Текущее положение вещей: я так устала, что, кажется, умираю. А ведь еще только четверг.
Я стою в ванной, положив ладони на бедра, и смотрю на стену. Мне никогда еще не доводилось сознательно крушить помещение.
– Бен, можешь в общих чертах обрисовать, что от меня требуется?
О той фотосессии для «Ё-Бельё» мне напоминают самые неожиданные слова. Например, «обрисовывать».
Бен – единственный человек, к которому я могу обратиться за советом, чтобы нигде не напортачить. Алекс способен только таскать тяжести да ржать над анекдотами. Колин по-прежнему в моем черном списке, и я практически уверена, что это он стучит на меня Джейми. Время от времени я скармливаю ему дезу, чтобы вывести на чистую воду.
– Для разминки можешь сбить кафель со стен. Вот этой… штуковиной.
Бен наклоняется над ящиком с инструментами и принимается в нем рыться, и я изо всех сил стараюсь не таращиться на его блестящий купол. Он протягивает мне коротенький ломик.
– Только осторожно. Если увлечься, можно очень легко проломить стену. – Он ногой придвигает ко мне пустую картонную коробку. – Осторожно, обломки будут острые. Не забудь надеть защитные очки. На участке есть бак, но сбитую плитку пусть таскает Алекс. Потом переходи к плитке на полу.
– Ясно. Спасибо. Нет ничего прекраснее, чем четко поставленная задача.
Я завязываю свою мешковатую майку узлом на бедрах и подтягиваю джинсы. Так, теперь перчатки. Очки я водружаю на макушку.
В этот момент мимо проходит Том. При виде меня он останавливается. Мы смотрим друг на друга, потом он переводит взгляд на ломик в моей руке. Его ресницы вздрагивают, он едва не оступается, как будто увидел что-то такое, что его царапнуло. Я, наверное, во всем этом облачении выгляжу как идиотка. Или он рисует в своем воображении картины, как я этим самым ломиком наношу себе какие-нибудь увечья?
Мне немедленно вспоминается, что с ним сделалось, когда я заговорила про архитравы. Я взмахиваю ломиком.
– Ну как, такой вид тебе нравится больше?
– Угу, – сглотнув, кивает он.
Колин, который занят чем-то на стремянке, лишь устало качает головой. Мы с Томом неисправимы.
У нас с ним уже закрепился один и тот же заколдованный сценарий: Том идет мимо по своим делам, отвлекается на меня, и тут же в другой части дома что-то идет кувырком. Я – ходячее проклятие.
– Иди куда шел. – Я тычу большим пальцем в сторону.
Том с обеспокоенным видом уходит.
– Вряд ли он ждет, что ты и в самом деле будешь заниматься сносом, – говорит Колин.
– Кажется, я уже несколько раз популярно объяснила, что я такой же член бригады, как и все остальные, нет?
Локтем утираю пот со лба. Мне пришлось смириться с тем, что он у меня постоянно блестит.
– Ты передал Тому свои данные для налоговой?
– Еще нет, – надувается Колин.
– В самом деле, Мистер Бюрократ?
Меня так и подмывает велеть ему, чтобы к пяти все, что надо, было у Тома. Но я не делаю этого. Том четко очертил мне границы, и я не стану их переходить.
Против воли замечаю, что на фоне этой белой стены Колин выглядит прямо-таки круто. Я вытаскиваю камеру и делаю снимок, потом смотрю на экран. Я могу снимать лучше.
Выставляю другие настройки, перефокусируюсь, и второй кадр выходит гораздо лучше первого. Неизмеримо лучше.
– Ну, как тебе роль моей музы? – спрашиваю я Колина.
Он не удостаивает меня ответом.
Я откладываю камеру в сторону. Два снимка человеческого лица среди кучи электрических розеток и потрескавшихся плинтусов. Том может мной гордиться. Странно, что именно ужасный старпер Колин вдохновил меня.
