ГЛАВА ВТОРАЯ
Вечером Танк навестил Рональда Филлипса. Все, что потребовалось для этого сделать, — это, используя полученный ключ доступа, подключиться к серверу госпиталя, указать номер палаты, свое имя и универсальный идентификационный код. Четыре камеры в режиме реального времени транслировали изображение, два микрофона передавали в сеть звук, а три десятка датчиков отслеживали состояние больного. С пациентом можно было общаться либо голосом, либо передавая на сервер текстовые сообщения — полученный текст озвучивал синтезатор. Можно было и показаться — на потолке висел большой монитор.
Но Танк ничем не выдал себя. Насмотревшись на спящего Рональда и бегущие графики, он вышел на связь с доктором.
— Здравствуйте, док. Как дела у Филлипса?
— Все лучше и лучше, — рассеянно сказал доктор. Он смотрел мимо камеры; кажется, он был чем-то занят.
— Я не очень вас отвлекаю?
— Не очень.
— Когда можно будет с ним поговорить?
— Думаю, дня через три. Впрочем, ваши коллеги приводиликнему вчера.
— Да, я читал отчет. Там ничего примечательного, ия бы хотел выяснить кое-какие моменты.
— Через три дня. Не раньше.
— Хорошо, — сказал Танк. — Зайду через день.
— Буду ждать, — сказал доктор, и Танку показалось, что это он так пошутил.
Завершив сеанс связи и закрыв подключение к серверу, Танк задумался.
Рональд Филлипс вышел из комы в тот момент, когда погиб Серый Рыцарь — его альтер эго. Это можно было предполагать, но на это нельзя было рассчитывать. Корпорация, по крайней мере, на такой риск не пошла. Распорядился же случай.
Или это была не случайность?
Что за человек убил Серого Рыцаря? И по каким причинам? Может быть, он знал наверняка, что виртуальная смерть вернет к жизни застрявшего в сети человека? Но откуда у него такая уверенность?
Или же он не хотел, чтобы Танк разговаривал с Рональдом? Тогда чего он боится, что скрывает?…
Танк посмотрел на монитор. Компьютер был загружен расшифровкой логов, которые могли прояснить многое из случившегося на Острове Туманов. По крайней мере, можно будет узнать, кто из Двуживущих посещал это место. С Одноживущими дело обстояло сложней, идентифицировать их по одним только логам было невозможно, но Одноживущие Танка пока не интересовали. Разве только один.
— И что это за Богоборец такой? — пробормотал Танк, глядя на застывшую полоску статус-бара. — Кому потребовалось создавать персонажа, думающего, что он погибший человек? И зачем?
Танк потянулся, зевнул, хрустнул суставами пальцев, а потом подвинул к себе клавиатуру и стал сочинять официальный запрос…
1
Под тополем Глеба ждали двое. Один — молодой человек, худой и косматый, в мешковатой грязной одежде. Он забрался на дерево и сидел на ветке, свесив ноги. Второй — в годах, широкоплечий и жилистый, с бледным лицом, заросшим пегой щетиной. Этот стоял, привалившись к стволу тополя, и грыз хвостик щавеля.
Увидев идущего Глеба, парень тихо свистнул, и тот, что был в возрасте, выплюнул кислую жвачку, поднял голову и шагнул вперед.
— Привет, Богоборец, — с улыбкой проговорил он.
— Привет и вам, — Глеб остановился и внимательно осмотрел незнакомцев; уверился, что оружия при них нет — разве только ножи за голенищами, но ножи его не пугали. — Зачем звали?
— А ты разве не рад нас видеть?
— А чему радоваться?
Мужичок пожал плечами, обернулся, кинул взгляд на оседлавшего сук парня. Тот улыбнулся широко, показав ровные крупные зубы.
— Не помнишь нас? Я — Ирт. Это — Горр… Не помнишь… Значит, правду говорили…
— Что говорили? — Глеб не спешил подходить к этим людям вплотную — мало ли что у них на уме, — и потопу разговор велся громко.
