Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Парижские газеты сообщили о смерти В. И. Ленина 23 января. Заметки были краткие и скорее соболезнующие, чем злорадные. «Последние новости» такое сообщение поместили на первой полосе, на месте передовицы:
«СМЕРТЬ ЛЕНИНА
…Ленин и большевизм – разве это не одно и то же? На протяжении истории большевизма был не один момент, когда вся партия воплощалась в Ленине».
Писал эти строки, конечно, сам Милюков, для которого у покойного всегда находились самые бранные выражения. Вся публикация заняла немного места. И вообще, смерть большевистского вождя прошла на удивление незаметно, тихо.
Бунин на это событие вовсе не отозвался записью в своем дневнике, а Вера Николаевна отметила: «Смерть Ленина не вызвала ни большого впечатления, ни надежд, хотя, по слухам, у „них“ начинается развал. Телеграмма, что на похоронах Ленина 6000 человек отморозило себе руки и ноги. Сколько же народу согнали они?»
Больше занимал вопрос: кто станет преемником Ленина?
Обратила на себя внимание «клятвенная» речь Сталина, произнесенная 26 января на II Всесоюзном съезде Советов:
«Товарищи! Мы, коммунисты, – люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы – те, которые составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин. Не всякому дано быть членом такой партии. Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии. Сыны рабочего класса, сыны нужды и борьбы, сыны лишений и героических усилий – вот кто прежде всего должен быть членом такой партии».
В этих словах уже ясно звучит ритуальное почитание покойника. Таким оно пребудет десятилетия, даже после того, как Никита Хрущев прикажет предать анафеме и Сталина, и дело его, хотя сам будет старательным участником самых дурных преступлений, в которых обвинит Иосифа Виссарионовича.
Русская эмиграция удивленно пожмет плечами, когда преемником Ленина станут не его ближайшие сотрудники – евреи Каменев, Троцкий, Зиновьев, а грузин Сталин.
Говорят: выбор был плохим.
Ну а если бы жребий пал на Троцкого? Того самого, который издевательски приказывал голодным и разутым людям: «Работу начинайте и оканчивайте, где возможно, под звуки социалистических гимнов и песен, ибо ваша работа – не рабский труд, а высокое служение социалистическому отечеству!» Ковал трудовой энтузиазм всеми средствами, кроме экономических.
Этот вождь с впалой грудью и жидкими ножками, никогда не утомлявшийся от кровавых пиров, шумевших по его приказу по всей Руси, и на своем месте стал исчадием ада.
Власть еще большая лишь безмерно развязала бы его руки и его лютую злобу к России и к русскому народу.
Благо России никогда не входило в планы ни Троцкого, ни Зиновьева, ни Бухарина, никого из им подобных.
И еще любопытная деталь.
«Завещание» Ленина, с которым келейно, под страшным секретом, знакомились делегаты XIII съезда партии и которое было более полувека сокрыто от советских людей, в эмигрантской печати появилось еще в июле того же двадцать четвертого года. В «Последних новостях», которые читал Бунин, «завещание» было опубликовано в № 1306 за 29 июля.
Никакого впечатления оно не произвело ни на Бунина, ни на его окружение. Что из того, что Ленин назвал Сталина «недалеким, склочником» и якобы советовал «ни в коем случае не выбирать генсеком ЦК партии»?
– Это внутренние дела большевиков. Милости ждать ни от кого из них не приходится, – махнул рукой Иван Алексеевич. – К тому же завещание записано рукой Крупской, дамой склочной и базедовой. Дескать, со слов Ленина. Задним числом можно что угодно сочинить.
Месяц спустя русские впервые прочитали в «Последних новостях» о некоем Хитлере (именно такого написания придерживались газеты):
«Мюнхен. 26 февраля. Сегодня в 8 часов 55 минут утра начался слушанием дела процесс Хитлера, Людендорфа и других участников путча. Заседания суда проходят в здании военного училища… На вопросы председателя Хитлер отвечает очень любезно:
– Обвиняемые все добрые патриоты и не позволят себе выйти за пределы допустимого.
