Книга: Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров
Назад: Железная руда Эльбы
Дальше: Глава 10. Отделение во Флоренции (Tavola) и филиал в Венеции (Fondaco)

Глава 9

Медичи и папский двор: римский филиал Банка Медичи

Рассказывая о римском филиале Банка Медичи, мы называем так эту компанию для удобства, хотя, строго говоря, такое название неточно. В документах Медичи римский филиал часто называется «нашим филиалом, который следует за римским двором». На самом деле римский филиал работал в Риме, только когда там же находился папа. В другие времена сотрудники филиала следовали за папским двором в его странствиях по Италии и даже по ту сторону Альп. Так, с февраля 1419 до сентября 1420 г. контора римского филиала находилась во Флоренции, пока папа Мартин V обитал в соборе Санта-Мария-Новелла. Его преемник, Евгений IV, в течение девяти лет держался вдали от Рима, и отделение Банка Медичи «при папском дворе» следовало за ним, пока он, председательствуя на Вселенском соборе, переезжал из города в город: Флоренция (1434–1437), Болонья (1437), Феррара (1438) и снова Флоренция (1439–1443). В то время, когда Евгений IV расположился в знаменитом доминиканском монастыре Санта-Мария-Новелла, Медичи сняли дом на площади, носящей то же название, для использования римским филиалом. Какое-то время у Медичи одновременно имелись три конторы во Флоренции: головное отделение на виа Ларга, «меняльная лавка» (тавола) на Новом рынке и «наш филиал в Риме», который вел дела на площади Санта-Мария-Новелла. Но, даже когда «римский» филиал пребывал во Флоренции, его служащие вели счета не в флорентийских «запечатанных», а в камеральных флоринах, которые имели хождение в папском казначействе или Апостольской палате.

Папа имел завидную репутацию мота и транжиры. Куда бы он ни направлялся, из-за него возникал дефицит денег и потому обострялись жилищный кризис, рост цен и увеличение стоимости жизни. Видимо, требования его пышной свиты, состоявшей из кардиналов, протонотариев, а также посланников и чиновников всех рангов, истощали не только местные продовольственные припасы, но и средства платежа. Об этом упоминается во всех средневековых коммерческих руководствах, и сомневаться в истинности подобных свидетельств не приходится.

Папа римский был единственным из средневековых правителей, в чью казну поступали доходы со всех уголков Европы, даже из Скандинавии, Исландии и Гренландии. Кроме того, кардиналы, прелаты и клирики, обитавшие при Римской курии, получали доходы из своих приходов по ту сторону Альп, а тратили их, как правило, в Риме или каком-либо другом итальянском городе. Кроме того, римский филиал имел дело с нескончаемым потоком паломников, визитеров и всевозможных эмиссаров, у которых были дела с Римской курией и которые предпочитали запастись аккредитивами вместо того, чтобы возить монеты в поясах или седельных мешках. В результате возникала проблема международных денежных переводов. Папы, хотели они того или нет, зависели от услуг таких учреждений, как Банк Медичи, у которых имелись корреспонденты во всех банковских центрах Западной Европы и которые могли быстро переводить средства из одного места в другое, когда католическая церковь в них нуждалась. В таких отдаленных местах, как Скандинавия или Польша, или даже в таких относительно отсталых странах, как Германия, где не существовало банковского обслуживания, деньги переводились очень долго, а их перевод был сопряжен с разнообразными рисками и трудностями. Зачастую папским агентам приходилось доверять деньги случайным помощникам – например, странствующим купцам, паломникам или студентам, которые доставляли порученные средства или товары в ближайший банковский центр. Переводы из Польши иногда шли по полгода или дольше, в то время как средства, отправляемые из Брюгге или Лондона, можно было получить в Риме в течение месяца или меньше с помощью простого извещения. Надежность и быстроту доставки обеспечивали банкиры. Разумеется, бесперебойная работа системы зависела от наличия постоянного валютного рынка. Такие рынки имелись лишь в немногочисленных торгово-экономических центрах, где объем деловой активности был достаточно велик для того, чтобы итальянским банкирским домам стоило держать там филиалы.

Вселенские соборы привлекали высокопоставленных церковников и делегатов со всей Европы. Финансовые операции, проводимые благодаря этим собраниям, были столь многочисленными и столь важными, что Медичи и другие итальянские банкиры вынуждены были открывать временные конторы в тех городах, где проходили Вселенские соборы. Примерами могут служить банки, которые Медичи открывали в Констанце (1414–1418) и Базеле (1431–1443), пока там заседал собор. Ни один из этих городов не остался банковским центром после роспуска собора. В 1456 г. в Базеле оставался лишь один меняла из Флоренции, который продавал тратты или аккредитивы, выписанные на Рим.

Денежные переводы папского двора представляли собой односторонние выплаты, которые нарушали международный торговый баланс, так как странам Северной Европы труднее было исполнять договорные отношения с Италией. Почти единственным товаром, который итальянцы соглашались принимать в обмен на квасцы, специи, шелковые ткани и другие предметы роскоши, оставалась английская шерсть. Ею зачастую и выплачивали церковную десятину. В XV в. все меньше и меньше шерсти становилось доступно для экспорта. Наконец из-за нарушения торгового баланса между Северной и Южной Европой наступил настоящий кризис. Вкратце, итальянцы стремились продавать, но не горели желанием покупать, и церковная десятина лишь осложняла ситуацию. Неясно, хватало ли серебра, добываемого на рудниках в Германии и Богемии, для того, чтобы заполнить брешь и обеспечить достаточное количество денег для восстановления баланса. Еще одно небольшое препятствие возникало из-за того, что Рим, по крайней мере до открытия месторождений Тольфы, считался не торгово-экономическим центром, а резиденцией двора, который потреблял всевозможные предметы роскоши, от тяжелой парчи для облачения до серебряной посуды для стола кардиналов и прелатов, но почти ничего не мог предложить взамен. Во всяком случае, в Риме не было достойной упоминания текстильной промышленности. Тосканские банкиры, однако, свое дело знали и проблему решили без труда с помощью трехстороннего обмена. В качестве промежуточных банковских центров к такому обмену привлекали Барселону, Флоренцию и Венецию. Более того, урегулирование международных расчетов требовало решения более сложных задач: уже в XV в. все банковские центры в Западной Европе оказались взаимозависимыми, и любой дисбаланс немедленно отражался на обменных курсах. Дисбаланс спешили исправить с помощью арбитража, операции, в которой прекрасно разбирались итальянские банкиры, поскольку она описана в коммерческих руководствах и трактатах по прикладной арифметике.

Хотя быстрое урегулирование международных долгов тормозилось из-за отсутствия банков к востоку от Рейна, это неудобство отчасти смягчалось направлением переводов в банковские центры, расположенные по периферии данного региона, которые неутомимо посещали немецкие купцы. Выходцы с юга Германии посещали Венецию или ярмарки в Женеве (позже в Лионе). Представители Ганзейского союза активно торговали с Брюгге, а их связи простирались до Скандинавии и Прибалтики, от Бергена в Норвегии до Новгорода в России. Следующий пример иллюстрирует то, как осуществлялись денежные переводы. В 1416 г. Филиппо Рапонди, известный торговый банкир из Лукки, живший в Брюгге, от имени компании «Джованни де Медичи и K°.» подтвердил, что получил сумму в 2350 рейнских флоринов, которые факторы последних в Констанце ссудили послам из Любека и Ганзейского союза, приехавшим на Вселенский собор. Он написал расписку, в которой утверждается, что платеж поступил из города Любека через посредство Рудольфа Комхаера и других купцов названного города, временно проживающих в Брюгге. Процесс был громоздким, хотя и безопасным, так как документ об освобождении от финансовой ответственности должен был принимать вид публично-правового документа, засвидетельствованного бургомистром и членами городского совета Брюгге. Однако методы ведения дел в Северной Германии были отсталыми по сравнению с методами итальянских торговых банкиров; возможно, главным образом поэтому последним не удалось превратить Любек в банковский центр.

Чтобы лучше разобраться в отношениях Банка Медичи и Апостольской палаты, необходимо сказать несколько слов об этом ведомстве Римской курии, ее функциях и традициях. В ведении Апостольской палаты находятся материальные ценности, принадлежащие Святому престолу. Поэтому палата обладала огромной властью. Однако ее главными функциями были две: управление папскими владениями, а также финансами папы римского – и как духовного, и как мирского правителя. Во главе палаты стоит камерленго, или камерарий, который должен был быть по крайней мере епископом, а часто – архиепископом, если не кардиналом. Камерленго принадлежал к числу двух или трех самых влиятельных персон Римской курии. Ему подчинялся апостольский казначей, в чьи обязанности вменялось получать и расходовать средства Святого престола и следить за его финансовым положением. Казначея не обязательно выбирали из числа епископов, но, как правило, он был не ниже аббата или священнослужителя высокого сана.

В XV в. казначей Апостольской палаты больше не хранил деньги папы в сундуке и не охранял их лично. Папская казна находилась на хранении у чиновника, который назывался главным хранителем Апостольской палаты и который, как правило, был представителем одного из папских банкиров. На практике это означало, что банк, с которым был связан хранитель, выступал, так сказать, фискальным агентом папского престола. В бухгалтерских книгах Медичи счет Апостольской палаты, как ни странно, записан на имя хранителя. И все же не приходится сомневаться в том, что он соответствовал тому, чем сегодня является счет казначейства Соединенных Штатов в одном из федеральных резервных банков.

