Когда захлебнулись в крови последние защитники Кронштадта, по всей Руси необъятной полыхали мужицкие бунты. На Северном Кавказе комбриг Ершов отчаянно сражался с большевистскими подразделениями. Не успокаивалась исстрадавшаяся Украина, по ее широким просторам носились тачанки повстанцев. Полыхало ишимское восстание. Но выше всех взметнулось пламя поволжского бунта, где тысячи мужиков преданно поддерживали атамана-мстителя Антонова.
Главным «специалистом» по удушению мужицкого анархизма стал 28-летний барин Тухачевский. Будущий красный маршал переводил всех под корень, зажигал села с двух сторон, безвинные дети и бабы падали под шашками рядом с их отцами и мужьями, доведенными до отчаяния поборами и схватившимися за вилы.
Но вот газеты сообщили: «Конец антоновским бандам». Говорят, что, когда курсанты Тухачевского вели мужиков на расстрелы, обреченные тянули заунывную песню:
Что-то солнышко не светит,
Коммунист, взводи курок.
В час последний на рассвете
Расстреляют под шумок.
Ох, доля, неволя,
Могила горька…
Народ стонал от ран, от тифа, от голода, от бесправия…
Ленин, кажется, первым из кремлевских вождей понял: вопреки учению великого Маркса, надо переложить руль государственного корабля вправо. Самый образованный и самый дальновидный среди партийной верхушки, он еще весной восемнадцатого года начал разрабатывать пути экономической ретирады.
Но во время Гражданской войны было не до маневров, задача стояла куда насущней – уцелеть. Тогда торжествовал военный коммунизм с его примитивно-разбойничьей формулой: «Твое – это мое, берем чужое как свое!»
Допущенный в советское хозяйство капитализм – пусть в куцем, мизерном количестве – тут же дал потрясающие результаты. Как по волшебству, прилавки заполнились товарами, даже цены их мало отличались от цен мирного времени. Крестьянин вновь познал важность своего труда, наиболее старательные, наделенные земельными участками, быстро пошли в гору. Ликбезы распахнули двери для неграмотных. Пролетарских детей зазывали в рабфаки и вузы. Комсомол предлагал юнцам не только крушить церкви, но и много интересного – от занятий спортом до туристических походов, от обсуждения кинофильмов и театральных постановок до веселых шествий в дни революционных праздников и бесплатных библиотек, появившихся на каждой фабричке.
Многих заразили идеей коммунизма. Люди поверили Ленину, объявившему построение светлого будущего в десять – пятнадцать ближайших лет. Только прежде надо разбить классовых врагов – внутренних и внешних.
Люди верили вождям, верили в свою избранническую миссию, жалели американских и прочих негров и жаждали мировой революции на благо пролетариев всего мира.
Довольствовались рваными сапогами и, не щадя себя, могли трудиться по две смены. Такого энтузиазма мировая история не знала.
От вождей требовалось только одно: эту бурлящую энергию направлять в доброе русло.
Скептики становились горячими сторонниками ленинских идей, враги начали сомневаться в собственной правоте.
Не стоит прибегать к сослагательному наклонению и строить бессмысленные заключения: «Если б Ленин не был болен головой и столь рано не умер, если бы не деспотизм Сталина, если бы не умственная недостаточность и серость Хрущева…»
Ленин не был здоров. Еще с начала двадцать второго года у вождя происходили неприятные для больного и непонятные для докторов явления. Ильич порой без всяких видимых причин стал на короткое время терять сознание, немела правая сторона тела. После этих припадков Ленин некоторое время не мог связно говорить. С марта такие припадки стали повторяться до двух раз в неделю. Они продолжались от двадцати минут до двух часов. Немецкие доктора лечили его от сифилиса. И все это, как положено на большой зоне коммунистического концлагеря, тщательно скрывалось от народа.
Ленина перевезли поближе к природе – в роскошную усадьбу Горки, что в тридцати пяти верстах от столицы по Каширскому шоссе.
И вдруг как бы сами по себе припадки и головные боли прекратились. Осенью вождь чувствовал себя столь исправно, что вновь приступил к работе. Врачи и близкие были приятно удивлены, когда на заседании Коминтерна Ильич держал речь один час двадцать минут на немецком (!) языке.
Как бы ни относиться к Ленину и его деяниям, следует признать: именно он был нужен в те годы на капитанском мостике Советского государства.
Во-первых, под его «мудрым руководством» большевики завели Россию на экономические и политические рифы. Он и должен был вывести государственный корабль на глубокую воду.
Во-вторых, именно Ленин среди всей кремлевской братии, не имевшей ни навыков, ни призвания, обладал наибольшими способностями к управлению государством.
Но в декабре двадцать второго года наступило резкое ухудшение здоровья Ильича: быстро развивался паралич правой стороны тела, оказались парализованными правая рука и правая нога. В марте он лишился речи. Теперь Ленин объяснялся лишь жестами и несколькими невнятными словами. Народ опять ничего не знал.
Двадцать первого января 1924 года Ленин умер. Было ему пятьдесят три года.
Мозг покойного был в сильнейшей степени поражен атеросклерозом, вес патологический – всего 1340 граммов. Эксперты утверждали: «Часть мозга была уничтожена болезнью». Может, по этой причине порой появлялись совершенно безумные декреты, направленные на уничтожение собственного народа? Очень вероятно.
Двадцать седьмого января ровно в шестнадцать часов тело Ленина было предано земле – возле стены Кремля. Помните, из детских книжек: «Несколько минут великого безмолвия. Движение замерло, остановилось, гулко охнули залпы орудий, по всей стране заревели гудки заводов и паровозов…»?