По этой, видимо, причине суд открытый. Речь вождя национал-социалистов продолжалась три с половиной часа…»
Зал с напряженным вниманием слушал этого человека. Что-то магически притягивало в нем: властные голубые глаза, тщательно взвешенная речь, четкая жестикуляция, сдержанные манеры, ясность мысли и убежденность в собственной правоте.
– Как я оказался в Вене? Это случилось после смерти моей матушки в 1909 году. Отец Алоиз умер еще прежде. Я чувствовал призвание быть художником! Но ограниченные педагоги Венской академии искусств хотя и признали во мне способности рисовальщика, но моя независимая манера творить и держаться напугала их, и мне было отказано в приеме.
– И как долго вы пробыли в Вене? – спросил председательствующий.
– До 1913 года. Я с содроганием вспоминаю то время. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось на вокзале подносить чемоданы, работал дворником – очищал улицы от снега, выбивал ковры… Но я не сдался: не пил, не курил, избегал дурных знакомств. Из нравственных побуждений не ел и не ем мяса.
– У вас, понимаю, было много свободного времени. Как вы его использовали?
– Часами я сидел в публичных библиотеках, восторгался «Фаустом» Гёте, «Вильгельмом Теллем» Шиллера, «Божественной комедией» Данте. Посещал филармонические концерты, слушал оперы великого Вагнера – если были деньги на билеты. И тогда же я стал антисемитом. Я заболевал лишь от одного еврейского лицемерия, от бесконечного стремления нажиться за счет другого. Когда началась мировая война, я упал на колени и благодарил небеса. Сам король Баварии Людвиг III дал мне разрешение служить в славном баварском полку. Это чудо, что я жив…
Сослуживцы подтвердили:
– Хитлер исключительно храбрый воин, награжден двумя Железными крестами.
Газеты отмечали: «Тридцатилетний капрал сделал выбор – он стал политиком. В 1919 году Хитлер поступил в национально-социалистическую партию. И уже на следующий год стал ее вождем. Цель партии – освободить Германию от евреев, демократов, социалистов, пацифистов, интернационалистов и прочих вредных элементов. Это необходимое условие спасения Германии».
Людендорф – бывший генерал-квартирмейстер армии, любимец народа и кайзера. Именно его Гитлер назначил руководителем немецкой национальной армии во время известного «пивного путча» в Мюнхене 18 ноября 1923 года.
Гитлер был приговорен к пяти годам заключения за «измену родине», Людендорфа суд оправдал.
Оказавшись в камере ландсбергской тюрьмы, Гитлер время попусту не терял. Он обложил себя трудами Шпенглера, Шопенгауэра и, конечно, Ницше. Узник диктовал своему сподвижнику и другу Гессу страницы будущей книги – «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Гесс специально прикатил из Австрии в Баварию – исполнять секретарские обязанности в тюрьме, а также морально поддерживать мученика и национального героя. Гитлер назовет книгу «Майн кампф» – «Моя борьба». Книга увидит свет 18 июля 1925 года. Тираж 25 тысяч экземпляров немцы ураганом сметут с прилавков – успех ошеломляющий!
…Расхаживая по камере, весьма, как известно, способствующей сосредоточению мысли, Гитлер обращался к своему будущему личному секретарю и заместителю по партии:
– Дорогой Рудольф, согласитесь, что само по себе рождение не дает никаких прав. Даже права наследования – титулов и богатств – безнравственны. Только талант и труд, только пот и кровь, только они, и ничего кроме, дают право индивидууму вознестись над стадом, называющимся гнусным словом «народные массы».
Взяв со стола одну из книжек, Гитлер раскрыл ее:
– Вот что пишет по этому поводу Ницше: «Никто не имеет права ни на существование, ни на работу, ни на счастье. Индивидуум не что иное, как жалкий червь».
– Да, мой фюрер, – согласно кивал Гесс, первым назвавший так будущего диктатора. – Само по себе рождение – это еще ничто!