Все средства, которые хранитель получал для папской казны, записывались на его счет. Вместе с тем на тот же счет записывались все издержки, выплаченные хранителем по распоряжению самого папы римского, камерленго, казначея или иного полномочного представителя Апостольской палаты. Конечно, данная процедура отражалась в банковских бухгалтерских книгах. Во исполнение правил Апостольской палаты хранитель вел особую книгу, в которой записывал все поступления и выплаченные суммы, перечисленные раздельно и в хронологическом порядке. Затем нотариус заверял два идентичных экземпляра такой книги, переведенные с итальянского на латынь. Один экземпляр оставался в Апостольской палате, а второй – у казначея. Эти бухгалтерские книги называются Introitus et Exitus; в архивах Ватикана сохранились несколько итальянских оригиналов и почти полное собрание экземпляров на латыни. Introitus et Exitus ежемесячно проверялись клерком Апостольской палаты. При подготовке к такой ревизии в конце каждого месяца подводили баланс и переносили его на следующий месяц. Если выплаченные суммы в какой-то конкретный месяц – плюс-минус баланс предшествующего месяца – превышали поступления, это означало, что палата превысила кредит и должна была вернуть разницу хранителю, а не оставлять ее себе.

В течение XV в. понтифики, как правило, благоволили Банку Медичи и обычно назначали главным хранителем управляющего римским филиалом банка. В годы понтификата Иоанна XXIII (Бальтазара Коссы) эту должность занимал Маттео Баруччи. Последнего сменили Бартоломео де Барди (1420–1429), Антонио ди мессер Франческо Салютати да Пеша (1429–1435), Антонио Делла Каза (1435–1438) и Роберто Мартелли (1438–1443). Период 1420–1443 гг. охватывает понтификат Мартина V и частично Евгения IV. В последние годы папа Евгений IV, возмутившись из-за того, что Медичи поддерживали Франческо Сфорцу в Марке, назначил хранителем другого флорентийского банкира, Томмазо Спинелли. Николай V (1447–1455) после восшествия на папский престол вернул Роберто Мартелли, который оставался в должности хранителя до 1458 г., в течение понтификата Каликста III (1455–1458). Пий II (1458–1464), уроженец Сиены, даровал пост хранителя своему соотечественнику банкиру Амброджо Спаннокки. После избрания папой венецианца Павла II (1464–1471) Спаннокки заменили Джованни Торнабуони, представителем Медичи в Риме, который находился в должности хранителя до августа 1465 г., когда пост был передан родственнику папы Джованни Кондольмеру. В 1471 г. Сикст IV (1471–1484) вернул пост Медичи.

Джованни Торнабуони снова приступил к обязанностям главного хранителя Апостольской палаты без всякой радости. После того как Лоренцо Великолепный одобрил его назначение, Торнабуони писал, что должность подразумевает больше трудностей и риска, чем прибыли, потому что папа Сикст IV живет не по средствам и ждет, что хранитель будет предоставлять ему деньги, необходимые для того, чтобы пополнить дефицит между introitus (доходом) и exitus (расходом). Поэтому Джованни Торнабуони, наверное, испытал облегчение, когда, через 4–5 лет, из-за стремительно растущих разногласий между Сикстом IV и Медичи, пост хранителя у него отобрали. Главными хранителями по очереди становились несколько генуэзских банкиров – Мелиадуче Кигала, Герардо Узумари – и Медичи не пытались вернуть этот пост, видимо, потому, что папская казна истощала их ресурсы; в то время у них самих не хватало средств, и они были не в том положении, чтобы увеличивать ссуды.

Скорее всего, пост главного хранителя не считался таким обременительным в ранние годы, когда наблюдался либо излишек, либо дефицит допустимых долей. В годы понтификата Мартина V и Евгения IV Апостольской палате как-то удавалось урегулировать расчеты с главным хранителем. Во всяком случае, небольшие дефициты в некоторые месяцы компенсировались излишками в другие месяцы. Следующий папа, Николай V, был не так осторожен, как два его предшественника. В марте 1455 г., ко времени его смерти, дефицит достиг 70 432 камеральных флоринов. Эту сумму Каликст III счел столь высокой, что распорядился провести дополнительную ревизию книг главного хранителя и уделил особое внимание тому, чтобы сократить задолженность палаты. Пий II и Павел II лишили Медичи должности главного хранителя, и они вернулись к ней лишь в первые годы понтификата Сикста IV, который славился своим мотовством. Вскоре дефицит достиг 107 тыс. камеральных флоринов. На такой отметке он находился в июле 1472 г. В последующие месяцы Торнабуони удалось получить на откуп таможенный сбор и доход от соляных копей Марке, и долг сократился до 62 918 камеральных флоринов, если верить записи, ратифицированной папой в марте 1473 г. После ссоры Сикста с Медичи последним пришлось долго ждать возвращения займа. Апостольская палата передала Медичи в счет долга не наличные деньги, а запасы квасцов.

Из-за запрета ростовщичества хранителю не разрешалось облагать процентами ни превышение кредита Апостольской палатой, ни дебиторскую задолженность. Желая как-то компенсировать убытки, Медичи продавали папскому двору шелка, парчу, украшения и другие поставляемые ими товары по завышенной цене. Такая практика, однако, привела к затруднениям, потому что ревизоры отказывались одобрить счета, представленные хранителем, если цены не будут снижены. Пост главного хранителя считался престижным; подтвердив свою надежность, главный хранитель привлекал выгодные депозиты кардиналов и других придворных, у которых имелись средства для инвестиций и которые не желали покупать недвижимость. Недвижимое имущество вполне могли конфисковать, если новый папа, как то часто случалось, вынуждал фаворитов своего предшественника вернуть богатство, приобретенное благодаря отчуждению церковной собственности. Даже папа не имел права раздавать церковные земли. Медичи, как уже указывалось, обещали своим клиентам хранить в тайне размеры депозитов.

Помимо главного хранителя папский двор нанимал других банкиров, которые выступали в роли особых хранителей или занимались переводом средств, собранных за границей. Например, папский двор никогда не пользовался услугами Медичи в Испании, поскольку у Банка Медичи там не было филиалов. Медичи выступали в роли папских агентов в Англии, но не обладали монополией, поскольку Апостольская палата стремилась давать долю и конкурентам, таким как Пацци, Барончелли, Спинелли, Антонио да Рабатта и «Бернардо Камби и K°.».

Наверное, стоит подчеркнуть, что папские банкиры в действительности не собирали церковные налоги, особенно доходы от продажи индульгенций или плату за отпущение грехов в Святой год. Эту задачу поручали папским сборщикам налогов, обычно священнослужителям высокого ранга. Они организовывали каждую кампанию по сбору средств по благословению местных церковных властей – примерно так же, как сегодня организуют сбор средств на благотворительные нужды. После того как собиралась нужная сумма, сборщик передавал ее папскому банкиру, который выписывал квитанцию в двух экземплярах; в ней он обязывался перевести полученную сумму в Рим. Такую квитанцию называли instrumentum cambii: один экземпляр, служивший распиской, оставался у сборщика налогов, а второй пересылался в Апостольскую палату, которая следила за тем, чтобы папские банкиры должным образом оприходовали полученные деньги. Апостольская палата посылала сборщику выписку об уплате долга, а он взамен отдавал расписку, которая ему больше не требовалась.

Как пример расписки, доставленной папским банкиром папскому сборщику, можно рассмотреть документ от 21 января 1468 г., по которому Кристофер Спини, действовавший по доверенности от Томмазо Портинари, управляющего филиалом Банка Медичи в Брюгге, подтверждает получение суммы в размере 1773 фламандских фунтов гроот 10 ш. 3 п. от Луки де Толентиса, архидьякона Курцолы, папского нунция и сборщика налогов во владениях герцога Бургундского. Этот персонаж, с которым мы встречались в связи с торговлей квасцами, отвечал за проведение празднества, во время которого папа даровал неограниченное отпущение грехов тем верующим, которые присутствовали на богослужениях в церквах Гента, исповедовались, приняли причастие и сделали пожертвование на крестовый поход против турок. Вышеуказанная сумма в 1773 фунта гроот, которую никак нельзя назвать мелкой, представляет общее количество наличных денег, обнаруженных в ящиках, которые были опустошены в присутствии Луки де Толентиса и других свидетелей. В расписке, врученной Спини, очень подробно перечисляются различные монеты, полученные в действительности: сколько монет каждого достоинства и какова их соответствующая стоимость в фламандских фунтах гроот. В расписке также имеется обещание перевести эквивалент данной суммы в Римскую курию. Расписка скреплена печатью и имеет вид публично-правового документа, составленного апостольским и государственным нотариусом. Следовательно, принимались все меры предосторожности для того, чтобы предотвратить любые злоупотребления папскими деньгами. Хотя процедура передачи была довольно обременительной, она гарантировала максимальную безопасность с точки зрения Апостольской палаты.

Другую процедуру применяли при сборе налогов и других доходов в Папской провинции. В каждом ее округе или крупном городе проживал провинциальный казначей, который расплачивался местными расписками, направленными ему ректором (губернатором провинции) или Апостольской палатой. Если оставался излишек, казначей, как правило, получал распоряжение внести его на депозит главного хранителя в Риме или перевести его в счет оплаты наемным войскам.

