Глава 18

Когда Холли заставила себя выползти из кровати на следующее утро, джипа Эйдана уже не было видно. После борьбы со старым другом – Троллем бессонницы – до пяти утра она сдалась, включила лампу и несколько часов сидела, уставившись на фото мамы, тети и их загадочных греческих друзей. Ее глаза высохли, а кожа болела после вчерашнего дня на солнце. Каждый раз, когда она вспоминала о поцелуе Эйдана, ей становилось плохо.

Чувство вины не позволяло ей позвонить Руперту, но это не помешало ему самому позвонить ей в девять утра, чтобы узнать, как у нее дела. Каким-то чудом Холли удалось убедить его, что все хорошо. Пока они обсуждали работу и его дела в Лондоне, она могла думать только о том, как сильно изменилась ее жизнь. Как он не понимал, что она стала совершенно другим человеком?

Небо плотно затянули облака, и когда она побежала в магазин купить свежего хлеба, Костас радостно сообщил ей, что возможно даже пойдет дождь.

– Сегодня не лучший день для плавания, – засмеялся он.

Холли это очень даже устраивало, потому что она собиралась потратить весь день, разбирая дом. Ей необходимо было отвлечься любым способом.

Она начала с ванной, прогоняя мысли об Эйдане, выбрасывая бутылочки с парфюмом и шампунем в мусорный мешок. Тщательный осмотр шкафчика не выявил новых фотографий, но она не могла отделаться от мысли, что сможет найти еще, если продолжит поиски. К середине дня первый этаж и ванная сверкали, и все лишние предметы находились в мусорном контейнере либо в коробке у двери.

Пытаясь привести дом в лучший вид для потенциальных покупателей, Холли повесила несколько картин на пустых стенах второго этажа и обновила цветы в настольной вазе. Выбрасывая в ведро цветы, которые принес Эйдан, она почувствовала небольшой укол совести, но велела себе не быть дурой. Она так надеялась прошлым вечером, что он придет за нею в дом, что стояла, дрожа, за закрытыми шторами целых десять минут после того, как оставила его у ограды. Она представляла, как он распахивает дверь, берет ее на руки, не слушая протестов, и несет наверх. Однако, как оказалось, Эйдан не был пещерным человеком, и Холли наконец сдалась и пошла в кровать, где лежала без сна часами, мучаясь от смеси страстного желания и ненависти к самой себе.

После того как она обыскала каждый шкаф и даже вынула все ящики, чтобы посмотреть в пространстве под ними, Холли отбросила идею, что где-то еще спрятаны фотографии. Плюхнувшись со стоном отчаяния на диван в комнате первого этажа, она дотянулась до сумки и достала рукописную карту.

Насколько она могла судить, секретный пляж ее мамы и Сандры находился около Корифи, недалеко от того места, где они с Эйданом пили пиво на пляже несколько дней назад. Когда она это поняла, у Холли вырвался еще один стон – они добирались туда два часа, причем на джипе. Похоже, на стареньком убитом мопеде, да еще с ее весьма ограниченным знанием местности потребуется гораздо больше времени. Да и кто сказал, что она вообще найдет этот пляж, когда окажется там? Ей потребуется теперь целый день, когда джип выпал из уравнения. Даже если она отправится туда с первым лучом солнца и доберется на место, то успеет только осмотреться.

Поняв, что она больше не сможет путешествовать по округе с Эйданом, Холли вдруг почувствовала опустошение. Энергия, которую она пыталась набрать все утро, мгновенно ушла из нее, как воздух из печального воздушного шарика. Она закончила уборку. Возможно, поездка на Каламаки немного ее взбодрит – восхитительный греческий салат и беседа с Никосом. Да, так она и поступит.