– Это лишь допуск к экзамену, который надо сдать, – с воодушевлением продолжал Гитлер. – Сдал на «отлично» – вот тебе слава, богатство, красивые любовницы, всеобщее поклонение. Провалился на экзамене – держи щетку, подметай улицу и не ропщи! Это и есть закон высшей справедливости.
– Но всякие ублюдки, у которых нет способностей, кроме способности жрать и удобрять, эти неврастеники и педерасты больше всех кричат о «свободе, демократии и равенстве». Ведь так, мой фюрер?
– Вы, Рудольф, признайтесь, повторили мою мысль. И у этих жалких крикунов так мало мозга, что они не понимают очевидного: никакие социалисты, никакие утописты вроде Маркса, этого зловредного жида, или его плагиатора Ленина при всем своем желании никогда не смогут устроить на земле «социалистический рай» – ни политическими, ни административными мерами. Все это химеры, выдуманные для удовлетворения личных амбиций тех, кто эти идеи проповедует.
Гитлер, что-то напряженно обдумывая, быстро заходил по камере, властно буравя собеседника голубыми глазами. Слова его были тщательно взвешенны. Казалось, они исходят из самых глубин его существа. Говорил он просто, ясно и логично.
«С ним невозможно спорить, – подумал Гесс. – Какая-то потрясающая убежденность в собственной правоте. С такой убежденностью могут взойти на эшафот, но никогда от своей правды не откажутся. У этого человека, уверен, великое будущее!»
Гитлер резко остановился, от груди вверх взмахнул правой рукой и отчеканил:
– Прав Шпенглер, когда говорит о закате Европы. Но погибнут лишь расово неполноценные, те, кто не сумеет выдвинуть умных и смелых вождей, кто не сможет правильно организовать труд и хорошо работать. А это сумеет осуществить лишь семья арийских народов.
Гесс, отчаянно скрипя пером, торопливо записывал за Гитлером, время от времени с жаром повторяя:
– Мой фюрер, каждое ваше слово крепче стали!
– Граф Жозеф Гобино хоть и француз, – последнее слово Гитлер выговорил так, словно ему в рот засунули лягушку, – но он правильно утверждает: расовый вопрос превалирует над всеми остальными историческими категориями. И тысячу, сто тысяч раз Гобино прав! – Гитлер кричал уже на весь замок. – Настоящие арийцы, эта соль земли, позволили себе – пусть и в небольшой, но все равно в преступной мере! – перемешаться с неарийцами. Таких к ответу, в резервации! Чтобы земля процветала, не надо много людей! Для благоденствия существенны лишь три фактора. Первый – руководители, фюреры, самые мудрые и честные, кто поведет нацию по правильному пути. Второй – народ должен умело и очень хорошо трудиться, каждый на своем месте – будь то вождь или дворник, про которого я уже упомянул. И третий фактор – жизненное пространство с его недрами. Самую черную работу станут выполнять, понятно, неарийцы. Для этого они и появились на земле.
Но каждый должен работать, работать и еще раз работать! Кто не работает – того следует… – Гитлер сделал красноречивый жест вокруг шеи. – И еще – каждый ариец обязан, обратите внимание, Рудольф, обязан поддерживать чистоту расы. Эту мысль подчеркните. Это – основа основ. Только от здоровых родителей, никогда не куривших и не употреблявших алкоголя, родятся здоровые дети. Гниющее тело вызывает омерзение, хотя бы в нем жил поэтический дух. Будущая Германия придаст огромное значение физическому развитию нации. И оно будет начинаться еще до школы, а в школе это станет основной дисциплиной. Здоровая нация – мощная держава!
И Гитлер открыл буфет, налил бокал гранатового сока, медленно выпил и продолжил:
– Люди гибнут не из-за проигранных войн, а из-за потери сопротивляемости… Все, что не является полноценной расой на этой земле, – плевелы обреченные.
Диктовку прервал надзиратель:
– Господин Гитлер, господин Гесс, пожалуйте на ужин.
– Мы работаем, – сказал Гитлер. – Сделайте одолжение, скажите денщику, чтобы сюда принесли… И напомните: котлеты и курицу не надо. Сто раз говорил, что мясного я не ем. А они несут и несут!