Важным источником дохода папской власти были аннаты (сбор в пользу папской казны, взимавшийся с тех, кто получал от папы пребенду – право на налог в церковной должности. В середине XV в. оба этих явления обозначались словом «аннаты», хотя оно, строго говоря, относилось только к высшим церковным должностям: архиепископам, епископам и аббатам, которые назначались лично папой. С финансовой точки зрения различие заключалось в том, что папе приходилось делить servitia communia – подать в размере годового дохода от пребенды – с коллегией кардиналов, а аннатами (ежегодными сборами) он не делился ни с кем. В целях нашего исследования такие тонкости не имеют значения. Аннаты и servitia communia теоретически должны были равняться годовому доходу от бенефиция, хотя на практике они были намного меньше. Кандидат на тот или иной приход обязан был выплатить указанную сумму до того, как вступит в должность. Сбор таких выплат чаще поручали не папским сборщикам налогов, а доверенным банкирам. Им передавались акты о назначении (буллы), и банкиры не отдавали их, пока не получали требуемую сумму или официальное обещание заплатить, подписанное серьезными гарантами. В XV в. преобладала практика взимать плату с папских банкиров сразу после передачи им буллы о назначении. Однако они имели право «отступить на шаг назад», то есть вернуть запечатанную буллу в назначенное время при условии, что долг будет списан. Более того, священнослужитель, вовремя не уплативший аннаты и servitia communia, подвергался суровому наказанию в виде отлучения от церкви. Такое происходило механически всякий раз, как папский банкир жаловался, что не может получить долг.

Подобно всем папским банкирам, Медичи проявляли большую активность в собирании аннатов и servitia communia. Они пользовались своим влиянием при папском дворе, чтобы отстаивать интересы своих клиентов. Они не колеблясь шли на подкуп: это была общепринятая практика. Если верить одному надежному труду, пожалование духовным лицам шотландских приходов шло в основном через их руки. Выплата аннатов и прочих сборов, наверное, была тяжким бременем для такой бедной страны, как Шотландия, которой нечего было экспортировать, кроме небольшого количества шерсти, причем не самой лучшей. Переводы, разумеется, шли через Лондон, так как в Шотландии банковских центров не было.

Как Медичи действовали в данном вопросе, лучше всего видно из письма, которое в декабре 1448 г. написали из их отделения в Брюгге Джону Кемпу, кардиналу и архиепископу Йоркскому. Ему сообщали, что их партнеры в Риме, ценой «больших усилий», добились возведения его племянника, Томаса Кемпа, в сан епископа Лондонского. Он получил преимущество перед кандидатом-конкурентом, которого поддерживали Генрих VI и Уильям де ла Поль, первый герцог Саффолк. В то же время они просили кардинала в течение месяца заплатить долги своего племянника управляющему лондонским филиалом Джероццо де Пильи; иначе, к их большому сожалению, им придется вернуть в Рим буллы о назначении. В тех случаях, когда священнослужители прекращали выплаты, Медичи, не колеблясь, прибегали к решительным мерам. В 1441 г. они предупреждали папского сборщика налогов, что им придется добиться отлучения от церкви для епископа Неверского, если тот будет тянуть с выплатой долга.

Медичи играли важную роль не только в сборе папских доходов за границей, но и в выплате денежных ассигнований зарубежным правителям, у которых возникали неприятности с турками или с еретиками, например с гуситами в Богемии. Папские ассигнования королю Венгрии Матиашу I Корвину (1458–1490), чьим владениям угрожали турки, выплачивались переводными векселями, выписанными на венецианский филиал Банка Медичи. Поскольку в Венгрии банковских центров не было, деньги по векселям, видимо, выплачивались либо напрямую агентам короля в Венеции, либо косвенно – купцам, которые вели торговлю с Венгрией.

Из-за международного характера его дел интересам папского двора лучше всего отвечали компании, которые контролировали более или менее широкую сеть отделений и филиалов в Италии и по ту сторону Альп. Подобные услуги оказывали только тосканские компании. Ни венецианцы, ни генуэзцы не создали ничего подобного – возможно, потому, что традиции и обычаи, появившиеся при торговле с Левантом, не благоприятствовали созданию крупных предприятий по типу флорентийских банкирских домов.

Поскольку Джованни ди Биччи поставил себе целью вести дела Ватикана, нет ничего удивительного в том, что вскоре ему пришлось расшириться и открыть конторы во Флоренции, Неаполе и Венеции. Хотя штаб-квартиру перенесли во Флоренцию, римский филиал по-прежнему играл ключевую роль. Вплоть до 1435 г. он приносил более 50 % совокупного дохода Банка Медичи. За 23 года, с 1 октября 1397 по 20 декабря 1420 г., накопленная доля Джованни де Медичи и его партнера Бенедетто де Барди росла до общей суммы в 79 195 счетоводных флоринов 4 с. 4 д., то есть в среднем почти на 3500 флоринов в год (таблица 8). Конечно, эта цифра получается только после вычета вознаграждения управляющим партнерам, Иларионе де Барди и Маттео д’Андреа Баруччи.

Скорее всего, Иларионе был чрезвычайно способным предпринимателем, поскольку после смерти брата его выдвинули на должность главного управляющего. Хотя до 1416 г. с Маттео Баруччи обращались не как с партнером, он состоял на службе у Медичи с 1400 г. (таблица 7). Судя по дошедшему до нас партнерскому соглашению от 25 марта 1416 г., сомнительно, чтобы он инвестировал что-то в капитал компании. Очевидно, его вкладом была сама его «личность», и на его долю причиталась 1/8 прибыли. Согласно контракту, Баруччи должен был всюду следовать за Римской курией и оставаться в тех местах, где находилась она. Ему позволялось брать 100 флоринов в год на расходы. Если его расходы превышали эту сумму, ему полагалось выплачивать 2 % годовых.

Тот факт, что примерно в то время Баруччи сделали партнером, несомненно, как-то связан с созывом Вселенского собора в Констанце. Похоже, что часть клерков во главе с Иларионе де Барди следовала за папой, Иоанном XXIII (Бальтазаром Коссой), когда он поехал навстречу своей судьбе – на Констанцском соборе его вынудили отречься от папского престола и подвергли тюремному заключению. Остальные, в том числе Баруччи, судя по всему, остались в Италии, чтобы завершить дела. Во всяком случае, присутствие Иларионе в Констанце удостоверено нотариальным контрактом от 23 марта 1415 г. После восстановления единства католической церкви и избрания Мартина V (1 1 ноября 1417) римский филиал, скорее всего, последовал за новым папой, когда тот вернулся в Вечный город – а в Рим он добрался лишь 28 сентября 1420 г., после более чем годичного пребывания во Флоренции, с февраля 1419 по сентябрь 1420 г.

Доказательство того, что служащие римского филиала Банка Медичи находились в свите папы, можно найти в записи libro segreto № 1, где упоминается о прибыли, полученной римским филиалом за четыре года (1416, 1417, 1418 и 1419), пока он находился в Констанце и «держал банк» на площади Санта-Мария-Новелла во Флоренции, временной резиденции папы. На той же странице имеется еще одна запись, относящаяся примерно к тому же периоду, с 25 марта 1417 г. до 20 декабря 1420 г. и также имеющая отношение к прибыли, полученной «нашим филиалом при дворе во Флоренции». Очевидно, что две записи частично перекрываются. Самое правдоподобное объяснение этой тайны заключается в том, что римский филиал разделился на два подотдела: один находился при Вселенском соборе, а второй по-прежнему занимался делами Иоанна XXIII (Коссы), который, хотя и был низложен 29 мая 1415 г., не объявлял о своем официальном подчинении Мартину V до 23 июня 1419 г. Как хорошо известно, папа Иоанн был добрым другом и верным клиентом Медичи. Они как его душеприказчики даже заказали Донателло и Микелоццо возвести для него красивое надгробие в баптистерии Сан-Джованни.

Если верить мемуарам Веспасиано да Бистиччи, Козимо де Медичи посылали в Констанц, чтобы он приобрел необходимый опыт в филиале банка. Воспользовавшись возможностью, он также поездил по Франции и Германии в поисках редких манускриптов. Неясно, в самом ли деле он совершил такую поездку, поскольку в архивах Медичи не нашлось никакого упоминания о ней.

В 1420 г. Иларионе, став главным управляющим, приступил к реорганизации Банка Медичи. В Риме новым управляющим назначили Бартоломео д’Андреа де Барди. В партнерском соглашении, сохранившемся в архиве Медичи, нет ничего, что отклонялось бы от обычного шаблона. Все бремя ответственности возлагается на управляющего партнера, хотя все его действия должны быть одобрены старшими партнерами. Однако один пункт соглашения разъяснен подробно. Так, утверждается, что целью компании является «операции по обмену и переводу при Римском дворе, как будет угодно Богу и в соответствии с обычаями банковского дела, превыше всего ставящего границы справедливости и законные контракты». Следовательно, банковское дело и обменные операции допускаются при условии, что партнеры остерегаются ростовщичества и занимаются лишь допустимыми операциями, а не предоставляют займы под проценты.

