Глава 25

– Ты уверена, что хочешь от них избавиться?

Энни стояла у открытой задней двери с полными коробками разных безделушек в руках.

Холли пока не решилась сказать ей о своих планах на продажу дома. Зачем расстраивать Энни сейчас, если она все равно уедет через несколько дней?

– Не люблю я безделушки, – улыбнулась она, решив не обращать внимания на то, что стеклянная черепашка лежала в чемодане. – Пусть лучше благотворительная служба выручит за них хоть какие-то деньги, если получится. Может быть, они попадут к тому, кто их оценит.

– Но дом, наверное, будет выглядеть пустым? – настаивала Энни. С утра она уже тщательно осмотрела все комнаты, но если и удивилась переменам, устроенным Холли, то ничего не сказала.

– Спасибо, что помогаешь мне вывезти все это, – сказала Холли, пропустив вопрос Энни мимо ушей.

– О, никаких проблем. Совсем никаких. – Энни широко улыбнулась ей. На ее груди краснело яркое пятно, возникшее в результате слишком долгого пребывания на солнце. Она приехала на своей древней машине в гору, чтобы заполнить багажник коробками, и Холли поразилась, что подвеска не сломалась под их весом. Когда она воткнула коробку особенно бестолковой посуды на заднее сиденье, то увидела, что рычаг переключения скоростей замотан скотчем.

– На этом вообще безопасно ездить? – спросила Холли и получила в ответ веселый крик от Энни, когда она забралась за руль.

– Я подумала, что ты хочешь оставить последнюю коробку в спальне, – сказала она, поглядывая в зеркало заднего вида.

– Какую коробку? – не поняла Холли. Она считала, что в тетиной комнате ничего не осталось.

– Из-под кровати, – ответила Энни, застегивая ремень безопасности, – Если тебе она не нужна, просто принеси ее в бар потом, ок?

– Хорошо. – Холли помахала ей на прощанье, стараясь не вздрагивать, когда Энни вписалась в крутой поворот, чудом не задев стену, мопед и кота, гревшегося на солнышке. Джипа Эйдана, к счастью, не было видно, что вызвало бурю досады у Энни, когда она приехала утром.

– С дополнительной парой мускулов это заняло бы в два раза меньше времени, – заявила она. Наверное, так и было, но Холли лучше бы носила все эти коробки в зубах, чем попросила о помощи Эйдана.

Налив себе стакан холодной воды, она направилась вверх посмотреть на загадочную коробку. Она надеялась, что там окажется какая-нибудь швейная мелочовка. Все основные запасы она уже давно распотрошила. Неудивительно, что она раньше не видела коробки: она была задвинута в самый дальний угол и покрыта клубами пыли и волос. Выуживая ее оттуда, Холли закашлялась и раздраженно стряхнула пыль с чистых шорт. Обувная коробка выглядела старой и помятой, а крышку держали несколько резинок. Толстый слой пыли, покрывавший крышку, заставил Холли предположить, что ее не открывали очень-очень давно. Ее затрясло от дурного предчувствия, как в тот день, когда она обнаружила сообщение от Руперта на своем телефоне. Теперь она подумала, что сейчас увидит то, чего не должна.

Первая же открытка из целой стопки подтвердила ее опасения.

[Открытка 11]

Пятница, 30 июня 2000 г.

Сандра!

Я пишу, чтобы сказать тебе, что это последний раз. Я уехала с острова очень давно и с тех пор ни разу не слышала ни слова от тебя. Я сделала, что обещала, – я уехала и не возвращалась. Я сохранила в секрете то, что случилось, как ты просила. Я даже не сказала ничего Холли, хотя у меня разрывается сердце от того, что приходится скрывать все от нее. Сегодня ей пятнадцать – ты можешь в это поверить? Она гораздо лучший подросток, чем я была когда-либо. В ее годы я уже пила в кабаках (некоторые привычки остаются с нами навсегда), но ее интересует только швейный набор. Она больше похожа на тебя, чем на меня. Ты должна ее увидеть, даже если не увидишь меня. Подумай об этом. Что касается нас с тобой, я думаю, пришло время перестать умолять тебя. Мое сердце утонуло в черноте от ненависти к самой себе. Я никогда не прощу себе, что потеряла тебя.