Прижимаю ладонь к первой плитке в ряду. У меня такое чувство, будто я совершаю самое настоящее святотатство, но тем не менее я поддеваю ломиком верхний край плитки, и она берет и… отскакивает. От неожиданности я не успеваю поймать ее, и она разлетается на куски у меня под ногами.
В дверном проеме практически немедленно показывается голова Тома.
– Осторожно. – Он уже явно сто раз пожалел, что согласился на эту авантюру. – Да, погоди, – бросает он кому-то невидимому.
Его жонглерское искусство впечатляет: приглядывать сразу за целой стройкой и лично за каждым моим чихом!
– Я в полном порядке. – Я скалываю со стены еще несколько плиток, придерживая их рукой, и бросаю в картонную коробку. – Теперь я одна из ребят, верно? – обращаюсь я к Колину, который кисло смеется и говорит «конечно». – Пока, Том. Увидимся позже.
Он понимает мой толстый намек и снова уходит.
Наша импровизированная фотосессия разрушила хрупкое конфетно-обнимательное перемирие, которое мы едва успели установить. Когда я пошла провожать Трули до машины, навстречу нам ребята на своем горбу тащили доски. Колин стоял, скрестив руки на груди, а Том рвал и метал. Он сам подписался на фотосессию и пообещал потом не припоминать ее мне, но все равно такое чувство, что он имеет на меня зуб.
Я тогда тоже попыталась таскать доски, но едва стоило мне нагнуться, как он оттолкнул меня, словно я подошла слишком близко к краю обрыва.
Чем дальше, тем больше в нем становится от Валески и меньше от человека.
Видимо, это стресс превращает его в зверя. Если я решаю перекинуться парой слов с кем-нибудь из доставщиков, как он тут же нарисовывается у ворот и едва не рычит на них. Если я делаю лишний сэндвич балбесу Алексу, который каждый божий день забывает взять себе что-нибудь перекусить, он опять тут как тут, поедает меня ревнивым взглядом, пока я не вытаскиваю из сэндвича сыр и салат.
Ребята из бригады уже от меня шарахаются. Я начинаю чувствовать себя противопехотной миной. Если Том еще раз прикоснется ко мне, я, наверное, просто-напросто взорвусь у него в руках. Отсюда эта постоянная горячечная испарина.
– Я знаю Тома с восьми лет, – говорю я ребятам, которые занимаются ванной. – Но иногда я задаюсь вопросом, будет ли он разговаривать со мной после того, как все это закончится.
– Ремонт – это всегда стресс, – дипломатичным тоном говорит Бен. – И свое дело, тем более поначалу, тоже. Альдо не упускает ни одной возможности подгадить Тому, в особенности в том, что касается найма людей.
– Том ничего об этом не говорил.
Интересно, какие еще вещи из тех, что гложут его по ночам, он от меня утаил.
– Платежки. Страховки, – монотонно перечисляет Колин со своей верхотуры. – Соблюдение техники безопасности. Субподрядчики. Контракты.
Он щелкает пальцами, и я понимаю, что он хочет, чтобы я передала ему беспроводную дрель. В нашей неофициальной иерархии я лишь немногим выше Алекса.
– Я на это, – подражая ему, я щелкаю пальцами, – не отзываюсь. У тебя есть язык.
– Охрана. Поставщики. Аренда оборудования. Выставление счетов. Смета. – Колин устремляет на меня весьма многозначительный взгляд и заканчивает: – Общение с заказчиком. Подай мне вон ту дрель.
Я протягиваю ему инструмент:
– Хватит, я тебя поняла. У него все это под контролем.
– Я так не думаю. Он разрывается на части, – говорит Колин между пронзительными взвизгами дрели, потом протягивает мне вентиляционную решетку, с которой на мои волосы летят хлопья пыли. – В мусор.
Чувствуя себя несправедливо обвиненной, я бросаю решетку в коробку для Алекса.
– Я бы поспорила с тобой на эту тему, но мне не так давно дали понять, что это меня не касается.
В растрепанных чувствах я возвращаюсь к своему кафелю. Вчера вечером я застала Тома, когда он сидел на заднем крыльце, обхватив голову руками. Едва услышав мои приближающиеся шаги, он немедленно затолкал все свои переживания обратно за всегдашний фасад компетентности.
Что же его гложет – ремонт или Меган?
Вновь нахожу свой ритм. Поддеть, отбить. Поддеть, отбить. Я уже вполне ловко обращаюсь со своим ломиком. Кажется, пора дать Алексу передышку, а то он уже устал бегать туда-сюда с мусорной коробкой.
Я наклоняюсь и поднимаю ее, и тут мое сердце решает дать мне прикурить.
Это ощущается как серия лихорадочных трепыханий, которые устремляются все выше и выше, в горло, пока перед глазами все не затягивает серая пелена. Я приваливаюсь к стене. Так, все. Кажется, необходимость обследования окончательно назрела, но беда в том, что раньше со мной всегда ходил Джейми. Я по-прежнему маленькая Дарси, которой очень страшно идти к врачу одной, как большой девочке.
Вот странно. Я до сих пор не привыкла к отсутствию в моей жизни Лоретты, потому что, по моим ощущениям, она так близко, что кажется, стоит выглянуть в окно, и я увижу, как она устраивает кому-нибудь нагоняй.
Иногда у меня возникает такое чувство, что это Джейми умер, потому что пустота в том месте, где был он, становится только больше и больше. И сердце идет вразнос, как никогда.
– Тяжести таскает Алекс. Эй, тебе плохо? – Рядом со мной возникает Бен. – Может, позвать Тома? Он велел нам звать его, если ты плохо себя почувствуешь.
– Да неужели? – В одно мгновение я распрямляюсь и упираю руку в бок. – Мне просто нужна передышка, – выдавливаю я сквозь сцепленные зубы и колючие слезы в глазах. – Не обращайте на Тома внимания.
– Не обращать внимания? – переспрашивает с порога Алекс. – На босса не так-то легко не обращать внимания.
Он тоже подходит ко мне.
– Так, давай-ка дыши глубже, – говорит Колин, бросая на Алекса хмурый взгляд, в котором читается явственное «заткнись».
Колин настолько встревожен, что даже спускается со своей стремянки, несмотря на то что каждое движение дается его артритным суставам с трудом. Очевидно, вид у меня – краше в гроб кладут.
– Может, тебе присесть?
– Со мной все в полном порядке, – мотаю я головой.
Не хватало только еще обрести в этом старпере родственную душу на почве наших общих болячек. Колин спешит прочь, точно бладхаунд, опустив нос к земле и вынюхивая хозяина. А может, и того хуже, в поисках укромного местечка, откуда можно было бы позвонить моему братцу и доложить последние новости.
– Голова закружилась? У меня такое бывает. – Алекс всегда готов смягчить все, что бы ни происходило, и это мне в нем нравится. – Особенно с похмелья, – добавляет он с ноткой бахвальства.
Я симпатизирую этому молоденькому парнишке. Он уже жаловался мне на то, как томится вечерами в дешевом номере мотеля в обществе Старпера и Плешивого.
Вспоминаю, какой польщенной себя почувствовала, когда Том сказал, что бригада по мне скучала. Со мной веселее. Алекс – это молодое поколение, которое необходимо мне в качестве ориентира.
– Завтра вечером собирай всех и веди в бар, в котором я работаю. Устроим вечеринку в честь окончания первой недели работ. Организую всем дешевую выпивку. Только не забудь документы.
– О, класс! – оживляется Алекс. – Мы уже сто лет ничего такого не делали. Том гоняет нас в хвост и в гриву.
Да, решаю я, нам совершенно необходимо что-то такое для поднятия духа и сплочения коллектива. Звон бокалов, оживленные возгласы!
Уф, кажется, отпустило. Я отлепляюсь от стены.
– Ну, мне хочется, чтобы вам всем было хорошо. Но это не означает, что я в тебя влюблена. Приглашены все.
– Я знаю, – выдыхает Алекс после секундной заминки, наливаясь малиновой краской. – Знаю.
Бену, похоже, надоело жить, потому что ничем иным я его высказывание объяснить не могу.
– Можно подумать, здесь еще кто-то не в курсе, в кого она влюблена!
Я делаю вид, что хочу прибить его ломиком, он изображает из себя смертельно раненного, и мы дружно ржем. Потом я включаю радио, музыка задает ритм, и мы все принимается за работу. Наверное, я ненормальная, но я могла бы продолжать так вечно.
Ребята рассказывают о своем последнем объекте, большом летнем доме на вершине утеса. Как Том без сна работал всю ночь, чтобы заново отполировать полы, которые оказались недостаточно хороши по его меркам. Собственно, я и без них это знаю: Том – неутомимый перфекционист. Думаю, они пытаются меня предупредить. Начинаю работать усердней, аккуратней, исполненная решимости сделать все безукоризненно. Я намерена достичь идеала.
– Слушай, может, ты знаешь, – подает голос Алекс. – Что там за история с этой чихуахуа? Мы уже всю голову сломали.
Он подходит забрать очередную коробку битого кафеля.
– В каком смысле?
– У такого парня, как он, должна быть большая собака. – Крякнув, Алекс поднимает коробку. – Мы думали, это собачонка Меган.
– У такого парня, как он? Тому было тринадцать, когда она у него появилась, и плевать он хотел на все насмешки. Из всех собак в приюте он выбрал ту, которой он сильнее всего понравился. А я лично дала ей имя, за много лет до того, как Том познакомился с Меган.
В моем голосе явственно слышится бахвальство, но я ничего не могу с собой поделать. Так, стоп! А ведь это было не бахвальство. Это было предъявление права собственности.
– Эй! – Я хватаю Алекса за рукав, пока не ушел, потом бросаю взгляд на Бена и Колина; оба, кажется, заняты своими делами. – Я встречала множество мужчин по всему миру, и Том – лучший из всех, – говорю я вполголоса. – Он самый лучший, вне всякого сомнения. Постарайся быть похожим на него.
Алекс кивает, внимая мудрости бабушки Дарси.
– «У такого парня, как он…» – бурчу я себе под нос, вновь возвращаясь к работе.
Очень хочется подозвать к себе Алекса и прочитать ему полноценную проповедь на тему того, почему Том – тот образец, к которому ему следует стремиться.
Вчера Том проводил с ребятами краткий инструктаж, и Патти все это время сидела у его ног. «У такого парня, как он» сила означает нечто большее, нежели крепкие мышцы и кости, потому что у него хватает мужества открыто демонстрировать уязвимые места. Кажется, я встретила свой идеал мужчины в восемь лет, и с тех пор никто ни разу к нему даже не приблизился.
У такого парня, как он… На этот раз я приваливаюсь к стене, потому что при мысли о Томе у меня перехватывает дыхание. Если он сейчас будет проходить мимо и заглянет в дверь, боюсь, я не смогу сохранить нейтральное выражение лица.
Ничего подобного я никогда раньше в жизни не испытывала. Не знаю, что мне делать.
Вновь возвращаюсь к работе, чувствуя, как горят щеки. Следующая в ряду – та самая одинокая розовая плитка. Я аккуратно сниму ее и буду использовать в качестве подставки под кружку. Чпок! Я переворачиваю ее и вижу под слоем клея карту Таро.
– Что?! – восклицаю я в полный голос. – Ребята, смотрите! Моя бабушка кое-что мне оставила.
Бен с Алексом кидаются ко мне, словно я наткнулась на золотую жилу.
– Что это вообще такое? – Алекс потрясающе наивен практически во всех вещах.
– Моя бабушка была гадалкой. Это карта Таро Сила.
Женщина в белом одеянии разжимает пасть льву. Эта картинка могла бы изображать насилие, но от нее исходит лишь ощущение терпеливости и спокойствия. Мне кажется, на ней я и Валеска.
– И что она означает?
Я пытаюсь вспомнить. Лоретта пыталась научить меня толковать карты, но я всегда была слишком занятой. Слишком усталой. Слишком с похмелья. Слишком в разъездах.
– Думаю, она означает настойчивость и мужество. Но я точно не помню. Надо посмотреть.
– Может, это не единственная спрятанная в доме карта, – говорит Бен. – Это знак. Скажи ребятам, чтобы были начеку, – добавляет он, обращаясь к Алексу, и то обстоятельство, что он не отмахнулся от этой находки с пренебрежением, как от девчачьего вздора, меня окрыляет.
Я заканчиваю сбивать кафель к середине утра, и, хотя мое сердце еще несколько раз делало попытки затрепыхаться, в целом я держусь неплохо. Колин наблюдает за мной, как стервятник в ожидании свежего трупа. Забыв про еду и питье, я работаю, не зная даже, сколько сейчас времени. И вот наконец я сбиваю последний ряд напольной плитки и утираю взмокшее лицо подолом майки.
– Ух ты! – произносит с порога Том. – Не слабо.
Он обводит ободранную ванную таким взглядом, как будто никогда раньше ее не видел.
Я едва держусь на ногах.
– Не знаю, сколько времени у меня должно было на это уйти, так что не уверена, что ты на самом деле впечатлен.
Его идеальные глаза скользят по стенам, полу, потом добираются до моих ног и в конечном итоге останавливаются на моем лице.
– Ты что, все это сделала в одиночку? – Он явно потрясен.
– Она просто робот. – Бен улыбается мне уголком рта и возвращается к своей работе.
– Ты не перенапряглась? – Том подходит ближе и окидывает меня пристальным взглядом.
Одной рукой он берет меня за запястье и пытается нащупать пульс, а другая в это время откидывает волосы с моего лица. Вообще-то, я терпеть не могу подобное обращение. Здравый смысл подсказывает мне, что надо отойти от него. Но может, стоит взять пример с Тома и тоже открыто продемонстрировать свои уязвимые места? Я льну к его руке:
– Все было в полном порядке.
Вижу поджатые губы Колина. Ну хоть не сдал меня, и на том спасибо.
– Смотри, Том, Лоретта оставила нам кое-что.
Показываю ему карту Таро.
Он смеется, и солнечный свет превращает висящие в воздухе вокруг нас пылинки в блестки. Его глаза становятся цвета виски, и я пьянею от одного взгляда на них. У такого парня, как он… Да он единственный, от кого у меня холодеет в животе.
– С ней никогда не соскучишься. – Он обнимает меня за плечи и, прижав к себе, произносит в макушку: – Ты молодчина. Я впечатлен.
Я обвиваю его обеими руками и полной грудью вдыхаю его запах, прижавшись щекой к его широченной груди. Проколотый сосок сладко ноет. Я наверняка вот-вот все это испорчу. Так что надо наслаждаться, пока есть такая возможность.
– Эй, босс, а меня обнять? – подает голос вернувшийся Алекс.
Бен с Колином дружно ржут. Господи, да что со мной сегодня такое?! Я просто тащусь от ощущения причастности к команде.
– У нее особые привилегии, и тебе об этом прекрасно известно, – говорит Том.
Я слегка отстраняюсь от него и вижу, что он тоже улыбается. Том отпускает меня и принимается носком ботинка ковырять древние остатки клея на полу.
– Идем с опережением графика. Вы все большие молодцы.
Я в таком приподнятом настроении, что даже удивительно, как это я не парю в двух футах над полом. Заслужить похвалу от Тома? Кажется, я сплю и вижу сон. Это не может продлиться долго.
– Ладно, тебе лучше уйти.
– Она настоящая молодчина! – Алекс подхватывает последнюю коробку с битой плиткой. – И вдобавок она работает в баре. В пятницу вечером будем зажигать.
Он, топоча, удаляется прочь.
– Так, что там такое с пятницей? – вскидывается Том, впившись взглядом в мое лицо. – Что ты опять затеяла?
Бен с Колином спешат скрыться, пробормотав что-то насчет ванной и воды.
Я немедленно оказываюсь спущена обратно с неба на землю. Опять проштрафилась.