Еще больший интерес, чем партнерское соглашение, вызывают письменные указания, которыми снабдили Бартоломео де Барди перед тем, как он покинул Флоренцию, собираясь приступить к своим обязанностям. Ссылка на эти указания имеется в главе 5, но кажется полезным обсудить их здесь подробнее, несмотря на риск повторения. Причина заключается в том, что в памятной записке формулируются принципы, которым должен был следовать Бартоломео. Главная трудность, с которой он столкнется на новой должности, по мнению maggiori, состояла в том, чтобы понять, кому можно без опаски ссужать деньги и сколько. Во-первых, ему велели советоваться со своим главным помощником, Антонио ди Лаццаро Бертини, который имел большой опыт в делах с капитанами. Во-вторых, он должен был остерегаться виноторговцев, потому что неприятности, которых следовало ждать от них, не стоили затраченных усилий. Кроме того, он не должен был предоставлять кредит любым римским торговцам или мелким купцам, потому что они ненадежны и почти ничего не могут предложить в качестве обеспечения. Бартоломео де Барди призывали быть начеку и когда ему предстояло иметь дело с придворными: ему позволили ссужать до 300 флоринов кардиналу по получении им «шапки», предположительно после назначения дохода, который кардинал получал от палаты коллегии кардиналов. Размер займа для прочих придворных, кроме кардиналов, не должен был превышать 200 флоринов, и то только под хороший залог. Что касается папы Мартина V, выражалась надежда, что он не станет много просить, так как и без того уже достаточно взял в долг. Наоборот, ожидалось, что папа выплатит часть своей задолженности, если не начнется война с Неаполитанским королевством. Во всяком случае, Бартоломео позволялось ссудить папе не более 2 тыс. флоринов, но старшие партнеры надеялись, что до этого не дойдет. Римским баронам они не велели давать взаймы даже под обеспечение, поскольку они сами себе закон и не придерживаются условий никаких контрактов, так что кредитор теряет не только деньги, но и дружбу должников и поручителей.

В случае необходимости Бартоломео де Барди всегда мог рассчитывать на защиту и совет кардинала Ринальдо Бранкаччо (ум. 1427); Аламанно Адимари, кардинала Пизы (ум. 1422); Бранда да Кастильоне, кардинала Пьяченцы (ум. 1443); Антонио Казини, епископа Сиены и папского казначея, и мессера Паоло да Джованаццо, протонотария и клерка Апостольской палаты. Все они были весьма влиятельными личностями при дворе Мартина V и принадлежали к числу самых верных клиентов Банка Медичи. Бартоломео было позволено предоставлять им кредит обычным способом: до 1000 флоринов кардиналу Пизы и до 3 тыс. флоринов кардиналу Ринальдо Бранкаччо. Старшие партнеры считали, что кардинал Пьяченцы задолжал столько, что лучше отговорить его от дальнейших займов. Бартоломео де Барди разрешалось, если поступит такая просьба, выдать ссуду мессеру Луи Алеману (ум. 1450), французу, епископу Макелонна в Лангедоке, который в 1420 г. был помощником камерленго Апостольской палаты и которому в 1426 г. предстояло стать кардиналом. Хотя римские представители «Никкола и Камбио ди мессер Вьери де Медичи» иногда вели себя некорректно в делах с банком Джованни ди Биччи, Бартоломео де Барди велели держаться с ними вежливо и по возможности угождать им. В целом ему давали понять: лучше предоставлять кредит осторожно, чем проявлять слишком большой либерализм, иначе безнадежные долги поглотят все – и капитал, и прибыль.

Задача Бартоломео облегчалась тем, что он мог положиться на способных клерков. Его помощника, Антонио ди Лаццаро Бертини, скоро собирались отправить на женевские ярмарки, где он должен был проводить операции в интересах римского филиала и проверить, имеет ли смысл учредить там еще один филиал Банка Медичи. Его место в Риме занял Антонио ди Франческо Салютати, которого также называли Антонио да Пеша. Этого новичка перевели из венецианского филиала. Оказавшись в Риме, Салютати быстро продвигался по службе. В 1428 г. к нему уже относились как к партнеру, и он получал за свои труды 1/10 прибыли. Бухгалтерские книги вел Джованни д’Америго Бенчи, непревзойденный мастер своего дела, которому помогал Бартоломео ди Томмазо Спинелли. Рассыльным или младшим клерком тогда был Антонио Делла Каза, которому в 1435 г. суждено было стать управляющим римским филиалом.

В XV в. Медичи, обитавшие в Риме, держали банк на улице, которая тогда называлась Канале-ди-Понте, а теперь называется виа дель Банко-ди-Санто-Спирито. Она расположена на левом берегу Тибра напротив замка Святого Ангела и рядом с нынешней церковью Сан-Джованни-деи-Фиорентини. Этот квартал города, называемый «рионе ди Понте», в Средние века и эпоху Возрождения был деловым и банковским центром города.

Баланс, приложенный к налоговой декларации катасто за 1427 г., относится к периоду, когда управляющим римским филиалом был Бартоломео де Барди (таблицы 21 и 23). Этот документ представляет интерес во многих отношениях, и его анализ полностью подтверждает то, что уже говорилось о сути операций, проводимых римским филиалом. Судя по балансу, коммерческие операции были для римского филиала второстепенными и поглощали лишь небольшую долю оборотного капитала. Конечно, нельзя с уверенностью утверждать, что счет «Запасы товаров» точно соответствовал стоимости товаров на складе. Возможно, некоторые из позиций из раздела расходов связаны с партиями товаров, полученными на условии консигнации. Во всяком случае, наличие в разделе «Активы» столового серебра стоимостью в 4 с лишним тысячи флоринов доказывает, что римский филиал более или менее широко занимался предметами роскоши, на которые имелся спрос среди высшего духовенства. Приближенные папы не отказывали себе в удовольствиях и кичились роскошью. Кассовая наличность превышала 10 тыс. флоринов; эта значительная сумма явно состояла не из наличных денег в кассе. Скорее всего, речь шла о резерве, который хранился в сундуке, упоминаемом в записях Бартоломео де Барди. Ни кассиру, ни посетителям не разрешалось спать в помещении, где стоял этот сундук.



Таблица 33

Балансовый отчет римского отделения Банка Медичи, 12 июля 1427 г.



Римский филиал, как утверждалось ранее, поставлял другим отделениям Банка Медичи оборотный капитал. Это подтверждается балансом за 1427 г., где показано, что Флоренция и Венеция были должны римскому филиалу более 40 тыс. флоринов (таблица 34). Вдобавок головная компания, «Козимо и Лоренцо де Медичи и Иларионе де Барди», получила от него аванс в размере 10 тыс. флорентийских «запечатанных» флоринов. Собственно говоря, данная позиция довольно часто фигурирует в разделе «Пассивы» в libro segreto № 2 головной компании: следовательно, не возникает сомнений в ее точности. Еще один важный факт, подтверждаемый анализом баланса, заключается в том, что зарубежные банки-корреспонденты были должны римскому филиалу более 33 тыс. флоринов (таблица 38). Только у корреспондентов в Лондоне находилось почти 15 500 флоринов, которые не были переведены в Рим. Возможно, из-за того, что Убертино де Барди приходился братом Бартоломео, последний относился к нему снисходительно и не торопил с переводом средств, принадлежавших римскому филиалу. И хотя данное обстоятельство объясняет положительное сальдо Убертино де Барди и его партнеров, неясно, почему все остальные банки-корреспонденты к северу от Альп были должны римскому филиалу. Судя по всему, у них возникали трудности с переводом денег. Из-за того что ассигнования папскому двору не компенсировались закупками в Северной Европе, Рим, естественно, находился в положении кредитора, и возникала проблема, как урегулировать его претензии к Брюгге, Женеве, Лондону или Любеку. В результате положительное сальдо у корреспондентов по ту сторону Альп имело тенденцию накапливаться, что и показывает баланс за 1427 г.

Еще одна позиция в разделе активов, представляющая интерес, касается шести счетов на сумму свыше 1000 флоринов. Сейчас сложно сказать, что представляли собой эти счета. Сумма в 1200 флоринов, записанная на дебет Бартоломео де Барди, возможно, означает, что он изъял средства заранее, перед получением своей доли в распределении прибыли. Кроме того, любопытно отметить, что Медичи выплачивали авансы Лодовико, или Алоизи, де Верме, кондотьеру, состоявшему на папской службе. Кондотьеры в те времена были не только военачальниками, но и предпринимателями.





Таблица 34

Инвестиции римского филиала в другие компании Медичи



Таблица 35

Дебетовые балансы на сумму свыше 1000 камеральных флоринов по данным римского филиала



Таблица 36

Вклады без ограничений, перечисленные в балансе римского филиала



Таблица 37

Кредитовые балансы свыше 1000 флоринов в гроссбухе римского филиала на 12 июля 1427 г.



Таблица 38

Дебетовое сальдо зарубежных корреспондентов в соответствии с балансом римского филиала



В пассиве баланса за 1427 г. удивляет отсутствие счета движения капитальных средств. Однако необходимо помнить, что после 1426 г. римскому филиалу капитала не выделялось. Заметно выделяется также счет на имя Бартоломео де Барди как хранителя Апостольской палаты в размере почти 24 500 флоринов. На самом деле, как мы помним, на его имя был открыт текущий счет папского казначейства. Поскольку Апостольская палата имела кредитовый баланс, в то время папский двор не занимал деньги на покрытие текущих расходов. В книге закупок мы видим всего семь счетов к оплате на сумму свыше 1000 флоринов (таблица 35). Три кредитора были кардиналами. Одним из них был Анри Бофор (ум. 1447), незаконнорожденный брат Генриха IV, короля Англии.

