Почтенный академик пожалел чувства высоких дам и не рассказал того, что последовало после усекновения головы леди. Петр взял голову в руки, осторожно, дабы не залить кровью дорогой кафтан немецкой работы, с чувством поцеловал мертвые, но еще теплые губы.

И тут же, словно ничего не произошло особенного, повернув голову к угрюмо молчавшей толпе, произнес:

— Всякий здравый человек — и благородный, и подлого звания — должен любой случай использовать для своего научения, должен иметь понятие о своем организме. Чтобы вы могли удовлетворить сие любопытство, зри те сюда! Вот разверстая широкая трубка — это трахея, обаче говоря — горло для дыхания. Переднюю часть его составляют полукружные хрящевые кольца. Промеж себя они крепко соединены упругой перепонкой, которая составляет заднюю часть горла, — вот тут, видите? А сие есть позвоночный канал, внутри коего, — вот, пальцем ковырнул я, — спинной мозг. А вот эти трубочки, откуда руда капает, — сонные боевые жилы. Фу, на сапог кровь попала! Офицер, вытри! А вот, зрите, шейные мышцы, про которые объяснять нынче недосуг, как-нибудь в другой раз.

Государь поехал трапезовать. Очень захотелось вина принять.

Штелин о содержимом другой банки не рассказал: вскоре он серьезно занедужил и в феврале следующего, 1769 года преставился.

Но мы-то знаем, что в другой банке находилась голова казненного за два месяца до смерти Петра красавца Виллима Монса. Об этой истории, где тугим клубком переплелись судьбы самого Петра и его ближних, — следующий рассказ.