Глава 13

– Ты что, все это делаешь бесплатно? – Том касается моего плеча и поправляет съехавшую лямку майки, но она немедленно сползает обратно, и я чувствую на коже его сокрушенный вздох. – Ну ты хотя бы дальше не ползи, – говорит он моей майке с раздражением.

– Мне платят трусами и сладостями. При нынешнем состоянии экономики без бартера не обойтись. Джейми прочитал бы мне целую лекцию, что надо ценить свой труд. Но кому какое дело. Если я таким образом могу ей помочь, я ей помогаю.

– Ты настоящий друг, – произносит Том с таким восхищением, что я с изумлением смотрю на него. – Дарси, ты такая великодушная.

– Да, я такая.

Я вновь утыкаюсь в экран ноутбука. Это уже слишком. Он тащит меня к себе зубами и когтями, а потом ждет, что я буду испытывать к нему сестринские чувства. Да, я психопатка, которая громит кухни, но я, по крайней мере, это знаю, и я последовательна.

Беда Тома в том, что он сам не знает, кто он. Было бы очень интересно задать ему вопрос: «Ты кто такой вообще?» – потому что я уверена: ответ не имел бы никакого отношения к действительности.

– Я хочу, чтобы ты знала: когда я собирался ремонтировать дом под началом Альдо, я планировал сделать это бесплатно. – Краем глаза я замечаю, как он сплетает и выгибает пальцы своих больших рук. – Брать эти пять процентов мне казалось совершенно неправильным.

– Ты стоишь каждого пенни, – говорю я ему, в точности как моя мама когда-то. – Не парься ты так, Тигр, – для надежности добавляю я прозвище, которое ему дал папа.

Но напоминание о моих родителях не срабатывает. Вопреки моим ожиданиям, он не шарахается от меня.

– Тебе разве не надо возвращаться к работе?

– У меня нет ни малейшего желания туда возвращаться, – признается он шутливым тоном. – Алекс прав. Там, где ты, всегда намного веселее.

– Ну еще бы, – говорю я, поскольку на экране моего монитора красуется задница.

Но когда я отрываюсь от экрана монитора, то вижу, что он смотрит на меня с выражением необычайной мягкости.

– В последнее время тебе от меня доставалось. Прости. – Он привычным движением сбрасывает входящий звонок. – Прости меня за все. Думаешь, у нас все еще может быть хорошо?

Телефон у него снова начинает звонить. Я нужна ему. Я знаю это.

– Тебе достаточно только попросить.

Он явно не понимает, что я имею в виду. Вместо этого его взгляд перемещается на мои губы. Пульс у меня подскакивает, и я торопливо поясняю:

– Попросить меня помочь тебе.

– Но чем ты можешь помочь?

Теперь он смотрит мне в глаза, и внутри меня начинают бегать теплые мурашки. Комната словно уменьшается в размерах. Стены и воздух вокруг нас сжимаются, точно термоусадочная пленка, припаивая нас друг к другу, и я не успеваю себя остановить. Кладу ладонь на его локоть, просто ради того, чтобы почувствовать, какова на ощупь его кожа.

– Всем, что будет в моих силах. – Я сжимаю пальцы и чувствую, как его мышцы сокращаются в ответ, а кадык судорожно дергается. – Я наизнанку вывернусь ради тебя.

Он обхватывает мою руку своими ладонями. Ему явно необходимо сказать мне что-то важное.

– Да, я знаю. Но для меня очень важно все сделать самостоятельно.

В голове у меня эхом звучат слова Колина, и я вновь внутренне взвиваюсь.

– Ты никогда больше не будешь вынужден справляться с чем-то самостоятельно. Я тут. Я рядом с тобой.

Он смотрит на мое лицо, и в глазах его начинает брезжить какое-то новое понимание.

– Да. Ты рядом.

Тут он косится на мой рабочий стол, и его взгляд выхватывает в куче барахла одну вещь. Ту самую, которую, я очень надеялась, он не заметит.

– Анкета на паспорт?

Он выпускает мои руки.

– Я признаю поражение. Видимо, его все-таки забрал Джейми. Но это просто бред какой-то. Я помню, что держала его в руках уже после того, как он уехал. Мне нужно было взглянуть на срок действия. Может, Винс продал его на черном рынке?

Я старательно смеюсь, чтобы у Тома не возникло сомнений в том, что это шутка.

Но ему не очень смешно.

– Когда дом будет продан, ты получишь кучу денег. Зачем тебе возвращаться?

Дверь приоткрывается, и показывается Трули:

– Ну как, готово? Какой-то старик в доме только что наорал на меня.

Она замечает, что мы стоим почти вплотную друг к другу, и стушевывается.

– Привет. – Том улыбается ей, и от этой улыбки мне хочется разорвать чертову анкету в клочья и спустить в унитаз. – Колин прав. Посторонним сюда вход теперь воспрещен.

Трули окидывает его откровенно одобрительным взглядом, и я не могу ее винить. Он великолепен, от макушки до подошв своих строительных ботинок. Большое сияющее мускулистое чудо. Молчание затягивается, и он недоуменно хмурит брови. Видимо, давно не смотрелся в зеркало.

Трули приходит в себя:

– Ничего себе, какой ты стал! Такой мускулистый! Вы с Дарс зарыли топор войны?

– Я как раз именно этим и был занят, – отзывается Том.

Телефон у него продолжает надрываться, и он смотрит на него с выражением усталой обреченности. Я по опыту знаю, что стоит голосовым сообщениям только начать накапливаться, как попытки разгрести их превращаются в уборку снега во время метели.

Он запихивает мобильник обратно в карман и сосредоточивается на Трули:

– Ну, как дела?

Они нерешительно обнимаются. На лице Трули, выглядывающем поверх его внушительного бицепса, отражается неподдельное удовольствие. Она бросает на меня многозначительный взгляд из-под преувеличенно поднятых бровей.

– Ну, считай не зря ездила, – с горечью в голосе замечаю я. – Не то чтобы я ревновала, но обычно ни от кого тут ничего такого не дождешься.

Сгорбившись за ноутбуком, точно горгулья, я принимаюсь обрабатывать фотографии. После того раза, когда Том обнимал меня на кухне всем телом, я стала колючей и холодной.

– Ну-ну, – воркует Трули и, подойдя ко мне, сзади обнимает за плечи.

Я мгновенно оказываюсь в раю. Вот бы еще они оба меня обняли!

– Том, ты же знаешь, что наша Дарс за человек. Она как тамагочи.

– Ну да. Я компьютерная зверюшка. Все правильно. – Я отклоняюсь назад и, уткнувшись в Трули затылком, закрываю глаза.

Она прижимается своим виском к моему, и в это мгновение у меня становится тепло на душе.

– Я отлично знаю, что она за человек. – Том вновь прислоняется к моему рабочему столу.

– Она никогда в жизни не признается, как сильно ей нужны объятия, – говорит Трули, обнимая меня крепче, – без них она начинает умирать. – Она отпускает меня, поцеловав в щеку. – Ну и еще без сладостей. Она живет на всех цветах сахара.

Она принимается выкладывать передо мной пакетики с конфетами.

– Такое впечатление, – я хватаю ближайший ко мне пакет и зубами надрываю его, – что ты с какой-то целью пытаешься ко мне подлизаться.

– Она ведет себя как дикая зверюшка, правда? – Том улыбается Трули.

– Можешь взять это себе, – Трули протягивает ему пакет, – если скажешь, что успокоил ее. Я ведь вижу, как она старается изо всех сил, чтобы ты остался доволен.

Это весьма тактичный способ сказать: «Дарси беспрерывно жалуется мне по поводу каждой мозоли и каждого промаха».

Моя табуретка поворачивается, меня поднимают на ноги, и Том медленно и осторожно прижимает меня к груди.

– Я бросаю себя к ее ногам. Каждую минуту каждого дня. Просто она этого не замечает.

Его ладонь накрывает мой затылок, и для меня перестает существовать все вокруг, кроме его мышц и запаха его футболки. Этого сладко-воскового запаха именинных свечей, и загаданных желаний, и… Ох, как же больно мне будет, когда он меня выпустит! Довольствуйся тем, что у тебя есть, Дарси Барретт. Тебе еще повезло, что он вообще не перестал с тобой разговаривать.

Том прижимает меня к груди, пока мне не становится нечем дышать, потом возвращает обратно на мою крутящуюся табуреточку. Мне совершенно необходимо испытать все то же самое еще раз, только еще дольше и медленней. Может, месяц вот этого вот. Надо что-то сказать, но я не в состоянии. Трули молча протягивает Тому обещанные конфеты, потом смотрит на меня, и выражение моего лица явно ее забавляет.

Том берет ножницы из стаканчика на своем новом рабочем месте и аккуратно надрезает пакет. Цивилизованный человек, не то что я.

– Ну, как идет бизнес? Можно ли на белье что-нибудь заработать?

Он высыпает на ладонь горсточку конфет; хорошенькие, глянцевые, розовые, они так и манят. При мысли о вкусе, наполняющем сейчас его рот, у меня начинают течь слюнки.

С улицы слышится крик: кто-то из ребят зовет Тома. Бедным овечкам нужен их пастух.

– Да, как ни странно. У меня уйма заказов. – Трули принимается рыться в своей сумке. – Вообще-то, я привезла Дарси подарок. Вот, посмотри.

Она протягивает Тому трусики – те самые, полосатые, из ее последней партии. Он аккуратно берет их пальцами за края резинки, и в его огромных ручищах они немедленно начинают казаться крошечными. Однако же я прекрасно знаю, что, когда натяну их на себя, они окажутся мне практически до подмышек.

Трули ухмыляется:

– Я знаю, что это почти комплимент, что идет вразрез с уставом моей компании, и все-таки…

– Так, дайте-ка посмотреть. О, какая прелесть! – Том обнаруживает крохотный якорек.

Мои трусики в его руках. Он переворачивает их, и нашим глазам открывается надпись «Отнюдь не» поверх «Плесень водоплавающая».

Я наконец вновь обретаю дар речи:

– Вообще-то, я она и есть. Спасибо тебе. Еще одна-единственная в своем роде вещь.

Прячу трусы в верхний ящик комода, к остальным моим трусам, заработанным честным трудом.

Том задумчиво покусывает губу и рассматривает кучу бранных слов, мелькающих на экране по мере того, как я мышью прокручиваю фотографии.

– М-да, я, честно говоря, ожидал бы от тебя более… жизнерадостной коллекции.

Трули понимает его с полуслова.

– О, ты имеешь в виду что-нибудь откровенное, фиолетовенькое, в стразиках и кружавчиках, с надписями вроде «БОГИНЯ»? Но тогда я совершенно не попала бы в свою целевую аудиторию. А это суровые девушки вроде Дарси, которым не нужны декоративные трусы.

Ее телефон начинает звонить, и она некоторое время смотрит на него, потом прячет в карман. Я чувствую исходящее от нее раздражение и внутренний конфликт.

– Ну почему все твердят, что я должна шить гламурные трусы?

– Наверное, потому, что ты ужасно милая, – произносит Том совершенно будничным тоном, и Трули заливается краской до самого скелета.

А я едва не зеленею от зависти. Уж какой-какой, а ужасно милой меня не назовет никто и никогда. Ну как этим двоим это так легко удается?

– Я не заслуживаю конфет, – говорит Том, отправляя в рот остаток пакетика. – В последнее время я веду себя как самая настоящая свинья. Если я чего и заслуживаю, так это ругательства на заднице.

– Ты что, ясновидящий? – Трули хлопает глазами. – Это как раз то, с чем я пришла на поклон к Дарси. Консультант по развитию хочет, чтобы в каталоге была хотя бы одна мужская модель.

– Мужики не носят трусы со всякой чепухой, – фыркаю я.

– Ну, я же только что сказал, что надел бы что-то такое.

Том аккуратно складывает пустой пакетик из-под конфет.

Трули кивает, радуясь его поддержке:

– Я тоже думаю, что на них может быть спрос. Я уже довольно давно работаю над мужской моделью, так что один образец у меня есть. Это будет первая мужская модель в истории. Дарси, ты же знаешь, о чем я тебя хочу попросить?

Она подходит ко мне, на ходу открывая еще один пакетик с конфетами. Я раскрываю рот, как голодный птенец, и она закидывает несколько жевательных мармеладок в виде ананасов прямо мне в клювик.

– Не заставляй меня делать это, – хнычу я с полным ртом сладости. – Пожалуйста!

– А в чем загвоздка? – Том подходит к двери. – Да, одну минуту! – кричит он в направлении дома.

Миллион вещей требуют его внимания, а он торчит тут с нами.

– От тебя слишком много шума. – (Незачем ему тратить на меня свое время.) – Иди займись делами.

– Она терпеть не может отсматривать мужчин-моделей, – поясняет Трули. – Еще не было ни разу, чтобы ее не завалили фотографиями членов в ответ на объявление о том, что требуется мужчина-модель.

– Истинная правда, – киваю я. – Шлют один член за другим.

Я смотрю на свой ноутбук, на часы, потом на ее лицо. Скрещенные на груди руки Тома я старательно игнорирую.

– Запас времени у меня есть?

– Нету, – извиняющимся тоном отвечает Трули.

– Может, снять в плоской выкладке? – спрашиваю я, но тут же, даже не дожидаясь ответа, качаю головой. – Нет, рядом с кадрами на моделях это будет смотреться отстойно. Ладно, не переживай, я что-нибудь придумаю.

– Ты точно не переутомляешься? – И снова пальцы Тома касаются моего плеча, и снова непослушная лямка майки съезжает вниз. – Кажется, ты в последнее время спишь даже меньше, чем я.

– Вот если бы у тебя прямо под рукой был кто-то, кого можно было бы попросить поработать моделью, – медленно и задумчиво тянет Трули, потом поворачивается и смотрит на Тома. – Кто-то близкий. Кто-то в хорошей физической форме, который носит размер XL. – Она устремляет прищуренный взгляд в район его пояса.

Том ни за что в жизни не подписался бы на такую глупость.

– Он слишком занят, – торопливо заявляю я, чтобы не ставить его в неловкое положение вынужденным отказом моей подруге.

– Том… – медоточивым голосом начинает Трули.

Он не знает, что сказать. Щеки у него начинают заливаться краской.

– Моя задница весьма польщена таким предложением, Трули. Не уверен, что она соответствует вашим стандартам.

– Ты это серьезно?

Я просто не верю своим ушам. Ну в самом деле. Он что, ни разу в жизни не смотрел в зеркало на свою задницу?

– Все, иди давай, работай. А я пойду инициирую лавину членов.

– Надеюсь, ты на меня не обидишься, но ты действительно самая лучшая кандидатура для этой работы, – спешит заверить его Трули. – Пожалуйста, просто позволь Дарси сделать одно-единственное фото твоей задницы, и я угощу тебя стейком за мой счет.

– Хммм, – тянет Том. – Стейк. – Кажется, он изо всех сил старается не смеяться, а я, скорее всего, выгляжу так, словно сейчас завоплю. – Что я должен делать?

– Ничего сложного, – тараторит Трули. – Просто стой. Даже живот не надо втягивать. У меня на сайте только нормальные человеческие тела. Мы не снимаем субтильных подиумных моделей. И фотошопом Дарси пользуется совсем по минимуму. Нормальные человеческие тела, – повторяет она с чувством, не сводя глаз с его паха.

– Не думаю, что это можно классифицировать как нормальное человеческое тело, – слабым голосом произношу я.

Том улыбается с таким видом, будто он совершенно очарован. Я знаю, что лицо у меня малиновое, потому что он кусает губу, изо всех сил стараясь не смеяться.

– Эй, ты что, поиздеваться надо мной решил?

– Самую малость. Мне это нравится.

Снаружи доносится очередной крик.

Трули решает предать меня:

– В прошлом году, когда нам не удалось найти моделей за вменяемые деньги, Дарси сама позировала на съемках нескольких коллекций.

– Задница Дарси красуется на сайте? – Том вскидывается.

Теперь он прямо-таки фонтанирует весельем. Щеки у меня горят, сердце в груди готово лопнуть от натуги, перекачивая по моим венам жидкую раскаленную лаву.

– Я запрещаю тебе смотреть.

– Ее задница просто создана для рекламы белья. Вы с ней могли бы быть лицом «Ё-белья», если можно так выразиться. Ну, что скажешь? Стейк?

– А мне так бифштекс никто не предлагал, – жалуюсь я.

– Ладно, – говорит Том со смехом, как будто не до конца верит в то, что согласился участвовать в этой затее, потом добавляет свою обычную оговорку: – Но только, чур, чтобы Джейми об этом ничего не знал! – Он смотрит на свой телефон, затем переводит взгляд обратно на дом. – И это должен быть очень большой стейк. Ладно, мне действительно пора идти. Рад был тебя повидать, Трули. Пожалуйста, подпиши потом бумагу, что ты ознакомлена с техникой безопасности, чтобы у меня не болела голова, что ты разгуливаешь по стройплощадке. – Он смотрит на свой новый рабочий стол и голосом, который наводит меня на мысли о шоколадном торте, произносит: – Надо раскочегарить принтер.

– Нет, фотографии нужны мне прямо сейчас. Вот, держи.

Трули протягивает ему трусы, и он разворачивает их. На них написано «ГЛУПАЯ ЗАДНИЦА». Том покатывается со смеху.

– Да уж, прямо в точку. – И тут до него доходит, что она совершенно серьезна. – Нет, я не могу прямо сейчас. Это дурдом какой-то.

– Или ты снимаешься сам, или я иду на поиски талантов на стройплощадку, – будничным тоном заявляет Трули. – Тот молоденький мальчик, которого я видела в доме, наверняка согласится, зуб даю.

Этот ход оказывается удачным. Том, нахмурившись, поворачивается ко мне, и Трули подавляет ухмылку.

– Конечно согласится, – произносит мой рот, потому что, о господи, мне жизненно необходимо увидеть хоть немножко его кожи.

Трули подходит к двери и кладет руку на ручку:

– Я буду стоять здесь и сторожить дверь. Задерните занавески. Тут дел на две минуты. Ты снимаешь джинсы, натягиваешь трусы, Дарси быстренько тебя отщелкает, и все могут быть свободны. – Потом кричит кому-то в доме: – Он подойдет через три минуты!

Дверь за ней закрывается.

– Ее послушать, так в этом нет ничего сложного. – Том тянется к застежке джинсов. – Почему я вообще сразу не отказался?

– Потому что Трули окружает странное силовое поле. Ей невозможно сказать «нет». Но если ты согласишься, я не позволю тебе потом винить во всем меня. Тебе хотелось отвлечься. Ты пришел сюда. Ты большой мальчик, и никто тебя насильно ничего делать не заставляет. Кивни, если согласен.

– Если не я, – кивает он, – то это будет кто-то другой.

– Давай уже покончим с этим. Представь, что это просто плавки. – Я задергиваю шторы и включаю свет, потом подкатываюсь на своей табуретке поближе. – Так, вставай вот сюда.

Я указываю на белую пустоту. Меняю настройки, сдуваю пыль с линз. Том нескончаемо долго возится с пряжкой ремня, у меня за спиной слышатся звяканье металла, треск растягивающегося трикотажа и какие-то шевеления. Потом он занимает позицию. Я не видела его ног с тех пор, как он плавал в сборной. Как же я по ним скучала!

Судя по выражению лица Тома, бедняга в ужасе. За какие-то двадцать секунд он превратился из босса строительной фирмы в манекенщика, рекламирующего нижнее белье. У него тяжелая психотравма. И не только у него. Эти трикотажные «боксеры» выглядят так, словно сшиты специально для него.

– Сигарету? Последнее слово? Серьезно, у тебя такой вид, будто тебя сейчас поведут на расстрел.

Иногда я обожаю свой язык без костей.

Ему явно неловко, и он пытается пониже натянуть край футболки. Это так мило и трогательно. Он хороший мальчик в теле плохого мальчика. В теле, словно специально созданном для рекламы нижнего белья.

Господи, как же здесь жарко!

Лоретта утверждала, что в прошлой жизни он был викингом, – и она права. Он только что пересек на своем драккаре Балтийское море и стоит, пытаясь отдышаться, под моим немигающим взглядом.

– Так, ладно.

Я изо всех сил стараюсь не смотреть на эту кожу, эти ноги и эти волосы. А живот?! Он что, это нарочно?! Живот мелькает каждый раз, когда Том поворачивается и поправляет футболку. Во рту у меня так пересохло, что я готова попить даже из мисочки Патти. Я не раз снимала мужчин-моделей, но никогда ничего подобного не испытывала.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Том.

– Ты прекрасно выглядишь, – преувеличенно бодрым голосом говорю я и касаюсь пола подошвой ботинка. Так уж и быть, пощажу его гордость, не стану заставлять совсем снимать футболку. Поберегу его достоинство. – Так, повернись ко мне спиной. Подними футболку. Выше. Вот так, да.

Я не могу сказать это вслух, но меня разорвет, если я этого не скажу.

– У тебя самая сексуальная задница на планете.

Перевожу камеру в режим скоростной съемки и принимаюсь со всех сторон щелкать его пятую точку.

– Том здесь? – раздается пугающе близко голос Колина.

Наверняка это он шпионит на Джейми. И сейчас он застукает нас за занятием, объяснить которое будет крайне сложно. Мы с Томом застываем.

– Он… разговаривает с Дарси.

– Передайте ему, пусть выходит сейчас же. Там привезли доски и выгружают их, но он не заказал погрузчик, поэтому мы не можем их передвинуть.

Колин говорит громким голосом, чтобы Том слышал.

– Черт! – отзывается Том. – Одну секунду. Сейчас выйду. Дарси, давай скорее!

– Все в порядке, он ушел. – Трули слегка приоткрывает дверь, и от хлынувшего потока воздуха края занавесок разлетаются.

– О, Том, они сели на тебя, как влитые.

Я люблю Трули, но все равно поднимаюсь и задергиваю штору обратно, закрывая ей обзор. Бешеная волчица внутри меня не желает, чтобы кто-нибудь еще видел его тело. Строительный шум становится тише.

– Нечего всяким тут пялиться, – бурчу я себе под нос. – Не представляю, как у тебя вообще хватило храбрости. В особенности после… после того, что я сделала. После того, как я попыталась наброситься на тебя там, в кухне.

– Не могу больше находиться от тебя вдалеке. Я думал, твое присутствие плохо сказывается на моей концентрации. Но когда ты не у меня на глазах, это еще хуже.

– Уверяю тебя, я ничем таким предосудительным вдали от твоих глаз не занимаюсь.

– Я скучал по тебе. – Он качает головой. – Как ты назвала… что ты сделала? В кухне?

– Если мне не изменяет память, я велела тебе войти в меня. – Я очень стараюсь, чтобы мой голос звучал шутливо и легкомысленно. – Думаю, ты получил возможность увидеть, что бывает, когда Дарси Барретт практически утрачивает самоконтроль.

– Ты хочешь сказать, там еще оставался какой-то самоконтроль? – В его голосе звучит недоверие.

Я воскрешаю в памяти ломающееся дерево, жест в сторону спальни, бесстыдную прямоту. Но правда заключается в том, что могло быть и хуже.

– Ну да. – Я опускаю камеру и так тяжело дышу, что запотел экран; такими темпами я испорчу объектив. – Если бы я полностью потеряла самоконтроль, я бы… – Я нажимаю на кнопку, лишь бы не было тишины. – Я бы, наверное…

Прикрываю рот ладонью, как будто боюсь рыгнуть. Не могу я произнести это вслух. Не могу.

– Ты бы, наверное, что? – спрашивает он через плечо тем своим низким голосом, который я слышала в самый первый день на площадке, когда он велел ребятам разгружать оборудование и они бросились исполнять. Этому голосу невозможно сказать «нет». – Договаривай.

Пропади оно все пропадом! Если он хочет от меня честности, будет ему честность.

– Я расстегнула бы твой ремень, опустилась бы на колени и показала бы тебе небо в алмазах.

– О господи! – выдыхает он судорожно.

– Да, именно эти слова ты бы и кричал.

Я кладу ногу на ногу, чтобы подавить предательскую свинцовую тяжесть, которой начинает наливаться все мое тело. По коже разбегаются болезненные мурашки, и я уже не в силах остановиться. Я могу сказать ему практически все, что угодно, а он будет стоять спиной ко мне и слушать.

– К счастью для тебя, у меня еще оставалось немного самоконтроля. Самая капелька. – (Его мощные плечи содрогаются, и он сокрушенно вздыхает.) – Давай поворачивайся, и будем заканчивать. Тебя ждут твои бедные овечки.

Я вынуждена крутиться на табуретке из стороны в сторону, и это отнюдь не помогает мне остыть. Поделом мне будет, если я случайно кончу на табуретке из «Кей-марта».

– Но я не понимаю почему, – произносит он, немного помолчав.

– Что значит – почему? – с недоверием произношу я. – Ты просто бомба. И ты это знаешь. – (Он оглядывается на меня через плечо, и в его взгляде читаются боль и неуверенность.) – Ты же знаешь это, да? Я не могу даже выразить словами, насколько ты сексуальный. Мне пришлось бы тебе это показывать.

Он переступает с ноги на ногу, но лицом ко мне упорно не поворачивается.

– Теперь осталось только снять тебя спереди, и на этом все. Тридцать секунд. Давай, Том, поворачивайся.

Он стоит как вкопанный.

– Том! Прием, как меня слышно?

– У меня тут возникла небольшая проблема личного характера, – со слабым вздохом отзывается он.

– Угу, у меня тоже. – Такое впечатление, что мои джинсы внезапно сели на десять размеров и шов просто разрезает меня пополам. – Давай уже заканчивать.

– Дай мне еще секунду, – несчастным голосом говорит он.

– Поворачивайся! – приказываю я; мне отчаянно хочется поскорее положить всему этому конец.

Он неохотно подчиняется, теребя край футболки. На животе у него отчетливо видны роскошные шесть кубиков.

– Ого!

У меня отвисает челюсть, и я едва не роняю камеру.

– Вот, сама видишь, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы.

Трусы на нем спереди выглядят совершенно не так, как задумано. Они оттопыриваются самым что ни на есть предательским образом. Практически лопаются по швам. Этот ракурс должен был стать завершающим, но… кажется, все самое интересное только начинается. Внутри у меня все скручивается в узел. Да, да, пожалуйста, да!

– Неудивительно, что моя коробка с секс-игрушками тебя не впечатлила, – ляпаю я, кое-как уняв дрожь в руках и пытаясь навести на него объектив. – Не уверена, что у меня получится правильно поймать свет.

– Ха-ха, как смешно! – в ярости бросает он, наклоняясь и хватая с пола свои джинсы. – Помолчать немного никак нельзя, да?

– Нет, погоди, мне нужно доделать съемку для Трули. – Я опускаю камеру. – Не переживай ты так из-за этого. На съемках чего только не бывает. Однажды я делала будуарную съемку для одной пары в честь их годовщины, и…

Он прикрывает глаза ладонью:

– Пожалуйста, сделай одолжение, помолчи хотя бы одну секунду.

Меня охватывает ужас. Джейми никогда не прекращает говорить. Никогда. И тут Том добавляет:

– У тебя такой сексуальный голос, это просто невыносимо. Неужели это так сложно понять?

– О! – Я делаю пол-оборота на своей табуретке и оказываюсь к нему спиной. – Не знала.

В комнате повисает звенящая тишина.

– Да все ты знала, – с раздражением отзывается он. – Никогда в жизни не слышал, чтобы хоть одна другая женщина так говорила. – Он с трудом сглатывает. – Следить надо за тем, что и как ты говоришь мужчинам.

– Никогда в жизни я не говорила ничего подобного ни одному другому мужчине, не надо гнусных намеков!

Я украдкой бросаю на него взгляд через плечо. Господи, ну почему этот мучительный момент никак не закончится? Еще один крохотный микро-стоп-кадр – и он навеки отпечатался в моем мозгу. Теперь он надежно спрятан в тайном хранилище. И хранилище это потрясает своими размерами.

– Это просто позорище какое-то. – Том с досадой прищелкивает языком и пыхтит. – Ты так непристойно себя ведешь со всеми мужчинами мало-мальски годной кондиции, которые попадаются тебе на глаза?

– Я так непристойно себя веду только с тобой. И ни с кем больше. И ты не «мало-мальски годной кондиции». Я видела «Давида» Микеланджело во Флоренции. Так вот, рядом с тобой он просто-напросто садовый гном с членом размером с булавочную головку.

– Ребята, вы закончили? – кричит из-за двери Трули.

– Практически да! – в панике машу я рукой. – Давай поговорим о чем-нибудь сугубо нейтральном. Например, о ремонте дома. Как он продвигается? Расскажи об этом.

– Ладно, – говорит он, приободрившись.

– Расскажи о прокладке сточных желобов или вентиляционных шахт. Как обстоят дела с тем здоровым пятном от протечки на кухонном потолке? Или… – Я решаю не мелочиться. – С перекрытиями. С трубами. С архитравами, фиалами и…

– Кажется, перечисление всех этих терминов, которые имеют весьма отдаленное отношение к архитектуре, только еще усугубляет ситуацию, – с отчаянием в голосе обрывает он меня.

– Ну ты извращенец!

Кажется, теперь я слышу собственный голос другими ушами. Неужели он и в самом деле звучит сексуально? Кажется, максимумом отклика, который мне до сих пор удавалось добиться от Тома, были расширенные зрачки. Теперь же я нахожусь в одной комнате с его неудержимо рвущимся из трусов членом.

Это воспоминание из разряда тех, которые необходимо хранить понадежнее.

Проходит еще минута.

– Ладно, – произносит он сдавленным голосом. – Давай.

Я делаю около десятка кадров и не успеваю даже сказать ему, что мы закончили, как он наклоняется и, как был, прямо в «Ё-Бельё», лихорадочно натягивает джинсы, после чего выскакивает из комнаты, как ошпаренный, едва не сбив с ног Трули.

– Одним стейком ты за это не отделаешься, – бросает он ей на ходу. – Это должен быть как минимум стейк на круизном лайнере.

Трули заходит обратно в комнату:

– Что ты с ним сделала?!

– Я и сама не очень понимаю, – признаюсь я, утирая со лба испарину. – Но кажется, с трусами мы можем попрощаться.