Гораздо большее значение имеет список срочных вкладов, точнее, вкладов a discrezione (таблица 36). Как видно из баланса, все вкладчики имели депозитные сертификаты, которые наделяли их правом на процентные выплаты, если банк получил прибыль, но, с другой стороны, ограничивали их возможность держать деньги на депозите определенным временем. Список возглавляют племянники папы (Мартин V был представителем известной семьи Колонна). Поскольку многие видные богословы считали вклады a discrezione ростовщическими, весьма любопытно найти в списке вкладчиков двух кардиналов. Все остальные вкладчики без исключения – прелаты, исполнявшие важные функции при Римской курии или служившие в Апостольской палате. Одним из самых влиятельных считался немец по имени Герман Дверг. По сведениям из некоторых источников, он был доверенным лицом Мартина V и всегда имел доступ к папе, даже когда тот болел и лежал в постели. 14 декабря 1430 г., когда Дверг умер, ходили слухи, что он – один из богатейших людей в Риме. «Но, – замечает Людвиг фон Пастор, – несмотря на все свои богатства, он сохранил дух евангельской бедности» – видимо, благодаря тому, что помещал деньги под проценты в Банк Медичи. Еще один персонаж, пользовавшийся доверием Мартина V, – Оддо Почча де Варрис, казначей Апостольской палаты после 1426 г. На этот пост обычно назначали прелата не ниже епископа. После смерти Мартина V в 1431 г. Евгений IV бросил его в тюрьму. Он хотел выяснить местонахождение тайных средств своего предшественника и, конечно, наложить руки на все спрятанные сокровища, какие ему удастся найти.

Некоторые тайные вклады размещались в Банке Медичи; судя по балансу за 1427 г., к услугам Мартина V было почти 1200 флоринов на особом счете. Эти деньги поступали из его личного кошелька; но цель заведения особого счета не оговаривается. Поскольку папа не заключал договора, нет доказательств того, что он получал проценты или так называемую долю в прибыли. Несколько вкладчиков были родом из Генаццано, деревни в окрестностях Палестрины, где у семьи Колонна имелась фамильная крепость. Судя по всему, Мартин V по возможности пользовался услугами вассалов своей семьи, которым он мог доверять: феодализм в то время еще далеко не умер.

Бартоломео де Барди, который довольно неожиданно скончался в январе или феврале 1429 г., заменили Антонио ди мессер Франческо Салютати да Пеша (то есть из Пеши, деревни в окрестностях Пистойи). В архиве Ватикана его часто называют Антониусом да Песка без указания на его связь с Банком Медичи, поэтому ученые не всегда узнавали его. По партнерскому соглашению от 10 марта 1429 г. его долю в прибыли подняли с 1/10 до 1/8. Ни старшие партнеры (Козимо и Лоренцо де Медичи и Иларионе де Барди), ни Антонио Салютати не были обязаны инвестировать капитал. Судя по партнерскому соглашению, вкладом первых стало лишь доброе имя, вызывавшее доверие вкладчиков и кредиторов. Салютати, как ожидалось, полностью посвятит себя ведению дел. Данное условие повторяется и в более поздних соглашениях и лишний раз подтверждает то, что известно из других источников, а именно – что римский филиал работал без капитала.

Антонио Салютати недолго оставался во главе римского филиала. В 1435 г., после возвращения Козимо из ссылки, его призвали во Флоренцию, где он занял пост главного управляющего. Управление римским филиалом перешло к Антонио де сер Лодовико Делла Каза (1405–1459), в основном на тех же условиях, кроме того что его доля в прибыли составляла 1/6, а доля старших партнеров – 5/6. Соглашение было подписано на три года, с 25 марта 1435 г. до 25 марта 1438 г. Когда срок его действия истек, продлевать его не стали, потому что Антонио Делла Каза покинул службу Медичи и основал собственную компанию с Якопо Донати. Их предприятие оказалось довольно успешным; бухгалтерские книги компании, основанной Антонио Делла Каза, до наших дней хранятся в архиве Воспитательного дома.

Следующим управляющим римским филиалом стал Роберто Мартелли (1409–1464). По условиям партнерского соглашения от 25 марта 1439 г. долю управляющего в прибыли снова сократили до 1/8. Остальное оставили без изменений. Как обычно, ожидалось, что управляющий всецело посвятит себя делам компании и будет предоставлять кредит только купцам и придворным, которые пользовались хорошей репутацией. Роберто Мартелли оставался в должности управляющего римским отделением до своей смерти в 1464 г. Его сменил Джованни ди Франческо Торнабуони, зять Пьеро де Медичи.

Прежде чем рассматривать историю римского филиала после 1464 г., полезно будет ненадолго остановиться и вспомнить ряд значимых событий, произошедших в 1429–1464 гг., то есть в период, прошедший от смерти Бартоломео де Барди до смерти Роберто Мартелли. Именно в те годы судьбу Банка Медичи определял Козимо де Медичи. Первые пятнадцать лет указанного периода стали временем больших несчастий папского двора. Поскольку Римская курия составляла смысл существования римского филиала, на него, конечно, оказывал влияние ход событий, который потряс основания мирской и духовной власти папы. Либо из-за неблагоприятного стечения обстоятельств, либо из-за слабости характера Евгений IV подверг опасности работу своего предшественника. Бежав из Рима после восстания республиканцев, он в течение 9 лет (с 4 июня 1434 до 28 сентября 1443 г.) странствовал по Италии. В то же время, когда пошатнулась мирская власть, Базельский собор бросил вызов верховенству папы в духовных вопросах. События достигли кульминации, когда на Базельском соборе (25 июня 1439) Евгения IV попытались лишить тиары, а 5 ноября 1439 г. избрали антипапу Феликса V (Амадея Савойского). Римский филиал, конечно, следовал за Евгением IV в его странствиях.

В 1433 г., по просьбе кардинала Джулиано Чезарини (ум. 1444), Медичи открыли контору в Базеле и послали туда из Женевы Джованни д’Америго Бенчи, чтобы тот наладил работу нового учреждения. Как только новая контора заработала, во главу ее поставили Роберто Мартелли, фактора римского филиала с 1424 г. Его присутствие в Базеле задокументировано с декабря 1433 до 1438 г., когда он уехал в Феррару, куда папа Евгений IV перенес Вселенский собор. Поскольку не все участники собора повиновались призыву папы и приехали в Феррару, контора в Базеле также продолжала работу под руководством Джовенко ди Лоренцо Делла Стуфа (1413 – после 1469), еще одного фактора римского филиала. Он ушел из Банка Медичи в 1441 г., занялся морскими перевозками и в конце концов стал командующим флорентийскими галерами. Поскольку Вселенский собор к тому времени агонизировал, задачу ведения дел поручили родственнику Джовенко, Лоренцо ди Джованни Делла Стуфа. Он должен был закрыть временную контору, которую Медичи держали в Базеле в 1433–1443 гг.

Юридический статус базельской конторы не до конца ясен; непонятно даже, была ли она непосредственным дочерним предприятием Банка Медичи или находилась уровнем ниже и считалась подотделом женевского или римского филиалов. Пока базельской конторой управлял Роберто Мартелли, в документах он именовался фактором, а не партнером компании «Козимо и Лоренцо де Медичи и K°.». То же относится и к Джовенко Делла Стуфа, которого в одном нотариальном контракте называют eorum factor, «их фактором». Поэтому можно считать базельскую контору просто агентством, которым управлял фактор, наделенный генеральной доверенностью, но не возведенный в ранг партнера.

Работа базельской конторы напоминала работу римского филиала и состояла главным образом в ведении финансовых дел Вселенского собора или в переводе средств для присутствовавших на соборе священнослужителей. Часто переводные операции подразумевали займы. В качестве примера, 10 июня 1435 г. базельское отделение Банка Медичи, движимое «чистой дружбой», ссудило 1100 камеральных флоринов Югу де Лузиньяну, кардиналу Кипра и брату номинального короля Иерусалима, и получило от него документ на передачу прав на доходы от одного из его приходов, аббатства Монтеверджине в окрестностях Авеллино в Неаполитанском королевстве. Признанием долга служит нотариально заверенный документ, написанный не на бумаге, а на пергаменте. Не все займы делались на большие суммы. 30 января 1435 г., например, Франческо Боссо, специалист по гражданскому и церковному праву, которому вскоре предстояло стать епископом Комо, признал получение займа в 30 камеральных флоринов от Роберто Мартелли, фактора компании «Козимо и Лоренцо де Медичи» в Базеле, и обещал вернуть долг в течение 8 месяцев. Документ засвидетельствован одним кардиналом и двумя епископами, так что другие гарантии сочли ненужными.

Очевидно, священнослужители считались более надежными должниками, чем миряне, потому что на них всегда можно было повлиять угрозой отлучения от церкви, а Медичи не колеблясь прибегали к такому средству давления на неплательщиков. Каким бы ужасным ни казалось отлучение, иногда оно не действовало, особенно на мирян, которые не до конца понимали ужасные последствия проклятия. Кроме того, им не приходилось бояться, что их лишат приходов. Судя по красноречивому замечанию на балансе базельской конторы (1442), долг в 19 флоринов сочли невозвратным, потому что главный должник к тому времени много лет как умер, а его поручитель, мирянин, хотя его и отлучили от церкви, остался непоколебим. «Возможно, – меланхолично пишет автор замечания, – какая-то надежда вернуть долг еще сохранялась бы, будь он священником».

Как становится понятно из дошедших до нас libri segreti, с 1433 до 1437 г. базельская контора принесла прибыль в 5499 счетоводных флоринов 15 с., но после того периода понесла убытки в 434 флорина 14 с. 6 д., скорее всего из-за накопления безнадежных долгов, не списанных в предшествующие годы, и из-за неуклонного снижения количества операций, так как присутствие на Базельском соборе постепенно сходило на нет. Общая прибыль равнялась 5065 счетоводных флоринов 6 д. (таблица 17), не такой плохой результат, если учесть, что Медичи не ассигновали конторе в Базеле никакого капитала, но «делали ставку» исключительно на свою репутацию.