— Что после смерти ты все забываешь.
— Кто говорил?
— Люди.
— Какие?
— Всякие… Сейчас не лучшее время для вопросов, Богоборец. Нам надо уходить.
— Так идите.
— Ты пойдешь с нами.
— Что? — Глеб возмутился, и незнакомцы, кажется, слегка его напутались.
— Тебе угрожает опасность, — заторопился бледнолицый. — Белиал представляется другом, но это не так. Однажды он убил тебя, и мы тому свидетели. Ему нельзя верить.
— Убил? — Глеб нахмурился. — Почему?
— Мы не знаем.
— Почему вы говорите мне об этом? Какое вам до меня дело?
— Мы твои друзья, — гордо заявил Ирт, и Горр кивком подтвердил его слова.
Глеб целую минуту разглядывал собеседников, а потом рассмеялся, и хриплый смех его звучал зло:
— Вы тоже? Тоже друзья?…
На середине пруда всплеснула рыба, и люди неволь но повернули головы в ту сторону. Отражающееся в во де небо казалось черным, и все внезапно поняли, какал стоит вокруг тишина.
— Ты должен нам верить, Глеб, — негромко сказал Ирт, и Глеб, услышав свое настоящее имя, вздрогнул.
— Почему? — спросил он.
— Потому что мы — Одноживущие. Потому что Белиал — Двуживущий.
— Потому что ты такой же, как мы, — добавил Горр.
— Но я не знаю… Я не уверен… И зачем Белиалу убивать меня? Он же помог мне, он меня спас…
— Белиал использует тебя, — сказал Ирт, и Глебу вспомнился недавний разговор с магом.
«…Небуду скрывать — я заинтересован в нашей дружбе…»
— Я не могу знать наверняка, — продолжал Ирт, — но мне кажется, у него насчет тебя есть какие-то планы. Не зря он так к тебе прицепился.
— Значит, он не тронет меня! По крайней мере, до тех пор, пока я ему нужен… — Глеб задумался. — Он говорил, что хочет разобраться, кто я такой. Он просил меня помочь найти людей, которые, возможно, что-то знают… Я тоже хочу этого! А вы? Чего хотите вы?
— Мы хотим спасти тебя, Богоборец, — сказал Ирт. — Белиал плохой человек. Однажды он убил тебя, так неужели ты простишь ему это?
Глеб вспомнил о Епископе, о своем заклятом враге, который тоже назывался другом, а потом предал его…
— …Мы отведем тебя к Танку. Он хочет поговорить с тобой, и он просил нас отыскать тебя.
— К Танку?… — переспросил Глеб.
«…Одного из них зовут Танк — о нем я уже многое знаю…»
— Кто такой этот Танк?
— Он Двуживущий. Ты встречался с ним, и он говорил с тобой, но потом Белиал тебя убил.
— О чем именно он говорил?
— Он говорил, что читал о тебе. Он говорил, что слышал раньше твое имя — Глеб Истомин. Он говорил, что жил такой Двуживущий, но несколько лет тому назад погиб в родном мире Двуживущих, уничтожив и своего врага Епископа.
Глеба пробрала дрожь.
«…Думаю, они могли бы кое-что прояснить; я почти не сомневаюсь, что они знают, кто ты и зачем ты…»
— Как найти этого человека?
— Мы проводим тебя к нему. Для этого мы и пришли.
— Но как вы узнали, что меня можно найти здесь?
— Ты сам говорил, что рождаешься на одном и том же месте. И я хорошо помню, где оно находится, — мы там встретились. После того как Белиал расправился с тобой и Серым Рыцарем, я вернулся сюда и привел с собой Горра. Мы искали тебя в округе, надеялись, что хоть что-то о тебе услышим. И однажды узнали, что есть деревня, в которой ты иногда бываешь и в которой много времени проводит Двуживущий маг Белиал. Мы долго ждали тебя здесь, Богоборец, и вот ты появился, — последние слова Ирт произнес торжественно; он словно отчитывался перед старшим товарищем о непростом успешно выполненном поручении.
