В кабинете появился денщик Трубецкой. С трудом удерживая улыбку, доложил:

— Ваше величество, полковник Вольф Эбинг с жало бой, очень вас добивается…

Петр весьма дорожил наемниками. Немец Эбинг хотя и был человеком немудрым, но великолепно знал фортификацию, отличился в баталиях со шведами.

Вздохнул устало:

— Зови!

Вошел грузный человек в треуголке, в кафтане, с серьгой в ухе, толстоногий, с красным лицом. Был он весь изрядно чем-то пахучим перемазан, а к парику, сбившемуся на ухо, налипли какие-то подозрительные крошки.

С великим усердием расшаркавшись, он воскликнул:

— Ваше величество, сегодня надо мною произведено оскорбление и изрядное издевательство.

Петр вытянул из чарки водку, стал хрустеть кислой капустой. Прожевывая, спросил:

— Подробнее расскажите, господин Эбинг!

— Когда нынче по делам службы я ехал в коляске, то развязался хомут и лошади сбились. Мог и я пострадать смертельно. Я счел своей обязанностью учить своего нерадивого возчика арапником, но на меня бросился какой-то русский мужлан в форме семеновского гвардейца. Пользуясь преимуществом неожиданного натиска, на потеху хамам, составившим толпу, он повалил меня на дорогу, испортил парик и кафтан. — Эбинг решительно взмахнул короткой ручкой: — Во-первых, требую, ваше величество, чтобы семеновец возместил мне убытки. Во-вторых, прошу, ваше величество, примерно наказать негодяя.

— Где сей самоуправец? — грозно рявкнул Петр.

— Капитан Богатырев на лестнице дожидается.

Услыхав знакомое имя, Петр аж ногой топнул:

— Опять этот забияка скандалы устраивает!

Загородив едва ли не весь дверной проем, показался высоченный красавец блондин. В его присутствии даже царственные особы враз померкли. Вошедший коротко поклонился, и его глазищи при виде Эбинга метнули молнии. Тот под грозным взором словно сжался.

— Ну, опять безобразничаешь, Богатырев? — начал Петр тем занудливым тоном, каким учителя обычно раз говаривают с нерадивыми учениками. — До чего ж ты не истовый!

Екатерина, откинувшись в кресле, явно любовалась удивительным гвардейцем.

Меншиков строго сказал:

— Ты, Богатырев, через свою глупость до старости на сидишься в капитанском звании: то драка, то фуражира под лед спустил, то…

Богатырев невежливо перебил светлейшего, лениво, нараспев произнеся:

— Да пусть меня государь в рядовые разжалует, только этого, мать его, Эбинга хорошо бы утопить в том месте, куда солдаты срать ходят.

Екатерина ахнула, Петр нахмурился:

— Ведите себя достойно, капитан! Почему вы позволяете себе бесчинствовать? Вот, мундир уважаемого Эбинга испортили…

— Защищал честь великой России, ваше величество!

Петр хмыкнул:

— Толком говори!

— Нынче в полк верхом ехал, вдруг на набережной Малой Невки скандал. Сей, извините, Эбинг полощет возчика арапником. Хотел я мимо идти, да слышу, как полковник орет: «Русский швайн, вы все скоты и пьяницы!»

— А ты что?

— Спешился, представился и вежливо вопрошаю: «Почему вы, господин полковник, меня назвали „скотом“ и „пьяницей“?» — «Я вас не называл! Идите прочь, а то крикну слугам, они вас сделают вежливей». — «Нет, любезный! Все слыхали, как вы заявили: дескать, все русские — скоты и пьяницы. Я русский и слова ваши принял на свой счет. Давайте драться на шпагах». Ну, этот, стыдно при государыне произнести, Эбинг крикнул слугам: «Отходите палками дерзкого мужлана!» Слуг я уложил на дороге, а, тьфу его, Эбинга уткнул личностью морды в конскую лепешку и возил до той поры, пока он трижды не крикнул: «Виват, великая Россия и непобедимый государь Петр Алексеевич!»

Государь, с трудом удерживая улыбку, повернулся к Эбингу:

— Это правда, господин полковник?

— Да, ваше величество, — сказал Эбинг, сгорая от стыда. — Я никогда не лгу! Этот… воин… сказал правду. Но он не должен был калечить моих слуг и портить мой костюм. Пусть заплатит!

Государь приказал:

— Богатырев, сей же миг заплати господину полковнику!

— У меня нет денег. Часть жалованья я отправил матушке, а остальное продул в карты капитану Чердынцеву.

— Но сидеть на гауптвахте, надеюсь, можешь? Отправляйся на две недели.

— Так точно, на две недели — гауптвахта! — Богатырев строевым шагом отправился из кабинета. И паркет трещал под его ногами.

Увидаться с государем ему предстояло скорее, чем он мог предполагать.