В флорентийских архивах сохранился баланс от 24 марта 1442 г. компании «Джованни Бенчи и K°.» в Базеле. Под таким названием в то время действовал женевский филиал Банка Медичи. Поэтому можно предположить, что базельская контора подчинялась женевской. Баланс представляет особый интерес, потому что проливает свет на процедуру ревизии и проверки финансовой отчетности. Каждая позиция сопровождается комментарием о перспективах получения платежа в случае дебиторской задолженности и о вероятности невозврата долга в случае депозитов. Например, типично такое замечание: «У этого клиента такие трудности со средствами к существованию, что он не в состоянии нам платить, а продажа содержимого его лавки влечет одни трудности и не принесет нам достаточно средств на покрытие его долга». Кроме того, они почти не надеялись получить платеж от мессера Роберто дельи Адимари, бывшего епископа Вольтерры, потому что «ему едва хватает на пропитание». В других случаях комментарии гораздо бодрее; в них выражается надежда на то, что долг наверняка будет выплачен. Многие священнослужители, приехавшие на Вселенский собор, имели депозитные счета, откуда они брали средства на проживание. Часто встречается такая приписка по отношению к тому или иному вкладчику: «он постепенно изымает свои средства». На основании примечаний к балансу можно прийти к выводу, что по крайней мере 22 позиции в разделе «Активы» на общую сумму в 575 флоринов представляют просроченные счета, которые следовало списать.

В таблице 39 приведена краткая сводка баланса базельской конторы от 24 марта 1442 г. Хотя Медичи были торговыми банкирами, сводка в очередной раз доказывает, что основу их деятельности составляли банковские операции, а не торговля. И все же они торговали сукнами, шелками и серебряной посудой. На эти три вида товаров имелся спрос среди священнослужителей, приехавших на Вселенский собор.

Долг делегатов от Греческой православной церкви в размере 574 камеральных флорина компенсировался позицией на ту же сумму на кредите счета. Очевидно, средства предоставил Козимо де Медичи – скорее всего, он вмешался от имени папы. Позицию на 200 камеральных флоринов на расходы в наши дни включили бы не в «Активы», а в «Ведомость прибылей и убытков». Другие отделения компании Медичи были должны базельской конторе почти 3100 камеральных флоринов; основную часть этой суммы (2248 камеральных флоринов 17 с. 2 д.) был должен женевский филиал, и еще 777 флоринов 10 с. – венецианский филиал. Дебит римского филиала составлял всего 64 флорина 5 с. и затмевался кредитом на 1660 флоринов 7 с. 3 д. Как обычно, римский филиал находился в положении кредитора, скорее всего, из-за денежных переводов для Римской курии. Подробный реестр различных монет, хранимых в сундуке, показывает, что почти половина денег состояла из рейнских флоринов и нескольких гелдерландских клинкертов, но не из флорентийских флоринов или венецианских дукатов. Помимо золота, в резерв входила местная серебряная валюта на сумму в 308 рейнских флоринов и невыкупленных залогов в виде украшений, на сумму в 132 рейнских флорина. Судя по таким доказательствам, Медичи также ссужали деньги под залог, то есть занимались делом, обычно предоставлявшимся лицензированным и нелицензированным ростовщикам (закладчикам). Интересно, что в разделе мелких сумм фигурирует конторская мебель на сумму в 1 1 камеральных флоринов.

В пассиве баланса отсутствуют записи о счете основных средств, так как его не было. Как показывают цифры, главным кредитором являлся Бернар де ла Плэн, епископ Дакса, один из лидеров соборного движения, которого Феликс V сделал кардиналом. Он изымал по 30–40 дукатов в месяц. Поскольку на его балансе находилось 2 тыс. камеральных флоринов, на то, чтобы опустошить свой счет, ему понадобилось бы 5 или 6 лет. Позиция в 889 флоринов прибыли в 1440 и 1441 гг. была бы почти ликвидирована, если бы списали все безнадежные долги.

Нельзя забывать, что баланс составлялся в тот период, когда Базельский собор покинули все, кроме раскольников-сторонников Феликса V. Конечно, объем операций бывал гораздо больше, когда собор действовал в полном объеме.

Из-за многочисленных пробелов в записях почти ничего не известно о деятельности римского филиала в 1435–1439 гг., когда он следовал за папой Евгением IV из одной временной резиденции в другую. Походная жизнь не мешала римскому филиалу получать неплохую прибыль: она выросла с 5510 камеральных флоринов в 1435 г. и 5816 камеральных флоринов в 1436 г. до 8066 камеральных флоринов в 1437 г. и 8585 камеральных флоринов в 1438 г. Однако прибыль не распределялась между партнерами: филиал заложил значительные резервы на возмещение безнадежных долгов и выплату начисленной заработной платы. Всего партнеры получили всего 8304 камеральных флорина за трехлетний период, с начала 1435 до конца 1437 г. по флорентийскому стилю. В соответствии с партнерским соглашением, доля Медичи составляла 6920 камеральных флоринов, а доля Антонио Делла Каза, управляющего, – 1384 камеральных флорина. В конце 1437 г. (по флорентийскому стилю, то есть 24 марта 1438 г.), когда Делла Каза вышел из компании Медичи, он при окончательном расчете получил еще 1370 флоринов; его партнеры взяли на себя полную ответственность за все убытки по безнадежным долгам и выплаты на случай непредвиденных обстоятельств.





Таблица 39

Баланс базельской конторы Банка Медичи, 24 марта 1442 г.



В переписке содержатся намеки на то, что Антонио Делла Каза остался не совсем доволен таким расчетом и жаловался, что с ним обошлись несправедливо, потому что слишком много вычли по всевозможным условиям. Поскольку его целиком освободили от ответственности, дело, скорее всего, не дошло до суда. И все же его жалобы не были совсем безосновательными по праву справедливости. Будучи проницательным предпринимателем, Антонио Делла Каза хотел получить больше, но соблюдал осторожность, чтобы не разрушить узы дружбы. Хотя он основал свой банк, он по-прежнему поддерживал хорошие отношения с Медичи. Взамен он сохранил их доверие. Позже они рекомендовали своим агентам считать банк Делла Каза надежной компанией, с которой позволительно вести дела.

Часть нераспределенной прибыли римского филиала направлялась на финансовую экспансию. Так, сумму в 550 экю по 64 или 5690 камеральных флоринов вложили в женевский филиал, и еще 6 тыс. камеральных флоринов стали необходимым капиталом для открытия 25 марта 1439 г. филиала в Брюгге. Судя по записям в libro segreto, экспансия финансировалась главным образом реинвестированием прибыли, а не новыми инвестициями партнеров. Средства, которые они изымали из оборота, шли либо на покупку дорогих имений, либо на демонстрацию щедрости в виде произведений искусства, коллекций книг, даров монастырям или перестройки церквей, таких как Сан-Лоренцо.

24 марта 1439 г., согласно платежной ведомости, пяти сотрудникам римского филиала выплатили 300 дукатов, или камеральных флоринов. В римском филиале служили пять факторов: Роберто Мартелли, который вскоре стал управляющим партнером, Андреа Бартолини, Джованни ди Бальдино Ингирами, которому вскоре предстояло стать управляющим головным отделением во Флоренции, Леонардо Верначчи и Бартоломео ди Нанни ди Неттоло Бекки. В то время, когда римский филиал находился в Ферраре (1438), там какое-то время служил Джованни, сын Козимо, тогда 17-летний юноша, дабы приобрести необходимый опыт. 6 июня 1438 г. мать писала Джованни, что он должен радоваться, «потому что остается в банке и чему-то учится». Сер Джованни Каффареччи, бывший наставник, в то же время также писал ему примерно в том же ключе, добавив, что Козимо будет безмерно рад, если его сын как следует ознакомится с принципами работы бухгалтерии. Кроме того, Джованни призывали не завидовать брату Пьеро, которого не допускали к работе за конторкой. Общеизвестно, что Козимо готовил старшего сына к политической карьере, а младшего – к предпринимательской деятельности. Однако его планам не суждено было осуществиться из-за преждевременной смерти Джованни (1463). После кончины самого Козимо (1464) Пьеро вынужден был взять на себя ответственность за интересы семьи не только в политике, но и в бизнесе.

Из-за пробелов в сохранившихся записях почти ничего нельзя сказать о римском филиале в 1439–1464 гг., когда скончались и Роберто Мартелли, и Козимо де Медичи. Скорее всего, филиал по-прежнему процветал, поскольку нигде нет ни намека на трудности. По крайней мере, в первые 12 лет, с 1439 по 1450 г., прибыль была удовлетворительной и в среднем составляла около 6200 камеральных флоринов в год (таблица 40). Пиком можно считать 1439 год, когда прибыль выросла почти до 14 400 камеральных флоринов. Такой великолепный результат скорее свидетельствует о талантах Роберта Мартелли, чем о том, что дела с Римской курией шли оживленнее, чем обычно. В 1439 г. Вселенский собор собрался во Флоренции, чтобы попытаться решить вопрос об объединении латинской и греческой церквей. В числе видных гостей на соборе присутствовали епископ Константинопольский, а также император Византийской империи Иоанн VIII (Палеолог). Целью последнего главным образом было заручиться военной поддержкой Запада против турок, которые угрожали поглотить последние остатки греко-ромейской цивилизации: их владения к тому времени достигали предместий Константинополя. Такой приток гостей, прелатов и сановников, конечно, благоприятно сказался на делах римского филиала, главным образом на обменных операциях. И в последующие годы, после принятия мер предосторожности на случай безнадежных долгов и других непредвиденных обстоятельств, чистая прибыль, хотя и немного понизилась, ни разу не опускалась ниже 3 тыс. флоринов. Старшие партнеры были так довольны результатами, что, начиная с 1446 г., долю Мартелли в прибыли увеличили с 1/8 до 1/6.