Прощай, Сэнди.

Твоя близняшка,

Дженни

Итак, мама пыталась наладить отношения с Сандрой. С самого приезда на остров Холли предполагала, что вся вина за отчуждение сестер лежала на ее матери. Несмотря на то что Сандра написала, что не заслуживает прощения, Холли знала, что мама была безответственной. Она всегда была такой, пока Холли росла, – неорганизованная, нетерпеливая, взбалмошная и абсолютно бестолковая, не только с дочерью, но и вообще со всеми. Она видела, как мама отказалась от собственной жизни, поэтому не сложно предположить, что она могла также отказаться от своей сестры-близнеца.

Однако правда была в другом, и это подтвердилось, когда Холли бегло просмотрела стопку открыток. Мама действительно пыталась навести мосты. Холли много раз перечитала написанные знакомым почерком слова, в которых мать просила, чтобы Сандра позволила им вернуться, умоляя оставить прошлое в прошлом. Но все эти мольбы оставались бесполезными.

После последнего письма в июне 2000 года, в котором Дженни поклялась, что больше не будет писать, были еще открытки, адресованные Сандре, аккуратно подписанные маминой рукой. Она просто отправляла пустые бланки каждые несколько месяцев ровно до – Холли посмотрела на дату рядом со штампом – последних шести месяцев своей жизни.

Наверное, они что-то значили для Сандры, иначе зачем бы она хранила их?

Внутри еще лежали фотографии Сандры и Дженни на острове – загорелых и веселых, и много детских фотографий. Кто-то подписал некоторые из них голубой ручкой – Дженни в Афинах, 6 лет. Дж & С, Закинф, 1970 г. На всех снимках они выглядели счастливыми.

Холли сложила открытки по датам и начала их перечитывать, на этот раз вникая в каждое слово. Некоторые заставляли ее улыбаться:

Помнишь, когда на острове пошел снег и мы бежали по пляжу в Порто Кукла?… Я думала, мы умрем от смеха…

Однако другие фразы задевали более глубоко потаенные душевные струны:

Холли была бы счастлива увидеть тебя. Я не дам ей забыть свою тетю Сандру, обещаю.

Испытывая внутреннюю дрожь от перечитывания знакомых строк, Холли поняла, что ее подозрения о том, что она уже бывала на острове, оправдались. Она действительно приезжала сюда и даже видела Сандру, хотя ничего не помнила. Но было что-то еще, ярко сверкающее, словно искра, наполненное радостью и надежно скрытое тьмой времени. Что же это могло быть? Воспоминания о времени, которое она провела здесь в раннем детстве?

Письмо тебе показалось мне лучшей идеей, чем открыть бутылку водки, хотя ни то ни другое не дает облегчения.

Холли продолжала перебирать письма, надеясь узнать о том, что же случилось, но постоянно перечитывала только мольбы Дженни о прощении. Одна открытка говорила о продаже дома родителей в Кенте, где мама сокрушалась, что Сандра поручила адвокату отказаться от ее доли. Дженни в итоге решила отказаться от мебели, потому что они с Холли все еще жили в арендованной квартире, и со слишком большим количеством вещей они бы не справились. Она благодарила Сандру за то, что она все организовала, и сказала, что планирует вложить свою долю денег в бизнес друга.

Холли понятия не имела, что случилось со всеми деньгами, но определенно от них в итоге ничего не осталось. Учитывая, в какой компании мать проводила время, Холли не удивилась, что все наследство ушло в никуда.

Давным-давно Дженни рассказывала, что их родители были единственными детьми и она никогда не видела ни бабушек, ни дедушек. Как грустно, подумала Холли сейчас, что ее семья попала в ужасный замкнутый круг, где родители умирают так рано. Дженни была слишком молода, когда потеряла маму и папу, так же как и Холли была слишком молодой, когда потеряла Дженни. Все могло бы случиться совсем по-другому, если бы судьба дала им передышку. Перечитав все открытки по третьему разу, Холли не смогла больше бороться со слезами.

