Глава 10

Но, прежде чем друзьям предстояло куда бы то ни было отправиться, их ожидал еще один сюрприз.

Когда они вернулись от соседки Галины Сергеевны обратно домой к Марго, то там они застали благообразного старичка с длинной седой бородой, в длинном темном пальто и смешной шапке на голове. Он бормотал какие-то странные слова, поминутно кланялся и выглядел таким умиротворенным и счастливым, словно бы всю жизнь только и мечтал, чтобы попасть в это место и заниматься тут тем, чем он в настоящий момент и занимался.

– Мама, это кто?

Но за маму, которая была слишком увлечена, подавая занятному старичку то воду, то фрукты, то еще что-нибудь, ответила Лана.

– Это раввин, – спокойно произнесла она.

– Кто?

– Раввин. Когда вы ушли, то у мамы началась истерика. Она кричала, что два трупа точно не переживет. И мы с ней решили, что раз нам не помог ни священник, ни мулла, то нужно позвать раввина. Тетя Фая посоветовала одного отличного специалиста. Только тс-с-с!.. Ничего ему не говорите, кто мы.

– Почему?

– Мы его немножко обманули, – шепотом произнесла Лана. – Он думает, что все мы – евреи.

– Как это?

– Иначе он не соглашался к нам приехать, – развела руками Лана.

Марго с Сашей молча остались наблюдать, как престарелый раввин произносит на своем древнем языке загадочные слова, похожие на какие-то заклинания.

Что-то не верилось Саше, что даже объединенных сил всех трех религий пророка Авраама хватит на то, чтобы призвать здешних преступников к ответу. Тут требовались усилия не только священников, но и сыщиков. Но как быть, если профессиональные сыщики в деле участвовать не желали?

И, не дожидаясь, пока раввин закончит свою молитву, Саша потихоньку выскользнул из дома. Барон радостно его приветствовал. Снег уже начал таять, лапы у собаки были мокрые, и он тут же заляпал брюки своего хозяина грязью.

– Глупая ты собака! – сказал ему Саша, но Барон не обиделся.

В полном упоении, что вновь видит своего обожаемого хозяина, пес носился кругами. А ведь они не виделись буквально десять минут. Но Барон уже успел соскучиться.

Саша сел в машину, включил обогрев и сунулся в Интернет. Начать свои поиски он решил с профессора Герасимова.

Ссылок на Петра Потаповича выскочило неожиданно много. Все они касались его научных работ, посвященных истории Индии и Тибета. Имелась тут и фотография, очень благопристойное лицо пожилого человека с умным и чуточку ироничным взглядом. Так и должен выглядеть ученый. С этим все было в порядке. Удивило Сашу другое.

Годы жизни Петра Потаповича, вот что вызывало у сыщика неподдельное изумление. В той книге, которую им дала соседка, годы жизни не указывались. А Википедия разоблачающе заявляла, что родился ученый на заре прошлого века. И стало быть, к нулевым годам века нынешнего он должен был быть уже убеленным сединами старцем. В двухтысячном ему должно было стукнуть девяносто с очень приличным гаком.

Конечно, случается, что люди доживают до таких лет. Иногда этими людьми оказываются даже мужчины. Некоторые из таких старичков даже умудряются жениться на молоденьких женщинах. Но все же трудно было представить, чтобы в столь почтенном возрасте Герасимов отправился куда-то один или, во всяком случае, без своей молодой жены, сумел найти и приобрести для них новый дом, все бы там устроил и остался там поджидать прибытия любимой женушки.

– Хотя это отчасти объясняет ту поспешность, с которой Елена Пастушкина продала свой дом тут. Когда у тебя мужу девяносто пять, то тут дорога каждая минута вашего с ним общения.

И все же кое-что смущало Сашу в этом всем.

Он сходил к соседке, вернул ей книгу и между благодарностями ввернул:

– Все-таки удивительно, что Елена вышла замуж за такого старика.

Та удивилась:

– Какого старика?

– Ну, этот Герасимов, я так понял, он был уже глубокий старик.

– Кто старик? Петр Потапович? С чего ты взял?

– Мне показалось, что вы так сказали.

