Петр задумчиво ходил по кабинету. Пришел Меншиков. Выпили марсалы, закусили мочеными антоновками. Петр сказал:

— Что-то случилось с Эбингом. Глаза прячет, краснеет, сопит. Взятку, что ль, уже получил?

— Я кое-что удумал. Пошлем по его следам толкового человека, из самых надежных.

— Кого?

— Ты, мин херц, его видел. Это капитан Богатырев.

— Я его давно приметил. Прикажи, чтоб с гауптвахты позвали. Подумаешь, немцу морду набил — велика важность.

Под конвоем доставили Богатырева. Тот уж было решил, что за оскорбление государева полковника его повесят. Но бодрости не потерял, выглядел молодцом. И был весьма удивлен, когда государь ласково усадил его за стол, предложил:

— Шартрезу или ренского?

— Нет, ваше величество, на гауптвахте прохладно, замерз изрядно. Перцовки вкусней было б.

Государь дернул за шнурок. Вбежал шустрый Платон Афанасьев. Через несколько мгновений стол был накрыт, а перцовки разных сортов стояли три-четыре штофа.

Государь, выпив, сказал:

— Твой заклятый друг Эбинг отправился с ревизией в Сибирское губернаторство. У меня относительно его знаменитой честности возникли некоторые опасения. Пусть он наводит свою ревизию, а ты свою — тайно: собирай разные сведения о губернских чиновниках, а паче того о самом Матвее Гагарине. Говорят, рыльце его в пушку. Хочу досконально убедиться. Давай выпьем, поцелуемся и иди в дворцовый приказ, тебе дадут денег и подорожную.

Государь был скупердяем, но на этот раз деньжат отвалил прилично — жаждал мести за свою попранную честь.

Он обнял Богатырева, поцеловал в уста, перекрестил:

— Вот ты вполне мой денщик! Коли Эбинг начнет хитрить, приказываю тебе, Серега, объявиться в полной силе и самому опечатать губернаторские бумаги и доставить в Петербург.

Вспрыгнул в легкий кожаный возок русский силач Богатырев, и пара шустрых лошадок понесла его, взлетая на ухабах, под веселый звон колокольцев, на край света — в сибирскую столицу Тобольск.