Я уехала с острова очень давно и с тех пор ни разу не слышала ни слова от тебя. Я сделала, что обещала, – я уехала и не возвращалась. Я сохранила в секрете то, что случилось, как ты просила. Я даже не сказала ничего Холли, хотя у меня разрывается сердце от того, что приходится скрывать все от нее.

Что мать скрывала? Что случилось такого, что принесло столько потерь и сожалений? Холли осенило, что разрыв с Сандрой сыграл большую роль в пристрастии матери к бутылке. Это разъедало ее изнутри на протяжении многих лет. Не получив прощения родной сестры, продолжая жить с тяжким грузом вины, она, вероятно, получала какое-то временное облегчение только от алкоголя. Холли рыдала, представляя, какой раздавленной, наверное, чувствовала себя Дженни. Холли давно оказалась в точке, где почти забыла, как это – чувствовать мамину любовь, но открытки доказали, что мать ее любила.

В конце концов, когда алкоголизм Дженни поглотил ее, она стала лишь оболочкой человека, которого Холли так любила. Границы между милой Дженни и испорченной Дженни настолько перепутались в сознании Холли, что ей стало казаться, что мама всегда была такой. Все счастливые моменты до маминой болезни были напрочь отравлены жуткой реальностью конца жизни Дженни. Прошлое затмилось настоящим, и сердце Холли закрылось от самой мысли о прощении. Сидя здесь сейчас, окруженная словами надежды и любви, написанными рукой мамы, Холли поняла, что должна ее простить. За все. За алкоголь, за непринятие, за ложь и за то, что так и не показала Холли этот прекрасный остров. Дженни хотела одного – чтобы Холли знала свою тетю и оказалась в месте, которое так любила в детстве, но именно Сандра стояла на их пути. Она должна теперь отпустить все это, понимала Холли. Это был ее единственный способ стать счастливой.

Холли сложила открытки в стопку и хотела вернуть их в коробку, как вдруг увидела на самом дне желтый конверт, который не заметила раньше. Перевернув его, она почувствовала удар, потому что на конверте было написано имя матери.

Дорогая Дженни!

Я садилась и писала тебе это письмо столько раз, но ни разу не смогла его отправить. Я не получала открыток от тебя вот уже два года, и я стараюсь не думать о самом плохом. Я всегда была трусихой, это ты была смелой. Ты вела, я шла за тобой. Я часто думаю, что моя жизнь была бы очень скучной без тебя, но в то же время мне хотелось бы, чтобы ты не была настолько своенравной. Ты всегда брала то, что хотела, когда мы общались, и я уверена, ты так и поступаешь, но почему одна из этих вещей должна была принадлежать мне?

Я помню день, когда я получила открытку от тебя, где ты писала, что уезжаешь из Индии и прилетаешь сюда. Признаюсь, я занервничала. Когда мама и папа погибли, ты превратилась в довольно неустойчивую версию самой себя. Мы всегда были так близки, но даже я не могла пробиться через защитную раковину, в которую ты спряталась. Когда ты уехала в путешествие, я была опустошена, но маленькая часть меня также чувствовала облегчение. Я тоже потеряла родителей, но поняла, что не могу так горевать по ним, как ты. Я не могла позволить себе роскошь страдать, потому что была слишком занята тем, что заботилась о тебе. Я приехала сюда, чтобы сбежать от всех привидений и оставить их дома. Когда я познакомилась с Деннисом, я почувствовала, что родилась заново. Я всегда боялась влюбляться, ты это знаешь, но с ним все было так просто. Я знаю, что ты поняла, что я к нему чувствую, с момента, как ты приехала, но я помню выражение твоего лица, всего на короткую секунду. Это был взгляд, который говорил, что я принадлежу тебе, а не ему.