– На ужин паровая форель с овощным гарниром, сыр французский камбоцола, красное вино и фрукты, – ответил надзиратель.
Гитлер, обращаясь к Гессу:
– Что за дикарский обычай – поедать трупы животных? Для меня съесть свиную отбивную – это все равно что использовать в еду мягкие части этого самого надзирателя! Брр… Употреблять мясо – это такое же гнусное извращение, как мужеложство.
Взглянув на бедного Гесса, еще преданного извращению есть мясо, Гитлер добродушно расхохотался:
– Хорошо, пусть, кто хочет, мясо пока ест. Наши дети будут глядеть на мясо с отвращением. А кокаинистов, педерастов и прочих выродков мы будем сжигать в крематориях. Жестоко? Только на первый взгляд. Это не более жестоко, чем уничтожать вибрион холеры. Он тоже хочет жить, но мы его уничтожаем, иначе он истребит все человечество. Так и это отребье. Пусть размножаются настоящие, здоровые люди. И тогда земля расцветет, настанет эра всеобщего счастья! Идеи духа и героизм – куда более важны, чем экономика!
– Вы – гений! – Гесс с искренним восхищением смотрел на фюрера.
– Господин Гитлер, кушать подано! И, если вас не затруднит, говорите немножко потише. У господина Геринга, что в соседней камере, болят зубы, и громкие крики его тревожат.
Гитлер, ничего не отвечая, подошел к окну, забранному решеткой, надолго замер, залюбовался майской зеленью, изумрудно игравшей в лучах заходящего солнца. Подумалось: «Какой это ужас – неволя. Страшнее смерти».
Когда начальник тюрьмы попытался объяснить Гитлеру, что он помещен в очень «комфортабельную камеру», то фюрер с презрительной улыбкой ответил:
– Вы попробуйте в своем комфортабельном доме посидеть, не выходя из него, хотя бы месяц, тогда вы узнаете, что такое тюрьма, какой это дьявольский ужас. А мне предстоит здесь провести еще без малого пять лет…
Начальник покровительственно улыбнулся:
– Будем надеяться, что пять лет вам сидеть не придется…
И, как всякий начальник, он окажется прав.
…Двадцатого декабря 1924 года, когда во всех немецких домах начинали украшать рождественские елки, тридцатипятилетний Адольф Гитлер вышел на свободу.
– Я предчувствую, – сказал он своему верному другу Гессу, – нас ждет великое будущее. Это чувство я ношу в груди с детства. Моя жизнь принадлежит не мне. Служение великой Германии – вот для чего Создатель послал меня в этот мир.
Тридцатого января 1933 года он придет к власти.
Бывают странные сближенья! Девятого ноября 1933 года Шведская академия примет решение о присуждении Бунину Нобелевской премии.
В этот же день по случаю юбилея – десятилетия со дня «пивного путча» – в Мюнхене пройдет гигантская манифестация. Ее станет приветствовать сам фюрер.
Толпа будет в восторге орать: «Хайль Гитлер!»
Захлебываясь от подобострастия, глава баварского правительства Зиберт сообщит:
– В Мюнхене будет открыт музей великому сыну немецкого народа Адольфу Гитлеру.
Над толпою пронеслось восторженное: «Хайль Гитлер!»
Двумя днями раньше другой любимый вождь, стоя на трибуне Мавзолея Ленина, будет приветствовать праздничную демонстрацию – по случаю шестнадцатилетия Октябрьской революции. Динамики на всю страну разнесут истошные крики трудящихся:
– Братский привет германскому рабочему классу!
– Да здравствует великий вождь и учитель товарищ Сталин!
Ликование будет искренним и всенародным.
Десятого ноября лишь за одну ночь Германия празднично преобразится. Дома украсятся флагами и цветами. Вдоль площадей и улиц протянутся тщательно выписанные плакаты и транспаранты:
ОДИН НАРОД, ОДИН ВОЖДЬ, ОДНО – ДА!
БОРЬБА ГИТЛЕРА – БОРЬБА ЗА МИР!
С ГИТЛЕРОМ – ПРОТИВ БЕЗУМИЯ ВООРУЖЕНИЯ!