Пролетарские поэты откликнулись слезными строчками: «В могилу опущено тело вождя…» (А. Истомин), «…Гроб задрожал в руках, опускаясь тревожно и шатко, среди двух боевых знамен» (Е. Чернявский). Сия скорбная поэзия была помещена в громадном томе «У великой могилы» (М., 1924). Но уже через сутки-двое гроб из этой самой могилы обратно вытащили из земли, а покойника водрузили на помосте срочно сколоченного временного Мавзолея. Было сделано все возможное, чтобы замолчать факт захоронения. Удивительная конспирация!
Зиновьев умилялся 30 января 1924 года в «Правде»: «Как хорошо, что решили похоронить Ильича в склепе! Как хорошо, что мы вовремя догадались это сделать! Зарыть в землю тело Ильича – это было бы слишком непереносимо».
Так, в центре древней столицы кощунственно расположили гроб разверстый…
Впрочем, еще в декабре (!) 1923 года Сталин первым предложил Ленина (тогда живого) по его смерти сделать мумией. Зиновьев фантазировал: «Со временем вся Красная площадь превратится в Ленинский городок и долгие десятилетия сюда со всех концов света будет идти бесконечный поток людей, чтобы поклониться покойному вождю».
Бредовая фантазия сбылась. Более того: значки, картинки с портретами Ленина тиражировались миллионами и миллионами, борзые писатели сочиняли небылицы, в которых полностью вытравливался подлинный облик Ленина – с его достоинствами и человеческими слабостями и создавался сусально-приторный, в который верить было просто невозможно.
Проглядев гору советской литературы о Ленине (удручающую своим однообразием и беззастенчивым списыванием авторов друг у друга), я нашел единственное утверждение, идущее вразрез с иконописным обликом вождя.
Вот эти осторожные строки из брошюры видного большевика Пантелеймона Лепешинского, знавшего Ленина с 1898 года: «Владимир Ильич, если не ошибаюсь, не очень-то долюбливал маленьких детей, т. е. он всегда любил эту сумму загадочных потенциальных возможностей грядущего уклада человеческой жизни, но конкретные Митьки, Ваньки и Мишки не вызывали в нем положительной реакции. Мне кажется, если бы его привели в школу, где резвятся восьмилетние малыши, он не знал бы, что с ними делать, и стал бы искать жадными глазами свою шапку… у него не было ни малейшего аппетита на возню с двуногим „сопляком“ (извиняюсь за не совсем изящное выражение)» (По соседству с Владимиром Ильичем. Л.: Госиздат, 1924. С. 22–23).
Позже такие крамольные строки цензура не пропускала.
Еще бы! Мы привыкли видеть вождей, любовно держащих на коленях детишек. (Кстати, Гитлер тоже уважал фотографироваться в окружении юных граждан своей страны.)
Повсюду появились портреты Ленина, бюсты и статуи, статуи – во всех городах на центральных площадях, в школах, детских домах, парикмахерских, булочных, в Елисеевском магазине Москвы и в больнице имени Кащенко для психических, на вокзалах, в заплеванных сквериках и роскошных особняках партийных учреждений. Ленин в фарфоре, металле и гипсе, гипсе, гипсе.
Во всех городах и поселках главную магистраль неизменно называли улицей Ленина. Именем вождя нарекались шоссе, переулки, тупики и тысячи и тысячи колхозов и совхозов. Куда ни шагнешь, везде Ленин. Словно нарочно для того, чтобы вызвать психологическое пресыщение и отвращение.
«Ленинские уголки» с их дешевой и безвкусной атрибутикой появились по всей стране, цитирование «высказываний» Ленина стало необходимой принадлежностью всякой научной работы – будь она о повышении удойности коров симментальской породы или об эффективности подготовительных упражнений при обучении новичков технике бокса.
Бедные подхалимы, несчастные политики.
Кое-кто утверждает: культ личности Ленина начался после его смерти. Сам Ильич, дескать, пресекал… Нет, не пресекал Ильич славословия в свой адрес. Даже задолго до болезни.
У меня в руках справочник «Указатель улиц, переулков и площадей города Москвы» (М.: Госиздат, 1921). И что же?
На странице 33 узнаем, что уже в розовом периоде коммунистического царства в столице были улицы: Ленинская, Ленина, Ленинская площадь, Ленинская слобода… Можно добавить заставу Ильича, Ульяновскую улицу.
Уважим истину: Ленин был не хуже других, вместе с ним дорвавшихся до власти.
Его собратья по партии были не менее честолюбивы и еще более жадны. Коренные названия городов и улиц, площадей и переулков, фабрик, заводов, библиотек, больниц получали новые имена: Троцкого, Володарского, Урицкого, Бухарина, Зиновьева, Тухачевского, Калинина, Котовского, Ворошилова, Молотова – всех не перечтешь. Даже всякая мелкая шушера, вроде никому не известных «героев революции», а на деле безнравственных убийц и растлителей народа – Кухмистерова, Каляева, Баумана, Сапунова и прочих, – увековечивалась «для истории».
Не было еще только Сталина. Хотя по рангу мог бы, имел полное право. Почему не было? Может, потому, что Иосиф Виссарионович знал себе цену, был умнее и дальновиднее Троцких и Зиновьевых.
По правде говоря, не Сталину принадлежит печальная честь называться «отцом массового террора», не он стал родоначальником советского «культа личности».
Когда Сталин говорил, что он – верный ленинец и продолжатель дела Владимира Ильича, это было истинной правдой. Иосиф Виссарионович с успехом продолжал и творчески развивал кровавое дело Владимира Ильича.