Спускаясь с горы через двадцать минут, с развевающимися под шлемом волосами, Холли сразу почувствовала себя лучше. К сожалению, Никоса не было, когда она добралась до бара на пляже, и никто из его коллег не мог сказать, где он. Расстроенная Холли не стала обедать, взяла сумку и пошла по пляжу мимо отдыхающих, а затем устроилась почитать книгу. Ветер утих, солнце лениво заходило и выходило из-за облаков, играя в прятки с голодными до загара туристами, лежащими на песке. Холли расположилась за кустарником, где ее совсем не было видно с пляжа. Ей хватило всего нескольких глав, и она уснула на теплом песке, положив голову на согнутую руку.

– Мама, мама, надо проснуться.

Холли наконец прошла из коридора в мамину комнату и стояла в нескольких футах от кресла, с которого свисала Дженни Райт.

– Мам, я серьезно. Это не смешно.

Но Дженни Райт не пыталась быть смешной; Дженни Райт уже ничего не пыталась. Дженни умерла.

Пустая бутылка водки стояла у ее ног, и Холли чувствовала запах застарелой рвоты, смешанный с чем-то, похожим на размороженное мясо. Лицо Дженни закрывали волосы, но Холли видела, что мамина кожа на костлявой груди стала серого цвета.

Она сглотнула и подошла на шаг поближе. Она понимала, что надо протянуть руку и проверить пульс, прижать пальцы к горлу и прочистить дыхательные пути, но ее руки стали слишком тяжелыми. Она не могла ими пошевелить.

Раздался удар, ветер ворвался в раскрытое кухонное окно, и Холли вскочила с вырвавшимся рыданием. Она медленно опустилась на колени и начала плакать.

– Пожалуйста, мама, не бросай меня одну! Не бросай меня!

Холли проснулась от того, что первый греческий шторм этого лета обрушился на землю. Гром, разбудивший ее и прервавший кошмар, грохотал по небу, добавляя удары к огромным дождевым каплям, которые обрушивались на ее голову.

Ошеломленная, она вскочила на ноги как раз в тот момент, когда молния разрезала небо. Холли никогда ничего подобного не видела, и она замерла от страха. Пляж абсолютно опустел, не считая нескольких брошенных шезлонгов, а дождь хлестал волнами. Ее полотенце уже промокло насквозь, и Холли держала его на вытянутых руках, пока бежала по песку к ресторану. Ее мопед, оставленный посреди парковки, отказался заводиться.

– Вот дерьмо! – выругалась она, снимая шлем и стараясь не разбить его в гневе о каменный пол. Глядя в отчаянии в сторону таверны, Холли увидела запертые двери и закрытые ставни. – Кто же будет работать в такую погоду? – спросила она сама себя.

Ее тонкая майка и шорты стали прозрачными под лавиной воды, а ноги скользили в мокрых шлепках, пока она толкала бесполезный мотоцикл в убежище под ближайшим деревом.

У нее было всего два варианта – остаться здесь и окончательно промокнуть, пока дождь не прекратится, а затем попробовать завести мопед и доехать до дома, или бросить мотоцикл и пойти домой пешком. Пока она раздумывала, еще один раскат грома потряс небо, заставив ее зубы застучать. Это могло продолжаться несколько часов – выбора у нее на самом деле не было.

Взяв шлепки и оставив полотенце под сиденьем мотоцикла, Холли повесила шлем на ручку и побежала вдоль пляжа в сторону Лаганаса. Море, обычно спокойное, как вода в ванне, злобно билось о ее ноги. Вся линия берега утопала в белой пене, словно кто-то щедро налил пену для ванны в волны.

Уворачиваясь от ударов коряг и острых камней, Холли бежала по песку, с трудом вытаскивая ноги. Ее волосы прилипли к лицу, а грудь больно билась при беге, плохо сдерживаемая слабой тканью купальника. Она понимала, что выглядит ужасно, но вокруг никого не было, никто не мог ее увидеть. Стояла зловещая тишина, так как даже самые людные бары в Лаганасе закрыли ставни в шторм.