– Не могла я такого сказать! – решительно возразила соседка. – У них с Леной разница в возрасте, если и была, то совсем небольшая. Ей тридцать пять, ему сорок, может быть, сорок пять. До старости им обоим было еще очень и очень далеко! Да что там говорить, я тебе сейчас нашу общую фотографию покажу. Мой муж нас снял как раз незадолго до отъезда Леночки. Пленку он проявил уже после ее отъезда. Получилась мне карточка на память.

Из недр шкафа на свет был извлечен пухлый альбом. Саша отметил, что пыли на нем не было. Значит, альбом доставали, и довольно часто.

– Вот эта фотография. Видишь, профессор совсем не стар.

На фотографии было четко видно двух женщин, в одной Саша узнал свою знакомую. А вторая, надо понимать, и была та самая Леночка Пастушкина – жена профессора Герасимова. Сам профессор и впрямь был далек от старости. Среднего телосложения, симпатичный, смуглый и темноволосый мужчина. Смотрел он куда-то в сторону и, кажется, просто не замечал, что его фотографируют.

– А вот тут мы уже с Леночкой вдвоем. Профессор, как заметил в руках у мужа фотоаппарат, сразу же встал и ушел. Леночка нам потом объяснила, что в Индии считается дурным знаком, когда тебя фотографируют. Мол, там считают, что у тебя крадут душу. Мы-то в такую глупость не верим, но профессор так долго жил в отдалении, что проникся суевериями тех мест, где побывал.

Ага! Все понятно! Или, наоборот, совсем непонятно.

Мужчина на фотографии никак не мог быть профессором Герасимовым. Значит, под личностью доктора исторических наук господина Герасимова с Леночкой Пастушкиной проживал совсем другой мужчина. И очень может быть, что этот человек к Герасимову вообще никакого отношения не имел.

Но все-таки Саше казалось, что связь должна быть.

– Потому что муж Лены перед соседями назвался, скажем, не инженером-электриком по фамилии Смирнов. И не химиком-провизором Ляпуновым. Почему бы и нет? Никто из соседей не стал бы проверять достоверность его легенды. Это ведь так у него спросили из простого любопытства. Но этот человек выбрал себе именно профессора Герасимова в прототипы. Это неспроста.

В это время во двор из дома вышла Марго. Вид у нее был утомленный.

– Все еще молится, – сказала она и пожаловалась. – Так долго! Мулла и тот быстрее обернулся. А этот все стоит, все кланяется, все чего-то просит.

– Послушай лучше, что я узнал! Герасимов был совсем даже не Герасимов, а кто-то совсем другой.

И пока Марго с открытым ртом пыталась понять, что ей только что сказал Саша, тот выложил суть своего открытия.

И Марго тоже с ним согласилась:

– Конечно! Не мог муж Елены называться Герасимовым с бухты-барахты. И к тому же вспомни, соседка говорила, что Герасимов очень любил свою науку. Про Тибет и Индию мог рассуждать часами, если бы ему это позволили. Про монастыри говорил, про пагоды.

– Про пагоды! А разве в Индии есть пагоды?

Сунулись проверять. Вики не подвела и тут. Оказалось, пагоды есть. Это вызвало у друзей прилив уважения к двойнику ученого Герасимова.

– Ты как хочешь, а что-то этот тип все-таки знал.

– Небось, книжки профессора почитал, вот и научился.

– Странно, – произнесла Марго.

– Что?

– Ты сам много раз читал научные сочинения какого-нибудь профессора? Я имею в виду, не в институте, когда рефераты писал, а так по собственному желанию и доброй воле?

– Не припомню что-то такого, – признался Саша.

– И не трудись! Не было у тебя такого! Ни одному человеку, если он в своем уме, не придет в голову читать научные опусы по теме, которая его не касается. Разве что у него другого выхода не будет.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот мужчина мог быть родственником профессора Герасимова. Сыном или даже внуком.

– Скорей уж тогда племянником.

– Да хоть воспитанником! Нам бы только узнать, как было его настоящее имя. Фотография этого типа у нас есть, это уже большой плюс. Прорвемся!

Марго была настроена решительно, а вот Саша что-то чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Возможно, причиной тому была прошедшая ночь без сна. Марго хоть немножко, но удалось поспать. Это и позволило девушке восстановить свои силы. А Саша не спал совсем. И сейчас у него в голове, казалось, гудели колокола всех соборов Кремля.

– И как нам узнать про семью Герасимова?