Я знаю, что Деннис был всего лишь еще одним мужчиной для тебя, но для меня он был всем. Он был причиной, по которой я открывала глаза утром и не хотела закрывать ночью. Он научил меня, что любовь существует на самом деле, и я научилась любить себя. У тебя никогда не было с этим проблем. Как случилось, что близнецы оказались такими разными, как ты думаешь? Может быть, если бы я была более беззаботной, как ты, я бы смогла простить тебя за то, что случилось, но я не могу, даже после стольких лет. Я пыталась, клянусь, но эти черные чувства просто не покидают меня. Они отравили мою жизнь, наверное, даже мою душу, а за столько лет они стали частью меня. Попросить меня отказаться от них будет равнозначно просьбе отказаться от части моего сердца.

Иногда я думаю, что, если бы ты рассказала мне все в самом начале, до того, как родилась Холли, возможно, я бы нашла способ простить тебя. Но ждать столько лет? Ты позволила мне полюбить эту маленькую девочку и все время знала, кто она, кто ее настоящий отец. Это было очень жестоко, Дженни. Ты должна была позволить мне выбирать, кого я буду любить, но ты знала, что я полюблю эту маленькую девочку больше жизни.

Деннис стал чужим для меня за одну ночь. Вся любовь, которую я чувствовала к нему, просто вытекла из меня, оставив дыру ярости и ненависти. Ты говорила мне, что это случилось всего один раз, что вы оба были пьяны и это ты сделала первый шаг, но его глаза говорили мне о другом. Конечно, он отрицал то, что знал, что Холли – его дочь, но как я могла ему поверить? Я мучила себя, представляя, как вы втроем тайно катаетесь на лодке, общаетесь по-семейному, пока я сижу дома. Это приводит меня в такую ярость, что я хочу схватить вас обоих и трясти изо всей силы. Я знаю, что Холли здесь абсолютно не виновата, но мысль о том, чтобы снова посмотреть в ее огромные карие глаза – его глаза, – раз за разом разбивает мне сердце. Он был моим, но ты так взяла часть от него, что мы больше никогда не смогли быть вместе. Как я могу простить тебя за это?

Возможно, я однажды отправлю тебе это письмо, но вряд ли мне хватит на это духа. Ты всегда была смелой, Дженни. Мне хотелось бы быть сильнее, но я не такая.

Ни дня не проходит, чтобы я не думала о тебе и не желала, чтобы все было по-другому, но мне кажется, уже не будет. Я отказалась от любви давным-давно.

Сандра

Ну, вот оно. Деннис, мужчина с фотографии, про которого Костас сказал, что он «с Сандрой». Он ее отец.

Довольно долго Холли просто сидела на ковре с письмом в руках, ее слезы капали на буквы, и чернила текли по странице. Ей нужно было так много понять! Дженни спала с парнем собственной сестры-близнеца, и в результате родилась она, Холли. Она стала причиной, по которой сестры перестали разговаривать друг с другом. Вот что имела в виду мать, когда говорила, что нужно было отдать ее кому-нибудь. И самое худшее в этом, что Холли пошла по стопам матери и сделала абсолютно то же самое. Она стала предательницей. Все эти годы она обещала себе, что никогда не станет такой, как мама, и вдруг превратилась в нее, даже ничего не заметив. То, что Сандра описала, как защитную раковину, которую Дженни соорудила вокруг себя, заставило Холли вздрогнуть, узнавая себя. Она тоже знала, что это такое – жить убитой горем. Но разве это могло стать уважительной причиной для поступка Дженни?

Холли заставила себя вспомнить, как она провела недели и месяцы после смерти матери. Она изо всех сил старалась заниматься делами, как обычно, но вдруг ее накрывала волна безысходности и гнева. Иногда боль становилась настолько острой, что она буквально задыхалась. Холли сразу поверила, что переживание горя такой глубины и силы может заставить человека сделать что угодно. Конечно, сестры сделали все возможное, чтобы избежать агонии. Бедная Дженни и бедная Сандра! Когда невыносимая печаль забралась к ним под кожу, они обе пропали.