Глеб устало вздохнул и покачал головой:
— Я уже не знаю, кому и во что верить… Вокруг все крутится, все так меняется, мне бы остановить это мельтешение, подумать как следует, понять, что со мной такое творится…
— Мы сохранили твою книгу, Богоборец, в ней написано о том, кто ты.
— Книга? Обо мне?
— Не только.
— Где она?
— Мы ее спрятали в лесу. Там же лежит твое копье.
— Еще и копье?
— Так ты идешь с нами, Богоборец?
Две секунды потребовалось Глебу, чтобы принять Решение. И он сказал: — Да.
2
Ирт и Горр хотели отправиться в путь сразу. Глеб же настаивал на том, чтобы вернуться в деревню, забрать кое-какие вещи и прихватить провизии. Ирт и Горр утверждали, что идти в деревню опасно. Глеб же говорил что опасности нет — Белиал спит, а спящего Двуживущего разбудить невозможно. Всех прочих обитателей деревни он не боялся.
Сошлись на том, что в селение вернется один только Глеб, а Ирт и Горр останутся дожидаться его здесь, у старого тополя с двумя макушками.
— Я быстро, — пообещал Глеб. — Туда и сразу обратно…
Уже стемнело; на потухшем небе тлели звездочки, но их становилось все меньше — ползущая мгла глотала их одну за одной. С севера задувал холодный ветер, и Глеб с благодарностью вспомнил предусмотрительного Лорина. Он плотней запахнулся в плащ, кивнул новообретенным товарищам, развернулся и зашагал по направлению к черным и мрачным баням, похожим сейчас на огромные валуны.
Потом он перешел на бег.
3
У дома Белиала его ждали.
Два человека стояли возле крыльца и тихо беседовали. Глеб, догадавшись, что его не замечают, хотел было подойти ближе и подслушать, о чем они говорят, но споткнулся о камень, спрятавшийся в траве, и зашипел от боли в ушибленном пальце.
Разговор у крыльца прекратился. Две фигуры повернулись на шум, шагнули вперед и слились со стеной — их серые лица словно плавали во тьме.
— Эй, Богоборец, это ты?
— Я… — Глеб махнул рукой. — Вы меня встречаете?
— Хозяин велел за вами присматривать, — Глеб по голосу определил, что это говорит Лорин. — Мы уже тревожиться стали, вас все нет и нет. Уже почти решили искать идти.
— Что я, ребенок, что ли?
— Ребенок не ребенок, а случиться всякое может, — наставительно сказал второй встречающий — его Глеб, кажется, не знал. — Тем более в темноте.
— Надышались воздухом? — спросил Лорин. — Теперь в дом?
Пошли, — согласился Глеб.
В избу они вошли вдвоем, Собеседник Лорина распрощался с ними у крыльца и отправился прочь.
— Это сосед, — пояснил слуга. — Он нам порой помогает, ну и мы ему чем можем…
Сейчас дом казался много больше, чем днем. Было тихо и темно, только чуть тлели ночники-коптилки и вздыхали, поскрипывая, под ногами половицы, пока люди, окруженные колыхающимися тенями, шли по коридорам.
— Ваша комната, — остановился перед одной из дверей Лорин. Дверь была высокая, на вид крепкая, украшенная резными накладками.
— Мне бы перекусить чего, — шепотом попросил Глеб.
— Там есть.
— Мне бы побольше. Я спать не собираюсь, а поесть ночью люблю. — Он действительно не хотел спать и чувствовал голод.
— Там достаточно еды, — сказал Лорин. — Круг сыра, заливное мясо, каравай хлеба, жаркое, дичь, фрукты и три бутылки вина — уверен, вам хватит.
