Раскрытые планы

Соколов вынул из портфеля бережно сложенный чертеж и адрес Гарнич-Гарницкого. Положил бумагу на стол, ткнул пальцем:

– Урядник Бирюков со станции Бологое это вынул из кармана погибшего Елагина.

Мартынов насторожился:

– Что это значит? Погибшего?

– То и значит, что бросился на меня с охотничьим ножом, а наткнулся вот на это! – Соколов поднял вверх кулачище. – Неосторожен был Иван Елагин, Царствие ему Небесное. Хотя, вероятней, попадет в преисподнюю.

Мартынов набрал полные легкие воздуха, хотел что-то выпулить из себя, но лишь укоризненно покачал головой. Затем с миной брезгливости склонился над чертежом:

– Что такое?

– Крестиком отмечен дом, где проживает Гарнич-Гарницкий.

– Ну и что?

Теперь пришла очередь Соколова гневаться.

– Ты, Мартынов, и впрямь не понимаешь, что натворил? В кармане уголовного типа обнаруживается такой чертеж, а начальник охранки на это: «Ну и что?»!

Мартынов невозмутимо отвечал:

– Мало ли откуда мог взяться клочок бумажный! Скажем, погибший Елагин познакомился с горничной из этого дома и она ему начертила этот план. Или просто поднял на мостовой, думает: «Бумажка мягкая, для сортира хорошо пойдет».

Соколов шумно выдохнул:

– Александр Павлович, ты не в своем уме. Такую белиберду несешь! Какой сортир? А на обороте взгляни, тоже дорога к горничной?

Мартынов перевернул лист: квадратики домов, в один из них упиралась стрелка, дорога, улица, помеченная буквой «Н.», чуть ниже – крестик в кружочке.

Соболезнующим тоном Соколов спросил:

– Скучно? Нет нужды задать вопросы Семену Кашице? Кстати, надо еще выяснить, что это за тип.

– А что означает «Н.»?

– Вопрос этот надо тоже адресовать Кашице. Но полагаю, что это название улицы, на которой живет Гарницкий, – Нижегородская.

Мартынов походил по кабинету, тоном, каким разговаривает доктор с опасно больным, с тихой печалью молвил:

– Я верю лишь фактам. А факт есть – серьезный: один из наших сотрудников превысил меры необходимой самообороны и убил человека, который, очень может быть, стал бы важным свидетелем и объяснил содержание этих чертежей. Этот сотрудник, полковник, – вы сами. И вы будете отвечать за самоуправство.

– А факт покушения на «сотрудника»? – Соколов не выдержал, рассмеялся. Такой разговор казался ему какой-то чепуховиной.

– Это надо будет доказать прокурору. Таких доказательств у вас нет. Прокурор, полковник, вас вызовет.

– Надеюсь, вместе с тобой: объяснишь, Александр Павлович, мотивы, которые заставили тебя отпустить опасного преступника. А мне сейчас ответь на вопрос: как же с шантажом Гарнич-Гарницкого?

– А почему вас это волнует? Какое отношение вы имеете к этому делу? Кто поручил вам заниматься им?

Мартынов нажал кнопку звонка. Тут же в дверях вырос дежурный офицер.

– Скажи Антону, пусть закладывает. И Алябьева ко мне. – И вновь к Соколову, теперь уже миролюбивым тоном: – Авто в такой страшный мороз не заводится, приходится как при царе Горохе в санях ездить. А мне сегодня следует быть в Дворянском собрании. Благотворительный концерт для детей-сирот, чьи отцы на японской войне погибли.

Соколов с недоумением смотрел на собеседника.

– По нашему делу что дальше?

– Адрес этого Кашицы есть в протоколах допроса. Я прикажу, за ним последят и в нужный час задержат. Так даже лучше.

В кабинете появился Алябьев. Мартынов сказал:

– Прикажите назначить слежку за этим субчиком, которого на Николаевском вокзале допрашивали. Адрес его жительства вы в протокол записали?

– Так точно, господин подполковник.

– Выполняйте! – К Соколову: – Господин полковник, я вам немедленно сообщу о задержании. Допрашивайте этого уголовника сколько угодно, только мне предоставьте, – улыбнулся по-хитрому, – основания для прокурора.

Соколов настойчиво повторил:

– А что с Гарнич-Гарницким?

– Собственно, что вы имеете в виду? То, что он весело время в Монте-Карло провел? Это должно стать предметом серьезного служебного разбирательства. Находясь на государственной службе, нельзя вести безнравственный, разнузданный образ жизни. – Многозначительно посмотрел на собеседника. – Стыдно ему, семейному человеку, подобными развлечениями тешиться. Связи случайные – последствия печальные.

– А что, если на Гарнич-Гарницкого и впрямь произведут покушение?