ЗА МИР ВО ВСЕМ МИРЕ!
На дверях ресторанов, кафе, кинематографов – приглашения: «Немец, войди и выслушай речь фюрера! Наш радиоаппарат к твоим услугам!» Бочки с пивом едва успевали открывать – сегодня оно было бесплатным.
На всех перекрестках установят громкоговорители.
Ровно в час дня заревут сирены берлинских заводов. Вся Германия подхватит этот рев. Все остановится: станки, автомобили, люди, трамваи, поезда метро. Затем воцарится кладбищенская тишина…
Окруженный шестью телохранителями, на круглую площадку в большом зале динамо-машин завода Сименса – Шуккерта поднялся великий вождь и обожаемый учитель германского народа Адольф Гитлер.
Любимый диктор Гитлера Ганс Фриче объявил: «Внимание, внимание! Работают все радиостанции Германии!»
Жестикулируя четкими и быстрыми взмахами правой руки, делая уместные паузы, то понижая, то возвышая голос, Гитлер выкрикнул:
– Все войны кончаются победой той или иной страны. Но нельзя на вечные времена делить народы на победителей и побежденных.
Германия затаила дыхание: что дальше скажет вождь? Его золотое слово определит на годы судьбу каждого честного немца. И фюрер сказал:
– Германия никакой войны не хочет. В отличие от некоторых государственных деятелей я много лет простым солдатом провел в окопах. Я знаю войну. Только уже поэтому хочу мира. Но, – Гитлер взметнул кулак и сурово свел брови, – но Германия требует ра-вен-ства!
Всякий, кто слушал эту речь, а слушала ее вся Германия, непроизвольно сжал кулаки и повторил:
– Р-р-равенства!!!
– Молодежь Германии! Обращаюсь к тебе. Вы, молодые, должны научиться мыслить и действовать по-германски. Жидовская пропаганда задурачила вас классовым сознанием и прочей демократической чушью. Эту дурь мы выбьем из ваших голов! Я воспитаю молодежь, перед которой содрогнется мир! Вы должны быть властными, активными, неустрашимыми и жестокими. Пусть каждый распрямит плечи и подымет голову. Я хочу видеть в ваших глазах неукротимую гордость и независимость хищного зверя. Вам, молодым, будет принадлежать весь мир. Вы – наша надежда!
Фюрер перевел дух. Его лицо вдруг исказила презрительная гримаса.
– С тонущего корабля первыми бегут крысы. Из новой, возрождающейся Германии сбежали крысы в котелках, с тросточками и солидными банковскими счетами в заграничных банках. Это интернациональное еврейско-коммунистическое отребье опутало сетями наше государство, высасывало из него жизненные соки. Поняв, что близок час расплаты за их преступления, они бежали и теперь осели в Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Там они клевещут на нас, строят против германского народа козни, разжигают пожар войны.
Гитлер вновь энергично разрезал кулаком воздух.
– Это сионистское сообщество трезвонит о каких-то «демократических свободах». Для них эти «свободы» – возможность расхищать государственное имущество и жить за чужой счет. Для нас свобода – возможность честно трудиться на благо Германии, иметь достаток, цель в жизни, отличное бесплатное медицинское обслуживание, желание рожать детей и возможность растить здоровое молодое поколение. Вы слышите меня, женщины Германии? Вы слышите меня, наши славные ветераны? Вы слышите мои слова – моя любовь, моя надежда! – молодость государства? Если «да» – то сделайте правильный выбор двенадцатого ноября. Мир, труд, процветание!
Немецкий народ голосовал – за!
Вот сухая статистика: в плебисците участвовало 43 460 529 человек. Ответили «да» – 40 609 243, и еще более 750 тысяч не заполнили бюллетени.
Ради истины добавим, что немецкие газеты с неустанной надоедливостью твердили: «Тот, кто не будет участвовать в плебисците, – государственный изменник».
И все же зарубежные обозреватели, в частности французские, были вынуждены отметить: «Хотя в организованном Гитлером плебисците было немало от фарса, внешняя политика фюрера встречает одобрение подавляющего большинства немецкого народа».