– Поехали в институт, где профессор работал. Он скончался в двухтысячных, значит, в середине девяностых еще трудился. В институте должны остаться люди, которые помнят профессора и его семью.

Невзирая на усталость, Саша согласился ехать без промедления. Ему очень хотелось, чтобы их «Петр Герасимов» оказался бы родственником или близким человеком настоящему профессору Герасимову. Потому что это поддерживало бы версию о спрятанном в доме Марго артефакте из далекого Мустанга. И таким образом, все бы отлично увязывалось между собой, а многочисленные неровности и нестыковки в их расследовании ушли бы в прошлое.

Пусть не сам профессор спрятал возле дома Марго клад из Мустанга, пусть это сделал его родственник, ученик или просто воспитанник, но главное, что теперь за этим сокровищем пожаловали его истинные владельцы. Хотя тут же возникает новый вопрос: а где они были все эти пятнадцать лет, пока родители Марго обживались на новом месте? И ладно, если они не были осведомлены о месте нахождения своего сокровища все пятнадцать лет, как узнали о нем теперь?

Когда друзья уже садились в машину, из дома появилась процессия.

Впереди шел раввин, за ним мама с Ланой. Замыкал шествие мальчик, который приехал с раввином. Шофер ждал на улице.

Раввин по-прежнему миролюбиво улыбался всем, кого видел на своем пути.

При этом он успевал разговаривать с женщинами:

– В вашем доме находится сокровище, настоящий клад, ценность которого неизмерима.

Услышав это, Саша с Марго передумали уезжать. Они рысцой подбежали к раввину и пошли рядом с ним, подобострастно заглядывая тому в рот. Авось, еще что-нибудь полезное скажет. Но раввин, так хорошо начавший, внезапно замолчал. Остановился, залюбовался бабочкой, невесть откуда выпорхнувшей. Среди тающего снега эта цветастая малышка выглядела особенно трогательной и беззащитной. Раввин наклонился к бабочке, что-то ласково шепча ей. Он так увлекся разговором с насекомым, что совсем забыл про стоящих вокруг него людей.

И Марго не выдержала:

– А вы не укажете нам примерное место, где спрятано сокровище?

Раввин отвлекся. Он с удивлением взглянул на Марго.

– Дитя мое, ваше сокровище всегда с вами. Оно вокруг нас. Посмотрите и увидите!

И раввин обвел рукой.

– Не понимаю. Где именно? За домом? У водоема? За старыми деревьями?

В ответ на каждый вопрос раввин лишь кивал. Поняв, что она так ничего от него не добьется, Марго с досады замолчала. Но потом ее лицо просветлело:

– Он имел в виду любовь, которая всегда с нами и которая ценней всего.

И когда раввин уже садился в машину, Марго махала и улыбалась ему лучезарней всех.

А вот ее мама довольной отнюдь не выглядела:

– Все эти визиты призраков и трупов нам очень дорого обходятся. Знаете, сколько взял этот господин? Дороже, чем священник и мулла вместе взятые! Да еще его мальчишка съел все сладости из вазы и продукты из холодильника тоже подчистил. Марго, вы с Сашей в город? Заскочите там в магазин. Я сейчас дам тебе список продуктов.

Мама вернулась обратно спустя десять минут, над головой у нее развивался длинный бумажный свиток. Если это были все те продукты, которые слопал паренек, то сейчас он должен был быть круглым, словно шарик.

По дороге, пользуясь временем, которое они провели в пробках, Саша позвонил своему приятелю.

Степан не стал артачиться.

– Справки – это мой конек. Для этого я пошел работать в архив, чтобы давать людям справки об их родных и близких. Кто тебя интересует?

Саша назвал имя Елены Пастушкиной. И не скрыл, что еще сильней его интересует имя ее супруга.

Степан перезвонил очень быстро.

– Сразу же тебя разочарую, замужем эта дама никогда не была.

– Как же так? Все говорят, что Леночка жила с мужем.

– Наверное, они свои отношения не регистрировали. Всем представлялись мужем и женой, но штампа в паспорте не имели.

– Значит, ничего нельзя узнать?

– Про ее мужа? Ничего!

– А про саму Пастушкину?

– Могу дать тебе ее нынешний адрес.

– Она еще жива!

– А чего бы ей помирать? – удивился Степан. – Дамочке сейчас под пятьдесят. Самый смак. Живет, не тужит, ведет собственный блог «ВКонтакте». Это я уже тебе говорю не как сотрудник архива, а как современный человек. Правда, она сменила фамилию, взяла девичью фамилию своей матери и стала Ефрюшкиной. Но это точно она. Фотографию ты мне ее прислал, так что я сравнил ее фотки с другими дамочками и без труда вычислил нашу Лену. Ты чем думал, Саша? Прежде чем ко мне обращаться, нужно было заглянуть в Сеть. Твоя Елена пользуется большой популярностью. Рассказывает людям, как выращивать персики и виноград на Урале.

– Значит, с ней можно связаться!

– Чего проще? Пиши, она ответит.

Но все-таки Саша предпочел сначала навести справки о сожителе Леночки Пастушкиной. Иначе, напишет он ей и что скажет? Быстро отвечайте, как звали того мужчину, которого вы всем представляли своим мужем Петром Герасимовым? Дамочка не захочет разговаривать с хамом, сующим нос не в свои дела, и будет совершенно права.

К сожалению, в институте после его реорганизации не осталось никого из старого научного состава. Бывшие сотрудники либо ушли на пенсию, либо перешли работать в другие смежные организации и ведомства, но из нынешних никто не знал, куда именно.

Друзья без всякого толку бегали с этажа на этаж, расспрашивая про Петра Потаповича Герасимова, но всюду слышали одно и тоже. Да, такой сотрудник был, даже дощечка с его именем в холле института имеется, но он умер.

Наконец, друзей отправили к некому Семену Семеновичу, который, как им объяснили, обязательно должен был им помочь, такой уж он человек.

Но и Семен Семенович, хоть и лучился приветливостью и гостеприимно предложил друзьям устраиваться у него в кабинете и чувствовать себя как дома, особо ценной информацией не располагал:

– Кафедра, которой заведовал безмерно уважаемый нами Петр Потапович, прекратила свое существование в двухтысячных. Сам Петр Потапович к этому времени был уже очень стар, слаб и болен. Всю работу за него вели сотрудники, но сама кафедра держалась исключительно за счет авторитета профессора.

– Все ясно. Не стало профессора, не стало и кафедры.

– Вы удивительно догадливы. В те годы наша российская наука переживала не самые лучшие свои дни. Свет в конце тоннеля только еще показался. И нам казалось, что все, конец. Зарплаты были мизерные, всем приходилось совмещать две или даже три должности, окладов на всех не хватало. Как только не стало профессора, все дополнительные ставки у его кафедры были изъяты. Сотрудники не пожелали жить на оставшиеся им мизерные деньги, уходили из института сами. И я даже не смогу вам назвать, где их искать теперь.

– А кто был особенно близок Петру Потаповичу? Ведь был же такой человек?

– Вы знаете, конечно, кто-то был. Но я вам опять же не смогу сказать, кто именно.

И когда Марго с Сашей совсем приуныли, он внезапно воскликнул:

– А вы знаете что! Вы спросите о профессоре у нашей Тамары Андреевны!

– Это кто? Научный секретарь?

– Лучше! Это наша техничка!

– Кто? – удивились друзья.

– Техничка… Уборщица.

– Она знала профессора?

– Лучше, чем кто-либо из нынешних сотрудников, – заверил их Семен Семенович. – Помнится, она попала к нам как раз с кафедры профессора Герасимова. Наш бывший директор института никого из ученого состава кафедры не оставил, а вот технический персонал оказался в более выигрышном положении. Тамаре Андреевне не только не сократили ее ставку, но, наоборот, еще и надбавку сделали. Идите к ней, она вам поможет, если захочет.

И друзья пошли.

Тамара Андреевна оказалась совсем еще не старой женщиной. Выглядела она лет на пятьдесят – пятьдесят пять. Вот только любезностью она не отличалась.

Не переставая возюкать тряпкой по каменному полу, она буркнула:

– Ну, знала я профессора, и что с того? Зачем он вам понадобился?

– Мы пишем о нем автобиографическую книгу.

– Эка спохватились! Помер уж он давно!

– Мы знаем. Книга выйдет к юбилею профессора. К его столетию со дня рождения.