Когда ноги и легкие Холли начали уставать от бега, ее намерение добраться до дома пошло на убыль. Но она уже почти пришла, осталось минут двадцать, чтобы подняться на гору, и тогда она окажется у себя в доме с горячим душем. Она не могла поверить, как быстро погода изменилась – и как внезапно. Она подумала о своем бедном, промокшем мопеде, оставшемся в Каламаки. Завтра придется идти туда пешком, чтобы спасти его. И еще неизвестно, сможет ли она его снова завести.

Дождь и не собирался заканчиваться, но измученные ноги Холли уже горели от бега, поэтому она остановилась передохнуть и наклонилась, упираясь ладонями в скользкие колени, вдохнув побольше воздуха. Она почти дошла до середины пляжа Лаганаса, где дорога приближалась к песку. Она поразмыслила над идеей поймать такси, но уже видела, что ни одной машины около парковки на углу ресторана нет, а идея выходить босиком на дорогу ей показалась не очень привлекательной. До сих пор ей повезло никого не встретить, но наверняка кто-нибудь попадется, если она подойдет к «Макдоналдсу».

Холщовая пляжная сумка, которую она взяла с собой, не подходила для дождя, и Холли с надеждой подумала о своем телефоне, который совершенно разрядился. Но кому она могла позвонить и попросить о помощи? Уж точно не Эйдану после того, как она так глупо себя повела с ним. И еще, она ненавидела идею быть спасенной мужчиной. Она почти тридцать лет справлялась без рыцаря в сверкающих доспехах, поэтому будь она проклята, если попросит о помощи сейчас из-за какого-то дождика.

Еще один разрывающий небо раскат гром прозвучал словно насмешка. «Какой-то дождик? – представила она, как грохочут небеса. – Я тебе сейчас покажу, дамочка!»

Холли добралась до дороги, но ее влажные шлепки не позволяли быстро двигаться. Стена дождя не давала ей видеть дальше нескольких футов, и она то и дело сходила с бетона на поросшую травой обочину. Когда ей оставалось всего десять минут до дома, из-за угла выскочила машина, чудом не задев Холли, и она с гневным криком кубарем улетела в кусты.

– Малака! – крикнула она, используя по назначению греческое слово, которому ее научили. Его значение было «идиот». Колено болело, она разбила его о камни, и кровь потекла по ноге. Вставая на ноги, Холли увидела, что неподалеку что-то шевелится в траве. Что-то маленькое и мокрое, оно тряслось очень сильно.

Забыв про свою рану, Холли нагнулась и аккуратно завела руку под крошечное тельце напуганного щенка. Он был худеньким и грязным, и его маленькие ребрышки торчали со стороны спины, но когда Холли прижала его к груди, он высунул маленький розовый язычок и лизнул ее в нос.

– Ну хорошо, – сказала она, улыбаясь, несмотря на жуткую ситуацию, в которой они оба оказались. – Я лучше возьму тебя с собой, да?

В ответ щенок прижался к ней и перестал трястись так сильно.

У нее никогда не было собаки, она даже не знала никого, у кого бы она была, до последнего времени, поэтому Холли понятия не имела, какой породы это существо. Пока дождь заливал ее глаза и она чувствовала, как крохотное сердечко щенка бьется рядом с ее собственным, она мрачно поняла, что теперь есть только один человек, способный ей помочь.

– Господи Иисусе и мать его Мария! – Эйдан открыл дверь после первого стука, как будто стоял прямо за ней. Его глаза округлились, когда он увидел жуткий вид Холли, ее кровоточащую коленку и, наконец, трясущийся мокрый комок в ее руках.

– Пожалуйста, помоги ему. – Холли отдала ему щенка. – Я нашла его в кустах у дороги. Машина. Я упала.

Она замолчала. Впервые Эйдан смотрел на нее без удовольствия и выглядел крайне серьезным.