— Хорошо, — Глеб не настаивал. — Не буду больше тебя задерживать.
— Рад был служить, — склонил голову Лорин. — Доброй ночи. — Он взялся за дверную ручку, потянул ее на себя — и отступил в сторону, пропуская гостя вперед, Глебу ничего не оставалось, как шагнуть в темный проем. Он хотел было обернуться и поблагодарить слугy но дверь тут же захлопнулась.
А потом в замочной скважине взвизгнул спешно поворачиваемый ключ.
4
Длинная и узкая комната больше походила на чулан. Мебели было немного — стояла кованая железная кровать с горой матрасов и горкой подушек, небольшой шкаф с посудой, тумбочка, выдвижной ящик которой был полон погрызенных мышами огарков, и ничем не примечательный стул. Здесь было два подоконника, но не было ни одного окна — вместо оконных проемов имелись тщательно оштукатуренные ниши, завешенные шторками, больше похожими на полотенца.
На одном из подоконников, как и было обещано, лежали две книги, десяток новых свечей, кучка деревянных фигурок с проволочными ушками и крохотный, вроде бы серебряный багорчик. Глеб зацепился за него взглядом и подумал сразу, что можно попробовать использовать его как отмычку.
На другом подоконнике теплилась желтым огоньком медная лампадка. Свету от нее было чуть, но, по крайней мере, Глеб мог зажечь от нее свечи — что он и сделал, намереваясь рассмотреть свою камеру во всех деталях, Но через некоторое время он понял, что особых деталей тут нет, а те, что удалось обнаружить — истрепанный веник и кочерга под кроватью, причудливая трещина на стене и живой сверчок за тумбочкой, — интереса не представляют.
С едой его не обманули, так же как с бирюльками и с книгами: накрытые горшки и миски, закупоренные бутылки, кувшин с водой, ваза с фруктами, а также хлеб и сыр, завернутые в холстины, прятались за занавесками в одной из ниш.
Вроде бы все, что обещали хозяева, здесь имелось.
Но Глеб чувствовал себя обманутым.
Его обманули в главном — у него отобрали свободу; его заперли в комнате, как зверя в ловушке; за него решили, чем он будет заниматься этой ночью…
Не случись разговор с Иртом и Горром, не знай Глеб о Белиале того, что сообщили ему новые товарищи, не будь у него своих планов, то он скорей всего смирился бы с заключением и даже, наверное, выдумал бы какое-нибудь оправдание сомнительному гостеприимству.
Сейчас же он чувствовал злость.
Ему хотелось выбить дверь — ногой! плечом! — разнести ее в щепки; и пусть только кто станет у него на пути!
Но разум подсказывал, что так поступать не следует.
Глеб еще раз прошелся по периметру комнаты, кинул на кровать ненужную дубинку, подвинул стул к нише, где была еда, и сел. Какое-то время он не двигался, зло пялясь на запертую дверь и вслушиваясь в плотную тишину спящего дома.
Когда за тумбочкой завозился осмелевший сверчок, Глеб вздохнул и повернулся к нише. Широкий подоконник мог заменить обеденный стол, и Глеб подвинул к себе одну из мисок — самую большую. Сняв куполообразную крышку, он обнаружил еще теплую запеченную куропатку.
Трапеза не отняла много времени и ни на йоту не улучшила настроения.
Глеб вытер жирные руки о занавеску, подумав мстительно, что отстирать пятна будет не просто. Потом он взял багорик, которым следовало разбирать сваленные в кучку бирюльки, прихватил с собой две свечи, стул и вернулся к двери.
С замком он возился долго, но безуспешно — то ли замок был с секретом, то ли у взломщика не хватало мастерства. Отчаявшись, вспотевший Глеб ругнулся, швырнул багорик в угол и с разбегу кинулся на кровать.