Правда о том, что у нее был настоящий, реальный, может быть, даже еще живущий отец, медленно прокладывала свой путь к чувствам Холли. Шок от открытия все еще гремел, но она уже чувствовала сгусток эмоций, бродивших в груди. Она смотрела на фотографию столько раз и ни разу не почувствовала никакой связи, даже никогда не думала об этом. Она всегда верила в сказку, что узнает отца, как только увидит его. Она представляла, как идет за ним по улице или сидит напротив него в метро. Теперь же все, что она чувствовала, – это печаль и большую, просто огромную злость.

Она прочитала письмо тети Сандры еще раз, смахивая слезы и размазывая их по щекам. Она поняла, что отец знал о ней, но он тоже решил не поддерживать с ней никакой связи. Даже если мама сбежала из Греции, он мог попытаться найти ее. А может, он пытался. Может, он даже дошел до их двери, чтобы получить отказ. Выглядит неправдоподобно, но мысль найти отца в пыльной старой коробке с открытками вероятна не более. Теперь Холли поверила, что буквально возможно все. Все, что ей требовалось, – это ответы. Ей нужно было найти Денниса и узнать, что случилось тем летом. Спросить, почему он бросил ее. Но с чего, черт побери, она могла начать?

Когда в дверь начали стучать, Холли подскочила так резко, что ударилась локтем о кровать. Стук был громким и настойчивым, но она не шевелилась. Кто бы там ни пришел, она не хотела никого видеть.

– ХОЛЛИ! – Голос Эйдана звучал приглушенно, но взволнованно. Ну и что? Пусть отваливает.

– ХОЛЛИ! Ты должна впустить меня!

Она не шевелилась. Пробивавшееся в окно солнце подсвечивало облако пыли, которое она потревожила, доставая коробку, и она смотрела, как частички танцуют и ныряют друг вокруг друга.

– ХОЛЛИ, ПОЖАЛУЙСТА!

Черт возьми, да в чем проблема?

Холли не двигалась, но вдруг услышала ключ в замке и звук бегущих шагов по ступеням. Эйдан появился в проеме двери в спальне через секунду, щеки горели, в руках связка ключей. Быстрый осмотр комнаты немного смутил его, но затем он подошел к ней.

– Пойдем, нам надо ехать.

– Куда ехать?

Эйдан вздохнул и уперся в бедра.

– В больницу.

– Что? Зачем? – Она очень старалась оставаться спокойной, но огонь в его глазах пугал ее.

– Это…

Он замолчал. Несколько секунд он смотрел на стопку открыток на полу, потом взглянул прямо на нее.

– Это твой отец. У него был сердечный приступ. Тебе нужно поехать к нему сейчас.

Он уже выпрямился, но Холли почувствовала, что не может пошевелиться.

– О чем ты говоришь? – злобно спросила она, обретая голос. – Я выяснила, кто мой отец, всего несколько минут назад.

– Холли. – Эйдан взялся за ручку двери. – Поверь мне, нам надо ехать. Нет времени на разговоры.

Когда она не пошевелилась, он протянул руку, схватил ее за запястье и попытался поднять ее на ноги.

– Пошли, я отвезу тебя.

– Отстань! – Она вырвала руку, словно он обжег ее тавром. – Я никуда с тобой не поеду! – Желание плакать переполняло ее, но она не собиралась снова демонстрировать Эйдану свою слабость.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. Она все еще держала в руках письмо Сандры, а лицо было покрыто красными пятнами и размазанной тушью.

– Холли, – повторил он, подойдя так близко, как осмелился. – Тебе нужно поехать и увидеть Денниса. Я не хочу, чтобы было слишком поздно.

Денниса? Значит, Эйдан знал, кто ее отец. Слишком пораженная его словами, чтобы что-то ответить, и слишком измученная, чтобы продолжать спорить, Холли позволила ему увлечь себя по лестнице и усадить в джип.