Мартынов отмахнулся.

– Вы в это действительно верите? – Почесал кончик носа. – В конце концов, мы все ходим под дамокловым мечом, но никого не просим защищать нас. На мне сейчас висит дело пропавшего прокурора Александрова. Знаю вашу заинтересованность. Тут же сообщу, как будут новости. А вашим Гарнич-Гарницким пусть займется петербургская охранка. – Неожиданно раскатился смехом: – По месту, так сказать, факта события и места постоянного проживания! – и задушевно добавил: – Всякий может совершить ошибку. Я отпустил задержанного, вы убили по нечаянности пассажира. Стоит ли шум подымать?

Соколов взял со стола чертеж, убрал не спеша его в портфель и, вперив презрительный взор в начальника охранки, грустно покачал головой:

– Ну и ну!

В сыске

Сыщик направился по соседству, в Гнездниковский – к фотографу Ирошникову. Он протянул ему завернутый в тряпку охотничий нож, которым его хотел убить Елагин. Сказал:

– Сними пальчики!

– Да сейчас все и сделаю. Как без нас живете?

Соколов откровенно отвечал:

– Скучаю! В сыске, в отличие от охранки, почти нет интриг, люди проще, душевней. Да и привык ко всем вам.

Ирошников протянул дактилоскопическую карту:

– Хорошо читаемые отпечатки!

Соколов с удовольствием глядел на четкие завитки. Похвалил:

– Юрий Павлович, у тебя золотые руки! Теперь попрошу: займись картотекой, постарайся отпечатки идентифицировать.

Ирошников с нежностью взглянул на Соколова:

– И мы без вас, Аполлинарий Николаевич, скучаем.

– У сыщиков дружба крепкая – до конца дней. – Повторил: – Работали мы с вами славно, но, признаюсь, в охранке народ сложней, а дела серьезней. Один негодяй революционер столько может России зла принести, сколько целая банда уголовников не в состоянии. Но, вопреки проискам врагов, наша жизнь прекрасна!

Ирошников заверил:

– Завтра я вам, Аполлинарий Николаевич, результат доложу.

Друзья обнялись.

* * *

С колокольни Страстного монастыря над крышами домов в студеном воздухе плыл тягучий, словно на лету замерзавший, звон колоколов. Он звал православных на службу.

Соколов отправился пешком домой. Он соскучился по Мари, по своей громадной библиотеке старинных русских и французских книг.

Дышалось легко, снег скрипел весело. Вновь вернулось бодрое и деятельное состояние духа.

* * *

Вечером в квартире Соколова раздался телефонный звонок.

– Говорит подполковник Мартынов! Главное известие – следов прокурора Александрова все еще нет.

– А что Семен Кашица?

– Семен Кашица? – После долгой паузы и глубокого вздоха. – Он жил на Ладожской улице в доме Марфы Цветковой, это номер двадцать три. Наш агент там был, оказалось, что он съехал оттуда еще позапрошлым летом. У хозяйки случайно оказался новый адрес этого Кашицы, он живет теперь по Верхней Красносельской. Завтра спозаранку пошлю за ним, возьмем тепленького.

– И что дальше?

– Мы пытаемся выяснить личность убитого, – быстро поправился, – то есть погибшего от несчастного случая Ивана Елагина. В Москве проживают восемь Елагиных, но среди них нет ни одного Ивана. Наши агенты энергично работают с картежными игроками. Впрочем, сами игроки люди осторожные, из них лишнего слова не вытянешь. Пока все дружно заявляют, что Ивана Елагина не знают.

Соколов раздраженно проговорил:

– Что игроки?! У вас полно осведомителей среди едоков, иуд и приманщиков. Эти шестерки вам все выложат, мир профессиональных карточных шулеров узок.

– Простите, Аполлинарий Николаевич, а кто такой едок?

– Это тот, кто незаметно подсовывает шулеру меченые карты, а после игры быстро прячет их. В клубах на этих ролях бывают служащие или лакеи, нарочно принятые на службу.

– А иуда?

– Этот смотрит жертве в карты и показывает шулеру условными знаками, как ему ходить. Жаль, подполковник, что ты не игрок, а то знал бы, что, к примеру, один палец означает бубны. Та самая масть, знак которой пришивается к верхней одежде каторжника.

Мартынов весело сказал:

– Конечно, конечно! Вот почему говорят: «Забубенная твоя головушка»!

– Только не моя, а твоя, подполковник! Если ты не отыщешь мне исчезнувшего Семена Кашицу, то тебе бубновый знак на спине покажется картиной Ильи Репина, а каторга – райским местом. Понятно? – И после этого по-французски, изысканно: – Желаю вам, сударь, больших успехов во благо великой Российской империи!