьев все сделал правильно и добросовестно. Что вы еще хотите от него?

– Сколько, поручик, тебе надо времени, чтобы ты прояснил этот вопрос?

– Три дня! – не моргнув, отвечал Алябьев.

Соколов покачал головой, молча прошелся по кабинету, повернул голову к Заварзину:

– Если сам не сделаешь, обязательно дело погубят! Господи, какие матери этих бестолковых плодят?

Заварзин, желая повернуть беседу в другое русло, взглянул на карманные часы:

– Сейчас начало девятого вечера! Я всех приглашаю по старой памяти ужинать к Егорову!

Соколов твердо сказал:

– Нет, я должен сам допросить одноногого Кашицу, чтобы найти его фальшивого однофамильца.

Заварзин подошел к приятелю, положил руку на плечо:

– Обязательно сегодня приезжай, последний раз гуляем вместе…

Соколов оторопело взглянул на генерала:

– Что такое? Погребальное настроение – почему?

– Потом узнаешь…

Соколов приблизился вплотную к стоявшему возле окна и глядевшему на вечерний город Мартынову. Громким шепотом сказал:

– Тебя, подполковник, кулаком надо учить! Как твои люди работают: «Не смекнул! Три дня!» Держи около себя смекалистых и толковых. Наша работа потому и называется оперативной, что должны мы действовать быстро.

Заварзин засмеялся:

– Словно молния разить преступников!

– Именно так! А у нас прежде выспятся, на трех совещаниях посидят, покурят, в трактире водки под селянку выпьют, поговорят о любовницах, при этом три короба наврут, а уж потом потрусят страшное преступление распутывать. А нестись нужно каждый раз как на пожар! Той самой карающей молнией поражать злодеев. Меньше надо мечтать о себе, а прежде всего – о деле.

Заварзин, сам труженик отменный, обнял Соколова:

– Ах, мой милый друг, если бы все так думали! Аполлинарий Николаевич, действительно тебе следует самому активней участвовать в раскрытии этого преступления. – Перевел взгляд на Мартынова. – А ты, Александр Павлович, должен ввести графа в курс дела. Ведь он еще не владеет обстановкой.

– Обязательно, Павел Петрович, сейчас и сделаю это… Мы норовим глубоко копать! Час-полтора, и вы войдете в курс событий…

Соколов рассмеялся:

– Нет, дорогой ты мой Александр Павлович, через час вы будете с Павлом Петровичем пить водку под грузди и копченый угорь.

– В трактир Егорова мы без тебя не поедем, – решительно заявил Заварзин. – Будем дожидаться, пока ты его не допросишь и не позвонишь нам сюда.

– Прекрасно! – воскликнул Соколов. – Не будем терять золотого времени. Усаживайтесь, коллеги, удобней, а ты, Алябьев, поезжай к Егорову, скажи, чтобы нам готовил пышный ужин.