И. А. Бунин – В. Ф. Зеелеру, Грас
29. XII. 1943
<…> Что до Зурова, то жизнь его совсем не грустна – с месяц тому назад оказался у него какой-то нарыв на заднице, который ему в больнице разрезали – только и всего – и все это уже прошло. Вот моя жизнь от него действительно грустна, – грустна, даже можно сказать, страшна, – уже 14 лет! Вы даже и вообразить не можете, что это за человек! Да и никто этого вообразить не может – ведь всюду и со всеми он ковром под ноги стелется – кому ж придет в голову, какой он со мной и с Верой Ник., – со мной, который всю жизнь его создал, вытащил из безвестности, привез из рижской ничтожности во Францию, написал о нем первую хвалебную статейку, у которого он 14 лет на шее сидит, – и с В. Н., которая не надышится на него, как на любимейшего сына, а он то и дело орет на нее как последний солдафон! Шантажируя моей жалостью к В. Н., – она зачахла бы с горя, если бы я его наконец выгнал, – зная, что я ради нее без конца терпел и терплю его, он дошел до такой наглости, такого дикого, невообразимого хамства, которому имени нет! <…> Сели мы раз за обед – я, В. Н. и Аля, – вдруг он врывается в столовую, зеленый от бешенства, и, глядя на меня в упор, орет: «Кто потоптал у меня горох на огороде? Буду того как собаку бить!» Говорю: «Вы хотите сказать, что и меня будете бить?» – «Да, да, и вас!» Я хватаю бутылку, он стул, Аля хватает его сзади за руки, В. Н., белая как мел от ужаса, с воплем между нами… (Горох потоптали, вероятно, итальянск. солдаты, рывшие окопы возле нас все лето.) А вот еще пример: 15 дек. подхожу вечером от соседа к нашему дому и слышу – орет, как бык, на В. Н.: «Нет, вы свинья, свинья и свинья! Врывается ко мне, когда я пишу, ищет какое-то свое дурацкое письмо, пишет без конца эти письма, болтливая сорока!» Вхожу в дом, стою вне себя в прихожей – продолжает орать: «То этот старый дурак беспокоит меня, то эта старая дура и свинья!» Со слезами ужаса иду в свою комнату – что же мне делать? Убить его чем попадя – она тоже упадет замертво, у нее, слабой, худой, как скелет, бледной, как снег, сердце разорвется… И все это, дорогой мой, не какие-нибудь дикие сказки, а правда слово в слово – клянусь Вам Богом и всеми святыми! <…>
Ваш Ив. Бунин.
И. А. Бунин – Я. Б. Полонскому, Грас
17. 1. 45
Ледяная Villa Jeannette.
Милые друзья, как Вам не грех! Сто лет от Вас ни единого слова! Только стороной узнал, что Вы живы, здоровы, благополучны и вернулись на свою квартиру, чудом не разграбленную. Напишите, пожалуйста, какие имеете новости от Марка Александровича, что он пишет о себе и обо всех сущих с ним. Я от него имел только одну открытку от 2 окт. Просит сообщить, что с нами, как живем, просит прислать что-нибудь для «Нов. журн.», который еще существует, и обещает: будут посланные нам (30 писателям) посылки, продовольственные, – «как только будет возможно послать» (т. е. один Бог знает когда, меж тем как мы, – мы по крайней мере, здесь, буквально дохнем с голоду да еще в полярном холоде). Была кроме того телеграмма от него и от Мих. Осип. – извещение, что посылается мне 100 дол., кои я и получил, чуть не рыдая от горя: 4900 ф.!! Не нужно было и посылать – погибшие доллары! А меж тем я болен, и, кажется, скверно болен: уж не говорю о предельной слабости от голода, но что-то случилось у меня в печени – уже давняя болевая точка при некоторых движениях. Припадки болей печеночных – это дело простое, понятное, а вот это что? Colomban (здешний доктор и наш новый мэр) говорит, что прежде всего нужен питательный режим, т. е. нечто невозможное при моей нищете, затем – сделать радиографию в Ницце, что тоже невозможно, ибо далеко не дешево…
Вот, как мы живем. Напишите о себе. Целую Вас всех трех.
Ив. Б.