Лежа на животе, слушая треск свечей и шуршание сверчка, он много чего передумал: и о себе, и о Белиале, и о загадочном Танке. Хотелось верить в счастливый конец, но предчувствия одолевали самые мрачные, а картины будущего рисовались страшные и беспросветные.
Он попытался заснуть — и не смог.
Попробовал забыться, но не сумел — голова оставалось ясной, и неотступные черные мысли мучили его.
Лежать так было невыносимо, и Глеб, в очередной раз выругавшись, поднялся.
Выбраться отсюда надо во что бы то ни стало, решил он. Пусть будет шум — много шума! Если случится драка — замечательно; драка — верный способ избавиться от изнуряющих дум.
Глеб прихватил дубинку, опять подошел к двери. Сперва несильно толкнул ее ладонью. Потом налег плечом. Дверь не поддавалась — возможно, ее укрепляла какая-то магия.
Решив пока приберечь силы, Глеб внимательно осмотрел дверной проем. Заметил, что пламя сильно отклоняется, если поднять свечу к самой притолоке; привстав на цыпочки, он дотянулся до нее рукой и ощутил движение воздуха. Через мгновение Глеб уже стоял на стуле и шарил ладонью в промежутке между дверью и косяком.
Промежуток был значительный — в три пальца. В него можно было просунуть руку — и Глеб сделал это. Представилось вдруг, что сейчас кто-нибудь с той стороны ухватит за запястье и тяжело потянет вниз, выкручивая суставы, ломая кость…
За дверью было темно, вверху был потолок, внизу ничего не было.
Глеб попытался сунуть руку дальше, и теперь ему почудилось другое — что стул опрокинулся, а он повис на застрявшей руке, беспомощный и смешной.
Поняв, что от промежутка над дверью пользы ему никакой, Глеб спрыгнул со стула и случайно коснулся пальцами холодного металла петель.
Петли были навесные.
Тут же в голову пришла мысль, что можно попытаться дверь снять. Но не помешает ли замок?
Попробовать стоило, и Глеб, опустившись на корточки, попытался зацепиться пальцами за дверь. Не вышло — дверной ручки с этой стороны не было, а щель под дверью была слишком мала.
Загоревшись идеей, он бросился к шкафу с посудой, нашел два столовых ножа — тупых и с закругленными концами, — подсунул их под дверь. Но ножи лопнули, не выдержав тяжести.
И тогда Глеб вспомнил о кочерге, валяющейся под кроватью. Лучшего рычага и придумать было нельзя. Он мигом вытащил кочергу на свет, вбил ее плоскую лапу под дверь, осторожно налег на длинную ручку. Металлический прут начал гнуться. Но и дверь подалась вверх — настолько, что Глеб смог подсунуть под нее пальцы свободной левой руки.
И снова ему ярко представилось, что кочерга сейчас согнется, а может, и вовсе сломается, и дверь встанет на место, защемит ему ладонь, и он простоит тут всю ночь, согнувшись в три погибели, страдая от боли и неудобной позы…
Глеб тряхнул головой и медленно начал выпрямлять спину. Тихо щелкнул металл, затрещало дерево — дверь неохотно поддавалась, и Глеб в душе возликовал. Когда дверь соскочила с петель, он едва ее не уронил, но застрявший в пазу крепкий язык замка задержал ее падение. Глеб подхватил дверь, отодвинул, установил надежно и заторопился: надо было собрать все, что могло пригодиться в пути. Да и то, что вряд ли бы потребовалось, оставлять было жалко.
В льняную простыню Глеб завернул большую часть провизии; в покрывало — ту посуду из шкафа, что выглядела побогаче, — он рассчитывал продать ее в первой же встреченной лавке. Получившиеся объемистые узлы он связал меж собой и повесил на плечо. Сунул за пазуху две книги. Распихал по карманам свечи. Подумал, а не заменить ли дубинку кочергой, но решил, что дубинка, пусть она и не такая крепкая, но куда более прихватистая, да и привычная уже. Он хотел взять и бирюльки, но, торопясь, рассыпал их, а собирать уже не стал.