В 1445 г., судя по таблице 26, в штате римского филиала числились три человека, уполномоченные выписывать переводные векселя: Роберто Мартелли, управляющий; Леонардо Верначчи, его главный помощник; Джованни Торнабуони, бухгалтер. Их почерк («руку») должны были признавать зарубежные корреспонденты. Однако лишь в 1458 г., после реорганизации филиала, Джованни Торнабуони возглавил то, что сегодня назвали бы банковским департаментом.





Таблица 40

Чистая прибыль римского филиала (1439–1450) (Все суммы указаны в камеральных флоринах)

а Эти суммы получены после позднейших поправок, когда стало ясно, что отложенные резервы избыточны.

б После 1446 г. долю Мартелли в прибыли увеличили с 1/8 до 1/6.





В конце 1450-х гг. Роберто Мартелли почти все время отсутствовал в Риме, потому что его избирали на выборные должности. В 1457 и 1458 гг. он был подестой Прато (Тоскана). В его отсутствие римским филиалом управлял его главный помощник Леонардо д’Анджело Верначчи (1418 – ок. 1476), сын флорентийского фабриканта-сукнодела, который служил в римском филиале примерно с 1435 г. По сложившейся традиции, после того как Верначчи стал исполнять обязанности управляющего, к нему стали относиться как к партнеру и выделили долю прибыли в размере 1/10.

В то время факторами в Риме были: Джованни Торнабуони, который вел бухгалтерию; Филиппо Мази, который отвечал за quaderno di cassa, дополнительную кассовую книгу, и вел часть переписки; Филиппо д’Уголино Мартелли, который ведал основной кассовой книгой, и Дзаноби Мачинги, который, вместе с Карло д’Уголино Мартелли, управлял fondaco, то есть, скорее всего, товарным складом. В начале марта 1458 г. Роберто Мартелли объявил о перераспределении задач после Нового года (то есть после 25 марта): Филиппо Мартелли стал кассиром, Филиппо Мази передали главную бухгалтерскую книгу, а Джованни Торнабуони должен был заниматься переводными векселями и рутинной перепиской, которую не вел сам управляющий.

Верначчи, который либо не любил Торнабуони, либо не доверял ему, не одобрил повышение последнего. Разногласия между ними начались уже давно. Торнабуони поступил на службу к Медичи лишь в 1443 г., в 15-летнем возрасте, когда его сестра Лукреция вышла замуж за Пьеро ди Козимо де Медичи. Верначчи, следовательно, был старше его по возрасту и по положению. Уже в 1449 г. Торнабуони жаловался на то, что Верначчи придирается к нему и плохо с ним обращается. Помимо того, Верначчи в присутствии Джованни Бенчи обвинил Торнабуони в том, что тот упрям и халатно относится к своим обязанностям кассира. Бенчи написал Торнабуони ругательное письмо, которое последний тут же переслал Пьеро ди Козимо, своему зятю, отрицая все обвинения и уверяя, что он усердно исполняет свои обязанности. Торнабуони не сомневался, что Роберто Мартелли подтвердит его преданность делу – Мартелли в то время как раз находился во Флоренции.

Верначчи снова дал волю своей неприязни к Торнабуони, когда обратился к Джованни ди Козимо с письмом от 2 июня 1453 г. В нем Верначчи жаловался на то, что один из факторов, Алессандро ди Бернардо де Барди, очень способный и дисциплинированный молодой человек, 8 лет прослуживший в римском филиале, подал в отставку, потому что ему отказали в повышении и он не получил должного признания за свою службу. Верначчи, косвенно намекая на Торнабуони, указал, что такое несправедливое обращение противоречит политике компании Медичи, которая ранее «продвигала по службе всех, кто хорошо трудится, независимо от семейных связей». «Пока повышение всецело основано на заслугах, – продолжал Верначчи, – все довольны».

Весной 1458 г., пока Мартелли отсутствовал, римским филиалом управлял Верначчи. Торнабуони жаловался Пьеро, что Верначчи отказал ему в повышении, вмешивается в его работу и мешает ему исполнять его новые обязанности. Очевидно, Пьеро написал Верначчи, который ответил, что обращается с Торнабуони крайне мягко. Верначчи распространялся на ту же тему в письме к Козимо; он уверял, что они с Торнабуони «как братья». Конечно, Торнабуони все отрицал. По его мнению, их отношения никак нельзя было назвать добросердечными. Напротив, они отличаются напряженностью, а Верначчи настроен по отношению к нему еще более враждебно. На самом деле речь шла о том, кто станет преемником Роберто Мартелли. Такие столкновения характеров случаются и в современных корпорациях; они довольно часто препятствуют эффективному ведению дел, потому что те, кто должен сотрудничать, больше заинтересованы плести интриги, желая «свалить» противника. Конфликт Верначчи и Торнабуони свидетельствует о том, что данная проблема не нова и что человеческая природа за много столетий почти не изменилась.

В начале 1464 г., когда умер Мартелли, старшие партнеры не сразу подыскали ему замену и на несколько месяцев оставили дела в прежнем состоянии. Смерть Козимо 1 августа 1464 г. еще больше отсрочила решение. Тем временем Верначчи снова стал исполнять обязанности управляющего, и конфликт с Торнабуони обострился. 23 марта 1465 г. Торнабуони прямо написал Пьеро де Медичи, что положение сложилось невозможное, Верначчи перехватывает его письма, они совершенно несовместимы, и он, Торнабуони, скорее подаст в отставку, чем будет служить под началом Верначчи. Последний довод стал решающим: Пьеро не мог отказаться от зятя, и Верначчи был принесен в жертву.

Судя по налоговой декларации катасто за 1470 г., Верначчи поступил в банкирский дом «Ринальдо Делла Луна и братья», имевший отделения во Флоренции и Риме. Когда он обанкротился, Верначчи лишился почти всех денег и остался в довольно тяжелом финансовом положении. Так как у него имелись знакомые среди папских придворных, в мае 1469 г. он открыл собственный банк. В банке не было капитала; он был основан исключительно на доверии друзей Верначчи, которые хотели положить деньги на депозит. В 1474 г. банк еще работал, а в качестве партнера в компанию вошел Бенедетто Салютати.

Новый контракт между Пьеро ди Козимо и Джованни Торнабуони был подписан лишь в октябре 1465 г., хотя действовал задним числом и вступал в силу 25 марта. Он был рассчитан на 5 лет. Как обычно, все бремя управления ложилось на плечи Торнабуони, которого уполномочили торговать, заниматься обменом и служить Апостольской палате в пересылке папских булл и других вопросах. Поскольку инвестированного капитала не было, ожидалось, что Торнабуони поможет признанная репутация Медичи. Ему причиталась доля прибыли в размере 1/6. Его обязанности описывались очень подробно. Торнабуони не имел права нанимать и увольнять служащих; он должен был исполнять волю и распоряжения Пьеро, то есть проводить политику Пьеро. Короче говоря, хотя формулировки могли отличаться от других партнерских соглашений, суть осталась прежней. Вероятно, соглашение неоднократно продлевали, так как Джованни Торнабуони оставался во главе римского филиала на протяжении 30 лет, до 1494 г., когда Медичи изгнали из Флоренции. За долгий период службы ему удалось сохранить доверие Пьеро, своего зятя, а потом и Лоренцо, своего племянника.

Начиная с 1465 г. не сохранилось никаких бухгалтерских документов, и потому нам приходится полагаться на дошедшие до нас письма Торнабуони, адресованные старшим партнерам. К сожалению, материала недостаточно. Кроме того, средневековые деловые письма многословны и иногда туманны, поэтому их не всегда легко истолковать. Одна маленькая подробность, возможно, не лишена смысла: в письмах Лоренцо де Медичи Джованни Торнабуони, его дядя по материнской линии, до 1481 г. употребляет фамильярное «ты», а позже переходит на более официальное «вы». Конечно, к Лоренцо всегда обращались «ваше великолепие», но такая форма обращения уже была в ходу во времена Пьеро и в последние годы жизни Козимо. Отражают ли такие изменения постепенное возвышение Медичи из статуса рядовых граждан и купцов к статусу суверенных правителей? И считал ли даже Джованни Торнабуони уместным признавать их превосходство и соблюдать новые правила этикета?

В отличие от раннего периода, когда римский филиал был главным столпом, поддерживавшим Банк Медичи, период 1464–1494 гг. характеризуется нарастанием трудностей, особенно после заговора Пацци (1478), который угрожал Банку Медичи падением. Разгневанный папа Сикст IV, поддержавший заговор, не только угрожал секвестировать все имущество Медичи в Риме, но и, воспользовавшись кризисом, отказался выплачивать долг Апостольской палаты и расторг контракт на квасцы. В декабре 1481 г., когда Медичи вернулись в Рим, одной из первых задач Джованни Торнабуони стало достижение соглашения с Апостольской палатой относительно прошлой задолженности. Претензии Медичи признали, но выплаты шли медленно и с трудом; из-за насущных нужд папского казначейства Апостольская палата не проявляла пунктуальности в выплате просроченных долгов и выполнения обещаний. Так как денег в папской казне не было, Торнабуони предложили в счет долга запасы квасцов. Однако продать их оказалось трудно, особенно после того, как торговля ими снова перешла в руки генуэзцев, а отделения Банка Медичи в Брюгге и Лондоне были ликвидированы.

Призывы к папе были тщетными – он не хотел отменять решений своих советников. Удрученный Джованни Торнабуони писал Лоренцо Великолепному: «Его святейшество более склонен просить об одолжениях, чем исполнять обязательства». В другом письме он допускает одно поразительное сравнение: по его словам, папа (Иннокентий III), «вместо того, чтобы проявлять либерализм и великодушие, неподатлив, как труп».

Дело было вовсе не в том, что Иннокентий III не благоволил Медичи. В конце концов, дочь Лоренцо, Маддалена, вышла замуж за сына папы, Франческо Чибо, а сам Иннокентий сделал Джованни де Медичи (позже Льва Х) кардиналом в 14-летнем возрасте. Но папы эпохи Ренессанса – Мартина V часто называют последним средневековым папой – были транжирами, поощряли кумовство и часто вовлекались в непрекращающиеся и дорогие войны в результате своей уклончивой внешней политики. Однако весной 1487 г. Иннокентий III попытался экономить. Он распустил отряды наемников и призывал к сокращению расходов. Джованни Торнабуони уже потирал руки и с неоправданным оптимизмом писал Лоренцо: «Если папа при деньгах, то же ждет и нас». Однако все вышло наоборот, потому что папский двор по-прежнему жил не по средствам, и дни излишков и обширных резервов определенно остались в прошлом. То же можно сказать и о Банке Медичи. Дни легкой прибыли остались позади.

Отправляя старшим партнерам баланс за 1476 г. по флорентийскому стилю, Джованни Торнабуони сообщал, что прибыль мала из-за расходов по займам и убытков вследствие неуплаты долговых обязательств. На следующий год он предложил списать все сомнительные претензии и отложить солидные резервы, чтобы не питать нереалистичных мечтаний о величине прибылей. После заговора Пацци (1478) дела пошли еще хуже. Просто чудо, что Медичи удалось пережить этот удар и сохранить доверие вкладчиков и кредиторов. После кризиса Торнабуони с удовлетворением замечал, что тревоги нет, но он призывал принять меры, чтобы «очистить» баланс от сомнительных активов и сократить бремя расходов по займам. В 1483 г. он поздравлял себя с тем, что, «слава богу, в предыдущем году убытков не было». Он выражал надежду, что римский филиал снова начнет приносить прибыль и что будет достигнуто соглашение с Апостольской палатой, хотя к тому времени Апостольская палата отделывалась одними обнадеживающими словами. Если бы тогда удалось решить вопрос с квасцами, все вернулось бы в норму и римский филиал снова стал бы процветать.

Увы! Джованни Торнабуони тешил себя иллюзиями, и вскоре его надежды разбились вдребезги. В апреле 1488 г. ему пришлось признать, что результаты прошлого года снова неблагоприятны из-за избыточных расходов по займам в связи с папским казначейством в Марке и выплатами Франческо Чибо. На следующий год в письмах Торнабуони вновь забрезжила надежда, хотя он рекомендовал принять меры предосторожности ввиду скорого банкротства Карло Мартелли и Спаннокки, чтобы Медичи, «избежав стольких бед, не утонули в стакане воды».

Судя по заключенному в то время партнерскому соглашению между Лоренцо Великолепным и Джованни Торнабуони, последний еще надеялся удержать римский филиал на плаву, хотя испытывал гораздо меньше оптимизма в связи с будущим лионского филиала. Во всяком случае, соглашение демонстрирует, что ему не терпелось покинуть этот тонущий корабль. Хотя оно датировано 22 июля 1487 г., оно вступало в силу задним числом, 25 марта, в начале года по флорентийскому стилю.

Как обычно, филиал работал без основного капитала. Однако в соглашении оговаривалось, что старая компания, отныне упраздненная, должна новой 18 783 камеральных дуката. Следует ли из этого заключить, что пассивы превышали активы на эту сумму? Если так, римский филиал был практически банкротом. Во всяком случае, выражалась надежда, что, из-за недооцененности активов, ликвидация прежней компании будет бездефицитной. Любой излишек, если он останется после погашения задолженностей в размере 18 783 дуката, надлежало разделить следующим образом: 3/4 Лоренцо де Медичи и 1/4 – Джованни Торнабуони. Однако излишек пошел бы не на выплаты партнерам, а на инвестиции в новую компанию с целью роста ее состояния, то есть увеличения оборотного капитала. Прибыль новой компании надлежало делить в той же пропорции. Римскому филиалу также перечислялась вся прибыль, если она будет, коммандитного товарищества в Неаполе, управление которым поручено было Джованни Торнабуони на обычных условиях.

В контракте 1487 г. важно не столько само по себе соглашение относительно Рима, но два необычных условия, которые касались Флоренции и Лиона. Очевидно, за несколько лет до того Джованни Торнабуони приняли партнером и в флорентийское отделение, и в лионский филиал. Ему настолько не терпелось выйти оттуда, по возможности без ущерба для себя, что он включил в партнерское соглашение 1487 г. особый пункт. Лоренцо Великолепный разрешал своему дяде выйти из компаний во Флоренции и в Лионе, освобождал его от дальнейшей ответственности и обещал возместить, без удержания убытков, также его долю в капитале флорентийского отделения и 3 тыс. экю, которые Торнабуони вложил в лионский филиал. Последний в то время находился в особенно тяжелом состоянии из-за плохого управления Лионетто де Росси. Джованни Торнабуони всегда не доверял ему и никогда не одобрял политики Сассетти по отношению к лионскому филиалу; скорее всего, партнером он стал нехотя, только чтобы не противоречить Лоренцо. Теперь Торнабуони не желал отвечать за последствия той политики, против которой он ранее выступал. Специалистам по истории торгового права предстоит решить, насколько законным было его соглашение с Лоренцо. В наши дни партнер не может так легко уклониться от ответственности.

После 1487 г. Джованни Торнабуони почти все время проводил во Флоренции, а управление римским филиалом поручил своему племяннику, Онофрио, или Нофри ди Никколо Торнабуони. В 1492 г. ожидалось, что банки-корреспонденты в срок оплатят переводные векселя, выписанные дядей и племянником, а также Леонардо Бертолини и Донато Торнабуони.

В 1494 г. римский филиал был еще жив, но еле дышал. Насколько Джованни Торнабуони в ответе за такое положение дел? Ответить на этот вопрос трудно. Конечно, он в определенной степени стал жертвой обстоятельств; старшие партнеры не всегда прислушивались к его советам или вовлекали его в необоснованные кредитные операции по политическим или семейным соображениям – так, филиал предоставил займы Орсини и Франческо Чибо. Кроме того, не приходится сомневаться в том, что Джованни Торнабуони не отличался выдающимися способностями или даром предвидения. Его кругозор был довольно узким. Разбираясь в бухгалтерии, он не видел более широких аспектов экономических проблем. Более того, он был порывистым и не обращал внимания на проблемы, как было в деле с монополией на квасцы, когда он не предвидел последствий своей политики. Так, он жаловался на отказ лондонского филиала и филиала в Брюгге перевести деньги, но совершенно не обращал внимания на трудности с денежными переводами. Он также не понимал, что контракты на квасцы делали его все более зависимым от Апостольской палаты и состояния папских финансов.

Джованни Торнабуони не отличался покладистым характером, хотя сам часто жаловался на других, например на Томмазо Портинари, с которым, по его мнению, трудно было договориться. Его ссоры и вспышки явно не способствовали благосклонности к нему старших партнеров. С другой стороны, в его честности сомневаться не приходится. После 1478 г. он пытался экономить, но волей-неволей был вынужден участвовать в новых рискованных операциях. Его преданность Медичи также сомнению не подвергается. В письме от 29 ноября 1487 г. о продлении партнерского соглашения он пишет Лоренцо: «Бог на небе, а Ваше Великолепие на земле». Вероятно, он выражался так не из одного лишь подобострастия.

В 1494 г., когда Медичи утратили власть, Джованни Торнабуони создал компанию со своим сыном Лоренцо, возглавил римский филиал и заключил соглашение с новым правительством на часть заложенного имущества ссыльной семьи. Как оказалось, Медичи были скорее должниками, чем кредиторами, и новый режим с радостью позволил Торнабуони улаживать дела. В 1497 г. Лоренцо Торнабуони подвергли пытке и казнили за участие в заговоре с целью восстановления власти Медичи. К счастью, его отец Джованни не дожил до этой трагедии.

Нет никаких свидетельств того, что Джованни Торнабуони принимал какое-либо участие в интеллектуальном движении Возрождения, например, коллекционировал книги или антиквариат, был знатоком живописи или скульптуры. Тем не менее он следовал примеру самих Медичи, Франческо Сассетти и других управляющих Банка Медичи, и заказал Гирландайо фрески: во-первых, на стене часовни в церкви Санта-Мария-сопра-Минерва в Риме, где в 1477 г. была похоронена его супруга, Франческа ди Лука Питти, а позже в часовне Торнабуони за главным алтарем церкви Санта-Мария-Новелла во Флоренции. Последние считаются шедевром художника. На двух панелях изображены даритель, Джованни Торнабуони, и его покойная жена; они запечатлены в коленопреклоненных позах, как было принято в тот период. Судя по портрету, Джованни Торнабуони не производит впечатления сильной личности; скорее он выглядит ведомым, а не ведущим; человеком, который подчиняется условностям. В том заключался большой недостаток Джованни Торнабуони как предпринимателя.

Назад: Железная руда Эльбы
Дальше: Глава 10. Отделение во Флоренции (Tavola) и филиал в Венеции (Fondaco)