Эйдан открыл дверь пошире и впустил ее, забирая щенка одной рукой и положив другую руку ей на поясницу.

– Вот. – Он взял полотенце из ниоткуда и протянул ей. – Сними свою мокрую одежду и вытрись. Я, э-э-э, найду тебе что-нибудь надеть.

– Со мной все в порядке. – Идея раздеваться догола в доме Эйдана казалась абсолютно неудобной со всех точек зрения.

Чтобы показать свою решительность, Холли начала вытираться насухо прямо поверх одежды, размахивая волосами из стороны в сторону, чтобы высушить.

– Как хочешь, – глянул на нее Эйдан.

Филан подобрался поближе к Холли и, улучив момент, ткнулся носом ей в промежность, за что тут же получил пинка от Эйдана.

– Иди сюда, – сказал он, скрывая смех. – Давай разберемся с этим мелким.

Холли пошла за ним в кухню, наблюдая, как он раскладывает на столе газеты и ставит туда трясущегося щенка. Сейчас можно было рассмотреть, что он весь белый, только одно ухо черное, а другое – коричневое. Черный нос был вздернут, а большие карие глаза внимательно следили за каждым движением Эйдана, который кружился между ящиком и шкафом и в итоге принес маленькую черную сумку с инструментами и поставил рядом со щенком.

Со своего наблюдательного пункта под полотенцем Холли видела в подробностях, как он основательно проверил у щенка глаза, рот и лапы, а потом взял маленький стетоскоп и послушал его сердце. Через несколько минут ощупывания и осмотра, которые не вызвали у пациента никакого дискомфорта, Эйдан принес еще одно маленькое полотенце и поднял щенка на руки, потихоньку вытер его шерсть, одновременно успокаивая его вполголоса. Холли села на подлокотник дивана. По какой-то причине ее ноги отказывались переставать трястись.

– С ней все будет в порядке, – наконец проговорил он. – Просто немного в шоке. Она еще слишком маленькая, чтобы жить без мамы.

– Так это она? – К Холли наконец вернулся дар речи.

– Ну, ты знаешь, я, конечно, не специалист… – Эйдан улыбнулся впервые с тех пор, как открыл дверь. – Ах да, я ж специалист. Вот дурак.

– Извини, что принесла его, то есть ее, сюда, – неуверенно начала Холли. – Я помню, ты говорил, что их не надо брать домой и все такое, но я не могла оставить ее там.

– Ты все правильно сделала. – Эйдан снова улыбнулся, теперь улыбались и его глаза.

Они молча смотрели друг на друга. Холли старалась не думать о том, как ужасно она выглядит. Ей не хотелось первой отводить глаза, как она всегда делала. Она не хотела, чтобы Эйдан подумал, что она слабая, даже если рядом с ним она себя чувствовала именно так. А может, так и было? При первой неприятности она прибежала сюда, к нему. Эта мысль заставила кровь прилить к щекам, и она обрадовалась, когда он первым опустил глаза, чтобы прошептать что-то ласковое щенку.

– Такое часто случается, – сказал он, прерывая напряженное молчание и кивнув в сторону крошечной собачки. – Ей повезло, что ты нашла ее. Не думаю, что она протянула бы дольше нескольких дней, если бы осталась одна.

Холли кивнула.

– Что ты будешь с ней делать? – спросила она.

Эйдан довольно мрачно улыбнулся.

– Ну, я поспрашиваю на острове, конечно, вдруг кто-то ждет именно ее. Но, скорее всего, она останется у меня.

– Правда? – Голос Холли прозвучал несколькими октавами выше, чем она хотела.

– По крайней мере, пока она не окрепнет. – Эйдан приподнял маленькое покрывало, и Холли пришлось сделать над собой усилие, чтобы не растаять до теплой лужицы от умиления, когда он поцеловал мохнатую мордашку и уткнулся в нее носом.