Саша ляпнул и испугался. Какое столетие? Сто лет профессору исполнилось бы еще в седьмом году. Сейчас его вранье разоблачат. Но все обошлось, видимо, Тамара Андреевна умела считать еще хуже Саши.

Она ничего не заподозрила и все также нелюбезно спросила:

– А я вам чем могу помочь?

– Расскажите нам о нем!

Тамара Андреевна ненадолго перестала возить швабру по полу:

– Слыхала я, что за книжки авторам хорошие гонорары платят. Квартиры они себе покупают, дома, машины. Вам сколько за вашу книжку заплатят?

Поняв, куда она клонит, Саша предложил:

– Можем заплатить за ваш рассказ две тысячи рублей.

– Две?

Тамара Андреевна вновь шмякнула свою тряпку на пол и начала водить шваброй туда-сюда. Вид у женщины был презрительный.

– Себе дачи – машины, а мне две тысячи! А не пошли бы они со своими двумя тысячами, – бормотала она себе под нос. – Что в наше время на них купишь?

Выглядела она так сердито, что Саша даже не знал, как и быть.

Взяв Марго за руку, он потянул ее назад, чтобы обсудить положение. Но уборщица по-своему поняла его намерение:

– Стойте! – крикнула она, внезапно выпрямляясь. – Две так две! Вы оба и впрямь на преуспевающих писак никак не похожи. Талантом вас, наверное, природа обделила. Да и молодые еще, кто вам много заплатит. Так уж и быть, по доброте душевной, расскажу вам все, что знаю о профессоре. Только, чур, уговор такой, ведете меня в обеденный перерыв в ресторан. И обед за ваш счет!

– А когда у вас будет обеденный перерыв?

– Когда захочу, тогда и будет. Хоть прямо сейчас. Готовы пригласить даму в ресторан?

Если такова была цена вопроса, то друзья были согласны.

В ресторане Тамара Андреевна мигом нашла три самых дорогих блюда и заказала их.

Саша кашлянул, но Марго под столом успокаивающе дотронулась до его руки. Она могла себе позволить такие траты. Тем паче что впереди маячил клад из далекого Мустанга. Да и сам ресторан был не из элитных. Обычное заведение, рассчитанное не на самый тугой кошелек.

Тамара Андреевна получила из рук официанта свой заказ и расчувствовалась:

– Спасибо вам, ребятки. Когда я еще стейк из мраморной говядины попробую. А вкус черной икры я уже и забыла, каков он. Единственное, чего не пойму, артишок – это чего такое? Овощ или фрукт?

– Это гарнир. Овощ.

– И как его кусать? Твердый больно, не ре-жется.

– Его и не режут. Отламывают по листику и аккуратно высасывают из него содержимое.

Тамара Андреевна попробовала и тут же отодвинула в сторону.

– Не по мне. Жижа какая-то в рот лезет.

Мраморная говядина тоже не привела ее в восторг.

– Жесткая. Не с моими зубами ее жевать.

И даже осетровая икра оказалась сплошным разочарованием.

– Протухшая похоже, – проворчала женщина. – Наверное, никто у них ее не заказывает. Как месяц назад вскрыли баночку, так она у них и стояла, меня – лохушку ждала. И если по мне, так лучше котлеты с жареной картошечкой и самым обычным огурчиком нету. И все равно, спасибо вам, ребята.

– За что? Вам же не понравилось.

– Зато поняла я теперь, что красивая жизнь только издалека красивой кажется. Вот и у профессора Герасимова издалека все очень даже складно и шоколадно выглядело. Богат. Знаменит. Денег полно. Живет в шикарной квартире рядом с парком. Один в двух комнатах обитает. В квартире, которую ему еще в пятидесятых государство выдало. На работу его возит личный шофер на машине, что шофера, что машину профессору опять же выделил институт. Кажется, все у человека было, а счастья все равно ноль.

– Почему?

– Материал про Герасимова собираете, наверное, и про жену его слышали? Вот уж паскудная баба! И глупая!

– Почему?

– Так она от профессора к его лучшему другу сбежала. Еще до войны дело было. Тот военный был, говорят, при хорошем чине. А Герасимов что? Все по экспедициям своим катался, имя себе еще только зарабатывал. Вот жена и решила, что с тем мужчиной ей лучше будет. Только не по ее задуманному вышло. Война началась, мужа ее нового убили. Она назад к Герасимову прибегала, но он ее не принял.

– Почему? Если любил, то мог бы и простить.

– Кажется, жена не сразу к нему вернулась, перед этим она еще раз успела замуж сходить. И в том браке у нее ребенок родился.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик, насколько я слышала.

– Они общались?

– Кто? Жена бывшая с профессором? Нет, один он жил. Все это знали. Ученики и аспиранты к нему домой ездили, да и я тоже в курсе была. Раз в неделю мне начальство выходной день оформляло, я в этот день к Герасимову домой ехала, порядок там наводила. Премию мне за это выписывали от института. Я не возражала. Убираться у профессора было совсем не сложно. Он дома почти и не бывал. Пыль вытрешь, да иногда пол протрешь. А потом целый день свободна и еще премия полагается. Красота. Очень я по этой причине к профессору расположена была. И даже когда он ослабел и почти из дома не выходил, грязи от него все равно не было. Кушать почти не кушал. Я ему из диетической столовой тефтельки приносила да бульончик. А иногда кашку сварю, он ее несколько дней подряд ест. Очень неприхотливый человек был в быту. Ему и квартира-то эта была не нужна, он совсем не замечал, какая она для него одного огромная.

– А кто сейчас в ней живет?

– Никто. Государству обратно отошла. Признаюсь, я подумывала, а не попросить ли мне Герасимова меня к себе прописать, чтобы не пропадала квартира. Да язык так и не повернулся. А потом узнала, что другие просили – ученики его по очереди к профессору подходили, они все иногородние у него были, в общежитии жили, им бы квартира очень даже не помешала. Но профессор им лишь руками развел. Как же так, мол? Квартиру мне государство дало, потому что я это заслужил, как же я ее могу кому-то другому передать? За какие такие заслуги перед родной страной тебе квартира, мальчик? Тебе страна пока что койку в общежитии выделила, с тебя и довольно. Пусть квартира достанется более достойному, кто своими успехами уже успел заслужить уважение правительства. Очень у профессора коммунистические взгляды были. Ну, и досталась его квартирка проходимцам каким-нибудь, наверное.

– Значит, детей у него в доме не появлялось?

– Ни женщин, ни детей, ни родственников, ни друзей. Одни лишь коллеги по службе. Да и вся жизнь профессора на службе и проходила. Другой жизни он и не знал и, сдается мне, не хотел знать.

– А вот этого человека вы рядом с профессором видели?

И Саша показал фотографию, на которой можно было видеть Елену Пастушкину, ее мужа и соседку.

Тамара Андреевна сразу изменилась в лице. Да, кого-то она на фотографии узнала, это было ясно.

– Узнаете его? Может быть, это кто-нибудь из коллег?

– Нет, – криво улыбнулась Тамара. – Если и коллега это, то ваш.

– В каком это смысле?

– Петр Николаевич тоже книгу про профессора писал. Материал собирал. Да… давно это было. А кто это рядом с ним? Что за женщина?

Тамара указывала на Пастушкину. И Саша не счел нужным скрывать от уборщицы правду:

– Это его жена.

Глаза у Тамары округлились:

– Чья жена? Петра Николаевича?

– Ну, если писатель так вам представился, то его.

– Не может быть, – пробормотала Тамара. – Но зачем же он тогда… Ах, подлец! Ну, надо же! Какой негодяй!

И внезапно разрыдавшись, она вскочила из-за стола и кинулась прочь.

Саша хотел последовать за ней, хотел остановить, но Марго остановила его самого. Жестом руки она показала на сумку, которая продолжала висеть на спинке стула Тамары. И Саша понял, что надо просто подождать. Женщина никуда не денется, если в ресторане осталась ее сумка, значит, и сама она вскоре тоже появится здесь. Просто надо дать ей время, чтобы прийти в себя.

– Она его узнала, – прошептала Марго. – Это победа!

Друзья заказали себе по чашке самого крепкого кофе, потому что у обоих в висках крошечные гномики долбили изнутри черепную коробку сотнями своих крохотных молоточков.

Марго еще сказала, что от головной боли хорошо помогает сладкое, и они заказали себе десерт. Марго взяла торт со взбитыми сливками, покрытый шоколадной глазурью и украшенный свежими ягодами. А Саша ограничился банальным эклером с заварным ванильным кремом. И расположившись с комфортом, они стали ждать.