Из комнаты он вышел нагруженный, словно мародер. Под мышкой он зажимал дубинку, в правой руке держал свечу, а ладонью левой прикрывал колеблющееся пламя. Тени шарахнулись от него, словно боясь, что и их он поймает и увяжет в узлы. Предательски скрипели под ногами половицы, но Глеб даже не думал ступать тише.
Случись сейчас драка, он был бы ей рад.
5
Выбраться из дома получилось не сразу.
Глеб долго плутал в длинных мрачных коридорах, среди одинаковых дверей. Порой он оказывался на каменных ступенях и спускался куда-то, кажется, под землю. Иногда по широкой деревянной лестнице он куда-то поднимался — кажется, на чердак. И чердак этот выглядел невозможно огромным, тьма наполняла его, не было видно ни стен, ни потолка, только встречались на пути высокие этажерки, заставленные пузырьками и банками, узкие столы, вроде бы препараторские, да странные устройства непонятного назначения, похожие то ли на веялки, то ли на типографские прессы, то ли на пыточные агрегаты.
Возле одной из этажерок Глеб задержался надолго. Он остановился, привлеченный блеском разноцветного стекла, поднес свечу к одной из банок, увидел пучеглазого уродца, плавающего среди собственных внутренностей. И вздрогнул, когда скорченные лапки дернулись и задвигались, разгребая петли кишок. Рядом стояла большая мутная колба, запечатанная воском, и Глеб не удержался, стер с нее пыль — внутри лежала человеческая голова с торчащими изо рта клыками и с рогом на лбу. На полке ниже выстроились рядами чашки Петри. На крышку каждой был прилеплен ярлычок. Глеб скользнул по ним взглядом, наклонился, вчитываясь: «лихорадка», «проказа», «усыхайка», «веселун»… Стояли здесь и реторты с ярлычками: «холодец», «мозгодум», «и-343 УАК», «зарин»… Много странного и жуткого увидел Глеб на этой этажерке — засушенные головы разнообразных существ, заспиртованные в стеклянных сосудах части тел, тарелки с холодно светящимся живым студнем, человеческий палец, шевелящийся в петле игрушечной виселицы, утыканная иглами кукла с живыми глазами.
Наверное, и другие этажерки были заставлены чем-то подобным, но Глеб теперь проходил мимо них, не задерживаясь.
В подземелье же было тесно и не хватало воздуха. Стены — где-то голые и осыпающиеся, где-то отделанные мрамором, а где-то выложенные костями — порой сдвигались так близко, что Глеб, боясь застрять, поворачивал назад. Дважды Глеб выходил в сферические холлы, похожие на норы хоббитов, как он их себе представлял. На стенах здесь висели заплесневелые ковры, на булыжном полу стояла непритязательная деревянная мебель: столы, лавки, полки. Кто здесь жил? Челядь? Подмастерья Белиала? Тогда почему пусто сейчас?…
Глеб бродил по подземному лабиринту — и сам не замечал, как снова оказывался в доме. И опять скрипели половицы, и во тьме темных коридоров слышалось что-то, и чудилось неясное движение.
Глеб уже начал сомневаться, что сумеет отсюда выбраться. Он шел и пробовал все встречные двери. Большая часть их была заперта. Но были и такие, что отворялись.
За одной была комната, в которой на подвешенных к потолку гамаках спали люди. Гамаков было много, и людей тоже, и Глеб, заглянув в комнату, отшатнулся — ему показалось, что это паучьи тенета с запутавшимися в них людьми свисают с потолка.