Филан, чувствуя, что внимание хозяина переместилось куда-то еще, перекинулся на Холли, стал радостно тереться о ее ноги, оставляя за собой дорожку из слюней. «Действительно смешная собака», – с нежностью подумала она и потрепала ее блестящую голову.

– Ты ему нравишься, – заметил Эйдан, скорчив смешную рожицу, когда Холли подняла глаза. – Вообще, ему нравится большинство людей, но в тебе он души не чает.

– Ну, у меня к нему тоже особое отношение, – скрытый смысл, появившийся в словах, не ускользнул от них обоих, и Холли старательно смотрела на собаку.

Эйдан глубоко вздохнул. Щенок уже свернулся клубком в теплом месте под его подбородком и закрыл глаза.

– О чем твоя история, Холли?

Резкая смена разговора шокировала ее.

– О чем ты?

– Я имею в виду, кто ты? Что ты здесь делаешь на самом деле? Расскажи свою историю.

– По одному вопросу! – попыталась она перевести разговор в шутку, но его взгляд оставался неумолим.

– Проблема в том, – продолжил он, выйдя из-за стола и приближаясь к ней, сидящей на подлокотнике дивана, – Сандра говорила, что у нее есть племянница, но не могла ничего больше рассказать о тебе. Потом появляешься ты – агрессивная и ершистая… Что?

Она сверлила его взглядом.

– Да ладно, ты именно такая. Во всяком случае, была вначале. Но потом я увидел и более мягкую твою сторону. Например, как сегодня, когда ты принесла маленького потерявшегося щенка ко мне. Это… Сбивает с толку, вот что.

– Может быть, я просто девушка, сбивающая с толку. – Голос Холли стал тихим. Ей не нравилось, сколько внимания он уделяет ее поведению, но с другой стороны, маленький голосок в ее голове шептал, что ей это должно даже польстить.

– Ты – загадка для меня, – сказал Эйдан. – Такое ощущение, что ты держишь часть себя запертой под замком. Как, например, вот этот момент, что у тебя парень дома. Почему ты не сказала раньше? – Он сел на противоположный край дивана и все еще поглаживал спящего щенка большим пальцем. Холли смотрела, как он повернул его на один бок, потом на другой. Не в первый раз она почувствовала, что он легко снимает защитную раковину, которую она выстроила вокруг себя. В этот раз ей было сложнее сопротивляться ему. Ну и что, если он забрался ей под кожу? Что, если он чувствовал ее настоящую? Она все больше и больше ощущала себя настоящей с того момента, как прибыла на остров. Закинф вытащил из нее что-то, с чем ей не было комфортно раньше, и она все яснее понимала, что теперешняя история – про нее настоящую.

– Правда в том, – наконец проговорила она, набравшись смелости взглянуть на него. – Правда в том, что я сама не знаю, что здесь делаю. Несколько недель назад я вообще не знала о существовании этого места. Я не знала о существовании Сандры. Я думала, что осталась одна на белом свете. – Ей пришлось остановиться, потому что голос срывался на рыдания.

Эйдан подождал, пока она несколько раз вдохнула поглубже и уставилась в противоположную стену.

– Это сложно объяснить, – продолжала она. – Но я чувствую, как будто в этом месте, на острове, есть ответы. То, что я должна знать.

Эйдан тихонько вздохнул на этих словах.

– Что, например?

– Это все, что я знаю! – Холли подняла руки в отчаянии. – Я не знаю! У меня просто ощущение, чувство, что меня что-то ждет. – Произнеся эти слова, Холли поняла, что они сидели у нее в голове несколько дней, и эта мысль уже заползла в ее подсознание, как плющ, который обвивал дом.

– Я мог бы помочь тебе найти это, если ты мне позволишь.