«Последние новости» писали: «Даже злейшие противники режима сочувствуют этой политике».
Ницше когда-то утверждал: «Если воодушевить толпу, то она с радостным безумством понесется к пропасти».
Второго ноября Гитлер посетил дом Ницше в Веймаре. Как сообщили газеты, «канцлера принимала сестра знаменитого философа госпожа Ферстер-Ницше. На память о посещении она подарила Гитлеру трость Ницше. Канцлер затем ознакомился с мемуарами мужа Ферстер, известного в свое время антисемитского агитатора. Мемуары его автор адресовал Бисмарку в 1879 году. В нем говорится о необходимости принять меры против „вторжения еврейского духа в германскую культуру“».
Того же 2 ноября «Последние новости» опубликовали заметку «Юбилей комсомола»:
«Советские газеты от 29 октября печатают статьи и приветствия комсомолу по случаю его 15-летнего юбилея. Сталин в обращении на имя секретаря ЦК комсомола Косырева желает комсомолу успеха в деле воспитания нашей молодежи в духе ленинизма, в духе непримиримой борьбы с врагами рабочего класса…» Фюреры всегда неустанно призывают к борьбе.
Проявлял заботу о молодежи и Гитлер. Вожди наций уделяют внимание тем, кому предстоит вскоре взять оружие. Фюрер, впадая в транс и сокрушая кулаком воздух, бросал фразы в наэлектризованную толпу юнцов:
– Вы – надежда великой Германии! Нас окружают враги. Вы должны закалить свое тело, свой дух, чтобы разбить всех врагов! Молодежь, ваш долг – научиться мыслить и действовать по-германски. Классовое сознание – это дурь, которую выдумали жиды и коммунисты. Мы выбьем ее из ваших голов.
Толпа с радостной готовностью выдыхала:
– Хайль Гитлер!
– Перед вами содрогнется мир! Какими вы обязаны быть? Уверен, что каждый из тех, кто стоит на этой площади, чьи горящие глаза я вижу, ответит: активными, неустрашимыми, властными, жестокими!
– Хайль! – Счастливый вопль вздымается к голубому небу.
– Ты, ты, ты, – фюрер рукой, словно штыком, страстно пронзал воздух, – замечательные сыны Германии, каждый из вас – великая надежда великой нашей родины.
«Молодые люди лавиной хлынули к фюреру. К ним присоединились миллионы восторженных женщин… Многие вполне искренне радовались уничтожению демократических свобод… С приходом нацизма трудящиеся Германии обрели устойчивые рабочие места и отличное медицинское обслуживание. Если свобода означает иногда голод и неопределенность, то не лучше ли, когда государство берет на себя заботу об основных нуждах?.. Нацизм дал многим людям цель и смысл жизни, наделил их чувством принадлежности к чему-то высшему, надличному – экстаз самоотречения» (Пруссаков В. Оккультный мессия и его Рейх. М., 1992).
Днем раньше эмигрантские газеты поместили интервью французского журналиста Анри Массиса с Муссолини. Дуче говорил о немецком национал-социализме и большевистском социализме:
«Что означает сочетание этих слов – национализм и социализм? Социализм не становится менее опасным от того, что к нему присоединяют эпитет „национальный“. С социализмом разговор один: его надо уничтожить. Национал-социализм рискует создать противоречия и путаницу.
Что касается большевизма, то в духовном отношении это движение – величайшая опасность для нашей цивилизации. В практическом отношении большевизм потерпел поражение. Пятилетний план обанкротился. Государство, сосредоточив в своих руках и индустрию, и сельское хозяйство, не справилось с ними. В результате – обнищание государства и полная неуверенность населения в завтрашнем дне. Пятилетний план не удался, но как доктрина большевизм остается инфекцией, с которой Запад должен бороться всеми силами».
Вожди воодушевляли народы на путь, в конце которого была пропасть. Наступила кровавая эпоха тиранов.
Газеты больше не писали о скором свержении большевиков. Народы до самозабвения любили своих фюреров.
Войти с помощью соц. сетей: