«О стратегии» («Пери Стратигикис»/“De re Strategica”)

Озаглавленный в переводе как «Анонимный византийский трактат о стратегии» его последним издателем, Джорджем Т. Дэннисом (Dennis, S. J.), но обычно известный под названием «О стратегии» («Пери стратигикис»), или чаще по-латински, “De re strategica”, этот текст был датирован в труде “Dain-Foucault” концом шестого века – в основном из-за того, что автор упоминает Велисария так, как будто является почти его современником. Однако недавно этот текст был убедительно истолкован как сохранившаяся часть (или, скорее, несколько частей) гораздо более пространного сочинения о военном деле, приписываемого неуловимому Сириану Магистру, так что его можно датировать концом девятого века, хотя он, как обычно, содержит в себе гораздо более древние материалы. Гипотеза об утраченном большом труде обладает следующим преимуществом: она объясняет, почему Сириан удостоился таких похвал из уст достохвального Никифора Урана, а также некритичного Константина Порфирородного, ибо ничто из сохранившегося не производит столь сильного впечатления.

Первая страница отсутствует, но в остальном трактат полон, и он представляет собою существенно важный труд, хотя Дэн (Dain), как отмечалось выше, и полагает, что его автор был не действующим воином и не опытным военачальником, а «кабинетным стратегом». Но на других учёных произвёл впечатление реализм глав, посвящённых военному инженерному делу, и они видели в авторе штабного офицера или даже военного инженера, если не командира; однако близкое знакомство автора с древними источниками и то предпочтение, которое он временами отдаёт совершенно устаревшим текстам в ущерб военному опыту шестого или седьмого веков, подсказывает, что Дэн (Dain) был прав.

Труд начинается с трёх глав об обществе и управлении и лишь затем, в четвёртой главе, обращается к собственно стратегии, «самой важной отрасли всей науки управления в целом». Автор даёт сжатое определение: «Стратегия есть средство, благодаря которому военачальник может защищать свои земли и наносить поражение врагам. Военачальник – это тот, кто применяет стратегию на практике». Довольно любопытно, что, прежде чем взяться за свой предмет, автор счел необходимым оправдать свой интерес. Снижение оценки войны как занятия, достойного человека, сильно развилось со времён массовых войн двадцатого века. Но этот процесс, видимо, начался уже в шестом веке благодаря влиянию христианства (и по большей части он происходит только в его рамках), потому что автор пишет:

Мне хорошо известно, что война – это зло, притом худшее из всех зол.

Но, поскольку наши враги рассматривают пролитие нашей крови как одну из своих главных обязанностей и высшую добродетель, а также потому, что каждый должен встать за свою страну и за свой народ словом, письмом и делом, мы решили написать о стратегии.

То, что следует дальше, отчасти представляет собою теоретические выкладки, отчасти – дань старине (конечно же, упоминается и македонская фаланга, которую всегда поминали греческие писатели, всё ещё не примирившиеся с римским господством), отчасти же – соображения гораздо более практические, реалистические и, несомненно, полезные для византийских командиров в дальнейшем. Разделы «о надлежащей охране», о страже и сторожевых постах, о применении сигнальных огней и о фортах относятся к первой категории: они благоразумны, но неоригинальны и слишком общи для того, чтобы быть действительно поучительными. Ещё три раздела, об изучении местности с целью определить, пригодна ли она для города, о выборе места для него и о его постройке, применимы исключительно к пограничному городу, построенному из стратегических соображений; соответственно этому раздел о подготовке к сопротивлению подкопам и осадным машинам длиннее, с гораздо большим количеством технических деталей. В числе прочего автор даёт особые указания о том, как обнаружить попытки подкопа под стены и как противостоять им, включая эффективные и хитроумные способы контрподкопов.

Строительство укреплённых городов действительно могло быть для римлян и византийцев орудием на стратегическом уровне театра военных действий, хотя применялось оно по необходимости редко, учитывая его стоимость. Самый знаменитый пример – Дара, или Анастасиополь (ныне Огуз в юго-восточной Турции), построенная в 505–507 гг. при Анастасии I (491–518 гг.) как город-крепость, несомненно, для того чтобы укрепить контроль империи над этим сектором границы с Сасанидской империей, которому часто грозил враг. Её местоположение столь же показательно: шестьдесят римских миль (три дня пути для снаряжённого войска) к югу от более крупного и чаще переходившего из рук в руки города-крепости Амиды, сданного Сасанидам в 359 г., отвоёванного в 363 г., снова сданного Сасанидам в 502 г., отвоёванного в 504 г., снова утраченного в 602 г. и возвращённого в 628 г. и сданного арабам-мусульманам в 640 г.; и в пятнадцати римских милях к западу от Нисибина (Нусайбин в современной Турции), который оставался неприступным оплотом империи до тех пор, пока не был сдан Сасанидам по условиям мирного договора от 363 г. Как запоздалая замена Нисибина, Дара, конечно, подвергалась нападениям, оказавшись под контролем Сасанидов с 573 по 591 г., и ещё раз – с 604 по 628 г., в ходе последней, самой долгой из персидских войн.

В современном событиям рассказе о строительстве города, принадлежащем Марцеллину Комиту, прослеживаются ясные параллели к указаниям, изложенным в разделах 10–12 «Анонимного трактата»:

Анастасий… отправил умелых рабочих и приказал начать строительство. Он поставил Каллиопия… во главе работ. Тот с удивительной проницательностью… наметил мотыгой борозду, указывающую, где будет расположен фундамент на холме, переходящем в равнину; и со всех сторон окружил её до самых границ, воздвигнув очень прочные каменные стены. Он также заключил в искусственное русло речку Кордисс… которая петляет, журча, а возле пятого мильного камня разделяет… новый город, впадая в укрытый вход [под стенами] с обоих концов… так называемая Геркулесова башня, большая городская наблюдательная вышка, была построена на более высоком участке и соединена со стенами. Она смотрела вперёд [в сторону] Нисибина [через Сасанидскую границу] к востоку и назад – в сторону Амиды, к северу.

Антикварная жилка проявляется у автора «Анонимного трактата», когда он обращается к тактике: вопреки собственному военному опыту, он то и дело отсылает к «древним писателям». Их имён он не называет, но в них распознали вышеупомянутых Элиана и Асклепиодота. Его рассказ о пехоте, к счастью, гораздо проще, но он не слишком полезен, потому что в нём речь идёт о фаланге, о её снаряжении («копья должны быть как можно длиннее», пишет он (16. 31), но называет копья общегреческим словом «дората», а не македонским «сарисса»), о конной фаланге и о фаланге в движении. В то время пехота Юстиниана сражалась в гораздо более простых и, несомненно, более подвижных формированиях – и в любом случае главной ударной силой была конница, причём она сильно отличалась и от македонской, и от римской конницы, располагая таким оружием, как составной лук, усиливавшим натиск атаки, и готовой, кроме того, сражаться в ближнем бою копьём и мечом. Автор, должно быть, хорошо знал всё это, но во времена явного упадка былой славы блистательные и победоносные македонцы Александра Великого, несомненно, оставались неотразимо притягательны – даже для писателя, который обо всём остальном писал строго практически.

Так, совершенно иной тон царит в следующем разделе о «переправе через реки», когда приходится преодолевать сопротивление врага: чувствуется, что автору случалось делать это, и здесь уже определённо не отзвуки «древних писателей». Он начинается с простого утверждения о том, что необходимо превосходство в метательном оружии и в лучниках, чтобы помочь переправе, которую пытается расстроить противник; автор предлагает использовать крытые лодки со «стреломётами и камнемётами, а люди за укрытиями делают своё дело, стреляя через бойницы». Именно исходя из беспристрастного опыта старого вояки, он обсуждает оригинальную идею Аполлодора – предположительно Аполлодора Дамасского, архитектора, сконструировавшего мост Траяна через Дунай, описанный Дионом Кассием (LXVIII. 13), модель которого (в значительной мере выдуманная) выставлена в городе Турну Северин в Румынии (римская Дробета). Идея заключалась в том, чтобы построить вдоль берега реки плот длиною в ширину реки. На том конце плота, что выше по течению, нужно поставить башенку, в которой расположатся лучники. Когда всё будет готово, тот конец, что ниже по течению, крепится к берегу, тогда как другой конец отталкивают от берега, чтобы течение отнесло его на вражескую сторону реки. Под прикрытием стрел, выпускаемых из башенки, воины переправляются по наведённому мосту.

В действительности это был вариант понтонного моста, очень длинного; такие строили и византийцы, и персы. Так в декабре 627 г. доведённый до отчаяния шах Хосров II, убегая от Ираклия, переправился через реку Тигр «и перерезал канаты понтонного моста» за собой. Но то был мост, построенный обычным способом, то есть из лодок, скреплённых друг с другом брёвнами, на которые настилали доски, чтобы получился ровный проезжий путь. А запустить длинный мост по течению – совсем другое дело. Вот скептический комментарий нашего автора к блестящему предложению Аполлодора:

Теоретически такая операция может показаться возможной, но я не думаю, что на практике она окажется удачной. Приглядитесь внимательнее. Если река узкая, можно быть уверенным, что вражеские стрелы без труда воспрепятствуют строительству плота. Но даже если беспокоиться об этом не приходится, было бы невозможно построить такие большие плоты или как-то обращаться с ними. Ширина плота, разумеется, должна быть пропорциональна его длине; в противном случае, когда оба конца будут прикреплены к берегу, течение согнёт его, как лук, и наконец разорвёт надвое. Кроме того, толщина должна быть пропорциональна его ширине, особенно потому, что плот должен также выдерживать башню, заграждения и большой военный отряд. Если он должен быть достаточной для этого толщины, тогда вся конструкция становится невозможной… По-моему, гораздо безопаснее пользоваться лодками.

Доставка лодок к берегу реки может, конечно, оказаться сложной, если только речь не идёт о маленьких лодках; но в таком случае бойцам придётся переправляться на вражескую сторону реки маленькими группками, способными поместиться в лодке, без прочных площадок для лучников, а это едва ли назовёшь верным решением для переправы, которую враг пытается расстроить. Но у автора есть отличное практическое решение: он предлагает строить лодки в безопасном удалении от берега, из сборных частей: «Каждая часть должна быть отмечена, чтобы указать её место при сборке лодки». Таким образом, довольно большие лодки для нападения можно перевозить в разобранном виде на повозках и вьючных животных, и тогда, «когда мы подойдём к реке, деревянные части лодок можно снова собрать и скрепить, а соединения и швы проконопатить смолой и воском…».

За этим здравым советом следуют другие, в которых сильнее проявляется склонность к собиранию древностей: об отработанных перемещениях фаланги, по подразделениям – повороты в сторону, полные обороты, контрмарши рядами или шеренгами («…таковы названия контрмаршей у древних писателей. Они добавляют, что есть три способа выполнения каждого из них» – здесь мы опять встречаемся с нудной лексикографией, свойственной Асклепиодоту. Но после этого следуют более ценные практические советы: о разбивке лагерей, о распределении места в них (конница должна расположиться посередине, чтобы лошади были спокойны и неуязвимы для стрел), об укреплении лагерей и о том, как военачальникам лучше отдавать команды в битве (голосом, звуком трубы, сигналами), а также об управлении сражением. Автор по-прежнему пользуется словом «фаланга», но вполне очевидно, что на сей раз речь идёт об общем термине для пехотного формирования, а не о македонской фаланге ударной пехоты с длинными копьями.

Далее следуют указания о том, когда следует вступать в битву, а когда – избегать её: «Если мы рискуем потерпеть поражение, разумнее не вступать в битву с врагом до тех пор, пока солнце не станет садиться, чтобы нам не понести тяжкого ущерба: ведь мне хорошо известно, что сгущающиеся сумерки не дадут преследовать ночью». Это замечание выдаёт боевой опыт, причём не обязательно на стороне проигравших. Незадолго до этого автор напоминает о средстве, которым пользовался Велисарий, когда ему доводилось сталкиваться с превосходящими силами противника, сопротивляться которым он не мог: Велисарий отступал, уничтожая за собой продовольствие и фураж и тем самым вынуждая противника разделить свои силы, чтобы снабдить их продовольствием и фуражом, а затем сражаться с каждой из частей по очереди, располагая преимуществом на своей стороне.

Автор снова становится вполне практичен, давая советы относительно тактических построений в нескольких следующих главах своего трактата, и можно быть вполне уверенным в том, что его «фаланга» представляет собою современное ему пехотное формирование, а не воспоминание о древности, потому что его пехотинцы, выходящие против конницы, вооружены луками, а не длинными македонскими сариссами:

Люди, стоящие в первой и второй шеренге, должны вести непрерывный обстрел из луков, целясь в ноги вражеских лошадей. Все остальные должны метить выше, чтобы их стрелы, падая сверху, причиняли ещё больше вреда, поскольку всадники не могут пользоваться щитами, чтобы защитить самих себя и своих лошадей.

О том, что сегодня назвали бы «управлением боем» (“battle management”), о том, как вступать в битву, как держать в готовности резервы, чтобы поправить дела в случае неудачи, а также о ночном сражении автор пишет, несомненно, с авторитетом, выдающим личный боевой опыт:

Обычные люди полагают, что ночное сражение – дело несложное… напротив, для него нужна очень тщательная организация… если небо закрыто облаками и звёзд не видно, необходимо, чтобы люди, хорошо знающие дорогу и вражеский лагерь, шли перед нами. У них должны быть фонари, подвешенные к копьям. Эти фонари должны быть закрыты с четырёх сторон щитками; с трёх сторон эти щитки должны быть чёрными, а с четвёртой – белыми, чтобы пропускаемый ими свет от маленькой лампы мог освещать дорогу… У них… должны быть железные подошвы обуви, чтобы защищать их от шипов и «чеснока» [шипы с несколькими остриями, одно из которых обращено вверх, против лошадей и людей].

Автор даёт ещё один подробный совет относительно успешной ночной атаки, из которого становится совершенно ясно, почему многие говорят о ночной битве, но лишь немногие на неё решаются: даже при дневном свете всё стремится воспрепятствовать ровному ходу событий, а ночью это верно вдвойне (между прочим, даже с современными приборами ночного видения).

Кстати говоря, из этого пассажа ясно, что безымянный автор писал для своих сограждан, заинтересованных в предмете, а не для того, чтобы наставлять военачальников. Это верно и в отношении следующего далее раздела о засадах и о приеме дезертиров, а также о засылке шпионов. Он рекомендует отправлять их на дело парами, чтобы один из них следил за врагом, оставаясь «на месте», не переходя с места на место, и передавал свои сведения при встрече другому, который доложит о них своим; встречи можно устраивать на общественном рынке, под предлогом купли-продажи. «Благодаря этому им удастся остаться не замеченными врагом. Один из них предлагает наши товары для продажи или обмена, а другой даёт взамен чужеземные товары и сообщает о планах врага…».

Следующая глава, о послах, уже упоминалась выше; но именно последние три главы, посвящённые тренировке в стрельбе из лука, особенно практичны – возможно, их и в самом деле написал другой автор, бывший, несомненно, весьма опытным лучником. Он начинает с объяснения того, как нужно тренировать лучников, чтобы достичь тройной цели боевой стрельбы из лука: стрелять точно, стрелять мощно, стрелять быстро.

Нужно упражняться и в «римской» (большим и указательным пальцами) и в «персидской» (тремя пальцами) технике натяжения тетивы, чтобы в том случае, если одни пальцы устают, стрелок «мог воспользоваться другими». Лук натягивается до уха с максимальным усилием, тогда как о натягивании до груди говорится лишь для непременного упоминания амазонок (= безгрудых), которые выжигали себе правую грудь, чтобы немного удлинить размах натяжения тетивы.

Что касается боевой техники, то автор даёт такую рекомендацию: если враг стянул свои силы в шеренги прямо во фронт, то лучникам нужно целиться не прямо перед собой, а под углом, минуя щит, который держит перед ним ещё один человек.

Но главная сложность – добиться точности. Мишени должны быть широкими и высокими, ибо, если тренирующиеся «всё время стреляют и промахиваются, они могут утратить уверенность в себе». Ширину мишеней нужно «постепенно уменьшать, пока они не станут совсем узкими». Автор отмечает: хотя стрелки могут промахиваться в боковом направлении, нельзя допускать серьёзных промахов по высоте – и действительно, легче научиться рассчитывать дальность выстрела, чем держать верный азимут. Наконец, высота мишеней также снижается, так что остаётся обычная круглая мишень. По мере роста мастерства можно использовать мишени различных размеров, причём диаметр прицельного круга («яблочка») постепенно уменьшается. Затем идут движущиеся мишени: птицы, животные или такие искусственные мишени, как мячи, которые тянут на верёвке.

Для развития мощности он советует использовать «тугой лук или длинную стрелу», требующую соответствующего длинного натяжения тетивы, – в противоположность деревянным лукам и потешным стрелам Вегеция.

Рекомендуется постройка простой и эффективной машины, чтобы стимулировать состязательную стрельбу: деревянный диск, разделённый линиями на 360 градусов, крепится горизонтально ко вкопанному в землю шесту; затем ещё один деревянный диск крепится вертикально на скользящих кольцах на оси того же шеста, чтобы он мог вращаться – но не слишком легко. Тупыми стрелами нужно вести прицельную стрельбу по вертикальному диску: «Линии, нанесённые на диск [расположенный горизонтально], отмечают… мощность выстрела. Более слабый выстрел повернёт [вертикальный] диск, предположим, на один градус; более мощный – на два или более градуса». Лучник-учёный Джованни Аматуччо (Amatuccio), чьи иллюстрации полностью проясняют действие этого устройства, замечает, что это приспособление могло бы и сейчас быть полезным как для тренировки лучников-охотников, так и на соревнованиях по стрельбе из лука.

Мощная стрельба была характерна для ромейских лучников шестого века, согласно Прокопию, который пишет:

…персы почти все являются стрелками и научены быстрее пускать стрелы, чем остальные народы. Но поскольку луки у них мягкие и тетивы не туго натянуты, то их стрелы, попадая в броню, шлем или щит римского воина, ломаются и не могут причинить вреда тому, в кого они попадают. Римляне всегда пускают стрелы медленнее, но поскольку луки их чрезвычайно крепкие и туго натянуты и к тому же сами стрелки – люди более сильные, их стрелы значительно чаще наносят вред тем, в кого они попадают, чем это бывает у персов, так как никакие доспехи не могут выдержать силы и стремительности их удара.

Наконец, автор отмечает, что тренировка в скоростной стрельбе требует долгой практики, которую нельзя заменить простой техникой. Он предлагает всем отмечать свои стрелы своими именами или значками, прежде чем приступить к непрерывной стрельбе, длящейся до тех пор, пока не будет дан сигнал. Тогда стрелы каждого можно будет сосчитать, чтобы определить скорость, с которой они были выпущены.

Последняя рекомендуемая автором техника тренировки такова: лучники, ведущие быструю стрельбу, перемещаются по прямой линии, продолжая выпускать стрелы в сторону, пока их не соберут и не установят на каждом месте значок; напротив этой линии, на расстоянии в 56 метров [тридцать оргий; каждая оргия – длина размаха рук – составляет примерно 1,87 метра], нужно расставить вторую линию значков. Стрелкам нужно быстро передвигаться от одного значка к другому, целясь в первую линию значков, – чтобы подражать перемещению лучников в настоящей битве.

Ничего, что могло бы по полезности сравниться с этим сочинением, не было написано вплоть до трактата «Любитель стрельбы из лука» (“Toxophilus”) Роджера Эшема (Ascham), посвящённого королю Генриху VIII в 1545 г.

Дэн и Фуко презрительно отказывают в ценности ещё одному тексту, который они приписывают автору «Анонимного трактата», известному под заглавием «Военная риторика» (“Rhetorica Militaris”) и представляющему собою компиляцию из достойных призывных речей для военачальников в 48 главах: «Дополнением к кабинетным стратегам выступают здесь кабинетные ораторы» (“Aux strateges en chambre font ici pendant des orateurs en chambre”). Но с тех пор авторство было приписано упоминавшемуся выше Сириану Магистру, а сам труд «был более значителен и влиятелен, чем они [Дэн и Фуко] полагали». Он стал влиятелен, когда империи пришлось столкнуться с арабами – или, обобщая, с мусульманами, ведущими джихад, где сильна была идеологическая составляющая. Как уже отмечалось, если мусульманский приграничный эмир мог совершить успешный набег на имперскую территорию, он не только захватывал добычу и рабов: он также подтверждал исламское обетование победы и повышал свою личную репутацию героя-завоевателя, подрывая при этом позицию императора как защитника веры и верных. Идеологический вызов заставил византийцев дать энергичные ответы на него, как мы увидим ниже.