Холли перевела взгляд со стены на Эйдана, который подвинулся к ней поближе на диване. Он был так близко, что она почти чувствовала его волосы на ногах своими икрами. Ее мокрый топ прилип к спине, но она больше не дрожала. На улице дождь продолжал поливать землю – она слышала его стук по деревьям и чувствовала запах озона в воздухе.

– У меня есть парень. – Она не хотела этого говорить и уж точно не отвечала на вопрос Эйдана, но ей показалось важным привести Руперта в комнату. Его образ сильно потускнел за то время, которое она провела с Эйданом, и она ненавидела себя за неверность.

– Ты уже это говорила. – Очень медленно Эйдан стянул покрывало со спинки дивана и завернул в него щенка, укладывая его на кушетку в довольный сонный шарик. Холли могла просто соскользнуть с подлокотника, и она оказалась бы в его руках, на его коленях.

– Он – хороший человек, – добавила она почти шепотом.

– Я уверен, что так и есть.

Они одновременно подпрыгнули от очередного разряда грома, и Холли облегченно рассмеялась, воспользовавшись моментом, чтобы взять сумку с пола.

– Мне надо идти, – посмотрела она на него. – Нужно высушиться.

– Холли, Холли, Холли. – Он сел напротив нее и уперся локтями в колени. – Почему мне кажется, что ты все время пытаешься убежать от меня?

Она открыла рот, чтобы ответить, но ничего не смогла сказать. Они оба знали, почему она это делала.

– Ты боишься того, что случится, если ты останешься? – Его голос звучал мягко, но смысл его слов был абсолютно ясен.

Она кивнула, не способная произнести ни слова.

– Этот твой парень, – начал Эйдан, делая шаг к ней. – Он заставляет тебя чувствовать это? – Произнеся это, он провел пальцем по щеке, и Холли вздрогнула от удовольствия.

– Нет, – прошептала она.

Она подумала, что он хочет поцеловать ее, но вместо этого он пробежал руками по ее влажным волосам. Собрав их в ладонь, он отжал воду. Капли потекли по ее спине и его голой руке. Эйдан смотрел на ее открытую шею как завороженный, его рука продолжала держать ее волосы. Холли безумно хотелось прикоснуться к нему, но она замерла. Ее дыхание застряло в горле, когда он провел пальцами за ухом и спустился к ее ключице. В этот момент следовало остановиться, оттолкнуть его, сказать, что ей это неинтересно, но она ничего не сделала.

Ее начало трясти, но не от холода, а от переполнявшего ее желания. Из пупка выходило нечто огненное, и она почувствовала, как ее язык высунулся, чтобы облизнуть губы. Эйдан тоже это увидел и наконец решительно приблизился к ней. Всего за секунду до того, как их губы коснулись, Холли представила, что они теперь, как две детали, защелкнувшиеся друг на друге. Ей стало интересно, можно ли увидеть те искры, которые она чувствовала, – такие, как у спички, зажженной в темной комнате. А затем губы Эйдана прикоснулись к ее губам, и она не могла больше думать ни о чем и ни о ком другом.

[Открытка 8]

Четверг, 24 декабря 1992 г.

Дорогая сестра!

Как ты уже поняла по обратной стороне, мы в Эдинбурге на Рождество, и я даже описать не могу, как здесь холодно. Представь ванну, полную льда, на вершине Эвереста, и добавь холодный ветер. Холли здесь нравится, потому что идет настоящий снег, а она ни разу не видела снега в Лондоне. Помнишь, когда на острове пошел снег и мы бежали по пляжу в Порто Кукла? Это было за год до гибели мамы с папой, и я думала, мы умрем от смеха. Я думаю о тебе все время, С. Ты простишь меня? Сегодня Рождество, в конце концов. Хотя бы напиши, что с тобой все хорошо. Пожалуйста. Я надеюсь, ты планируешь что-нибудь веселое на Рождество. Мои планы – напиться до чертиков. Ха-ха-ха!

Целую,

Дженни Медвежонок