И. А. Бунин – Я. Б. Полонскому, Грас
10.2.45
Милые друзья, наконец-то письмо от Вас! <…> Цвибак тоже прислал мне открытку, извещая, что книгу моих рассказов «Темные аллеи» он, согласно моему разрешению, издал по-русски, что она имела «большой успех», но что тираж ее был, конечно, «ограниченным»… и только: подробностей никаких – и ни одного су гонорара мне! Тут я опять обиделся на М.А. (Алданова. – В. Л.) – дело с этим изданием шло через него – и он ни слова и о нем: сколько было издано экземпляров, вся ли книга разошлась или нет – ничего не знаю! Посылок продовольственных я не получал (и до сих пор не получил), но это, конечно, не причина для обиды – верно, до Граса, хоть три года скачи, не доскачешь в этом деле, – но как объяснить молчание Марка Александровича? Одно объяснение: «Ах, тот скажи любви конец, кто на 3 года вдаль уедет!» – да еще одно: увы, я, оказывается, всегда больше любил моих друзей, чем они меня!
<…> Есть ли надежда, что скоро можно будет получить «Новый журнал» и можно ли мне будет получить хоть один экземпляр моей книги «Темные аллеи»? Спросите Америку, если не знаете еще.
<…> Милая Любовь Александровна, не дивитесь, что я так «необычно» грустен был в письме к Вам и Якову Борисовичу: я ведь вообще не так весел, как держусь на людях (да и еще при Вас, в которую был влюблен, когда вы были еще маленькой), а теперь уже совсем нечего мне веселиться: боюсь своей болезни, – а ну-ка что-нибудь серьезное! Да, много, много и других причин…
<…> Тут у нас все почти поголовно русские сразу сделались ярыми «патриотами», все повалили и в «Союз патриотов» в Ницце и в «Союз друзей советского отечества» в Каннах… Зуров уже весьма важный член этого последнего союза, бывает на всех заседаниях, собраниях, демонстрациях… В последнем номере парижского «Русского патриота» было сообщение, что я читаю в Ницце в собрании ниццких («патриотов») – это не правда: «я слишком слаб для публичных выступлений»…
Берберова обложила меня последними словами – за то, что ее травят все и что причиной тому – я: какой-то ее друг в Америке известил ее, что я написал Марку Александровичу донос на нее – отсюда, мол, все и пошло <…>
Я. Б. Полонский – И. А. Бунину, Грас
6. 3. 1945
Дорогой Иван Алексеевич,
Начинаю с самого главного – с русских патриотов и с возвращения домой. Знаю, что у вас нет вкуса к политике, но сейчас без этого не обойтись.
Все мы теперь (за исключением таких, как Берберова) патриоты России, больше того – все мы патриоты Советской России, Советского Союза. Последнее понимается в смысле Империи. И, конечно, все мы от борьбы (воображаемой) с режимом отказались. Но сейчас же после установления этого общего пункта начинается разветвление, и тут людям в политике малоискушенным легко оступиться. Старые привычные понятия утеряли смысл. Как определить теперь правых и левых? Самыми «левыми» оказались нынче самые правые.
<…> Вы, вероятно, полагаете, что при содействии «Русского патриота» легче вернуться домой. Думаю, что этот способ возвращения не для вас. Вам, конечно, надо если не окончательно вернуться домой, то уж, во всяком случае, съездить туда на побывку с почетом и триумфом. Но дорога туда лежит (для вас) не через «Русский патриот» и не через маклаковскую организацию. Вы сами по себе и только на этом пути вы для России и для русских писателей там будете авторитетом.
Сейчас приходил Борис Константинович (Зайцев. – В. Л.) и передавал, что Графы съезжают с вашей квартиры и что добились этого «русские патриоты». Если это правда, то к нашей радости за вас прибавляется и некоторое беспокойство. Ведь теперь вы у них в долгу и, следовательно, придется чем-то платить. Известно чем. Люди они ловкие и весьма жуликоваты. По мне, прежний редактор, Борисов, хоть и не орел-человек, но честный и искренний, был много приемлемей <…>
«Новый журнал» выходит нерегулярно, всего появилось семь книг. Я еще в первом письме написал, чтобы выслали все вышедшие номера. Теперь пишу снова о «Темных аллеях» и прошу сообщить все подробности об издании книги вашей, о гонораре и т. д. Деньги для литераторов в Нью-Йорке имеются в достаточном количестве (на одном только последнем вечере в ноябре собрали 1500 долларов), но они не знали, как послать. Я им написал и телеграфировал, как сделать, чтобы больше не повторилось, как с вами было. Они, вероятно, отправили на телеграфе. Иначе трудно объяснить, почему ничего до сих пор не приходит.
Вашей евангельской кротости в отношении Берберовой – никак не сочувствуем и ее не разделяем. Вы, конечно, всего не знаете. Она одна. Она ведь из группы Мережковского, а он добился от Геббельса, что в Мюнхене немецкая пропаганда будет печатать на русском языке «благонадежных» эмигрантских писателей для ввода в освобожденные области России. Вот тогда-то и писала вам Берберова о том, как в Киеве ждут не дождутся ваших книг. За этим стояло другое. Она и Вышеславцев были загонщиками в группу благонамеренных для Геббельса. Теперь ее будем исключать в числе прочих работавших на немцев из Союза писателей и журналистов <…>
И. А. Бунин – Полонским Я. Б. и Л.А., Грас
9.3.45
<…> Мне очень нездоровится и потому отвечаю вам кратко – тем более, что о многом лучше поговорить при свидании – в конце апреля, надеюсь. Да, «нам нужен самый минимум». Но я не совсем уверен, что «по-видимому, к этому и идет…». А насчет того, что вы думаете, что мне «не хватает уверенности в самом себе», вы неправильно осведомлены, – и хватало, и хватает. В частности, это касается и газеты: я и не думал и не думаю принимать в ней участие. «Придется заплатить за услугу» по моему делу с Графами? Ни копейки не заплачу! «Вы, вероятно, полагаете, что при содействии «Патриота» легче вернуться домой», говорите вы. Нет, я ни единой минуты, никогда не полагал так – т. е. на счет себя – я человек скромный, но все же не до такой степени; вы, кроме того, знаете, что еще давным-давно меня три раза приглашали «домой» – в последний раз через А. Н. Толстого (смертью которого я действительно огорчен ужасно – талант его, при всей своей пестроте, был все-таки редкий!). Теперь я не отказываюсь от мысли поехать, но только не сейчас и только при известных условиях: если это будет похоже на мышеловку, из которой уже не дадут вам выскакивать куда мне захочется, – слуга покорный!
С благодарностью жду от вас вестей американских, очень благодарю, что уже писали обо мне туда. (Сейчас как раз пришла маленькая посылочка из Нью-Йорка – чай, витамины, немножко кофе… Запакована на редкость небрежно – дивлюсь, что 3/4 не украли!)
<…> Быть в Париже надеемся в конце апреля – квартира наша свободна. Но как осуществить эту надежду? Как добраться? И главное – на какие деньги? Повторяю – положение мое в этом смысле прямо ужасное! Сердечно обнимаю вас и целую руку Л. А.
Ваш Ив. Б.
И. А. Бунин – Полонским Я. Б. и Л.А., Грас
12.3.45
<…> То, что Вы сообщили насчет «загона», для меня явилось новостью. Но, дорогой мой, все-таки казнить за такие глупости, за корыстно-честолюбивые мечтания продать свою книжечку «для Киева», надо в меру. Вы говорите про мою «евангельскую кротость» – ах, Боже мой, как же существовать без нее, уж совсем без нее? Видите, до чего дошел мир без нее, – при замене ее «древними германскими богами»! А что до меня лично, то ведь подумайте, как мало осталось мне существовать на земле. К тому же вот уж поистине: «Злобою сердце питаться устало…» Всего доброго вам и дорогой Любови Александровне.
Ваш Ив. Бунин
Мой привет вашему чудесному сыну.
И. А. Бунин – Полонским Я. Б., Л.А. и А.Я., Грас
23.4.45
Милые друзья, надеемся быть в Париже 1-го мая.
Поздравляю с Берлином. «Mein Kampf…» повоевал, так его так! Ах, если бы поймали да провезли по всей Европе в железной клетке. Сердечно обнимаю,
Ваш Ив. Б.