Задругой дверью была чернота. Напрасно Глеб совал в нее горящую свечу — ничего не было видно, даже светлого пятна на полу. Он так и не решился перешагнуть порог и потом долго думал, а не выход ли прятался там во мраке…
Но были за дверьми и обычные комнаты. В одной такой, похожей то ли на рабочий кабинет, то ли на библиотеку, Глеб подобрал несколько книг. Канареечно-желтые, они веером лежали на массивном столе, и у них было завлекательное название — «Магия для чайников». Книжки были не толстые, и Глеб пихнул их за пазуху — к остальным. Здесь же он нашел и маленький плотный кошель, обрадовался, решив, что это деньги, сунул в карман и поспешил убраться из комнаты…
Выход обнаружился внезапно.
Кажущийся длинным коридор вдруг завершился тупиком, и Глеб остановился в замешательстве. Озираясь, углядел неприметную дверцу. Она была заперта на крючок, и Глеб, вспомнив о брошенных бирюльках, скинул его с петли, шагнул вперед и увидел светящееся рябое и круглое лицо, висящее в темноте.
Он застыл, думая, что столкнулся с очередной диковиной этого странного дома, но тут в лицо ему повеял холодный ветер, швырнул под ноги тополиный лист, задул оплывшую свечу, и Глеб понял, что никакое это не лицо, а яркая луна, выглянувшая в просвет меж туч.
Он обернулся, выдохнул облегченно и закрыл за собой дверь.
6
Через деревню он бежал. Ночь стояла тихая, а тьма была гулкая. Ему чудился топот позади, ему казалось что кто-то его преследует. Он оборачивался на бегу и никого не видел.
Черные избы выглядели гигантскими животными грозными, но спящими, — он был окружен ими, он находился в центре стада и боялся его разбудить, хоть и понимал, что страхи его глупые, навеянные блужданиями по жуткому дому Белиала, а не реальной опасностью.
Конечно, слуги Белиала могли его обнаружить, за ним могли кинуться в погоню — но не это его пугало.
Его страх был иррационален.
И он бежал, бежал со всех ног, преследуемый воображаемыми существами, среди которых были и животные-избы, и ожившие деревья, и пучеглазый выпотрошенный уродец, покинувший свою стеклянную банку…
7
Под тополем горел костер; ветер трепал и рвал пламя, рыжие, быстро гаснущие искры летели над черной водой. Две ссутулившиеся фигуры сидели у огня, не шевелясь. И лишь когда из окружающего мрака появился Глеб, они повернули к нему красные лица.
— Ты долго, — сказал Ирт. — Что-то случилось?
— Да, — Глеб запыхался. — Меня заперли. Но я сбежал.
— За тобой гонятся? — Ирт с тревогой посмотрел Глебу за спину. Там была непроглядная темь, способная укрыть целую армию.
— Нет… Кажется, нет… Я не знаю…
Глеб не стал садиться, он привалился спиной к стволу тополя и скинул с плеча тяжелые узлы:
— Здесь еда, вино и разная утварь. Пригодится в пути. Еще я прихватил свечи и несколько книг.
— Книги Белиала? — Ирт и Горр переглянулись. — Зачем ты их взял? Вдруг из-за них он станет нас искать.
— Почему-то мне кажется, что он будет искать меня в любом случае, — пробормотал Глеб, массируя онемевшее плечо. — Так что давайте скорей убираться отсюда — А я говорил, что не надо возвращаться в деревню. — Заметил помрачневший Ирт.
— Я помню, — отозвался Глеб…
Они быстро собрались, раскидали костер, залили тлеющие головешки, разделили ношу: Горр взял узел со столовой утварью, Ирту досталась провизия, Глебу — трофейные книги и свечи. Его несколько смущало, что ноша его не так тяжела, как у спутников, но Ирт сказал, что это и правильно — если вдруг на пути возникнет враг, единственный воин в команде должен среагировать максимально быстро. А поклажа может этому помешать.
С таким аргументом Глеб согласился…
Когда они отправились в путь, начался сильный дождь. Ирт посчитал это хорошим знаком; он объяснил, что ливень размоет глинистые берега, уничтожив следы их пребывания.
Кажется, он тоже не сомневался, что Белиал станет их преследовать.
