Основу ресурсов Банка Медичи составлял не corpo (основной капитал), а sopracorpo, понятие, которое иногда не слишком адекватно переводят словом «излишек». На самом деле у слова sopracorpo гораздо более широкое значение, чем у слова «излишек» в наши дни. В него входили: 1) нераспределенная прибыль, которую позволялось накапливать и таким образом увеличивать оборотный капитал; 2) деньги, вложенные самими партнерами fuori del corpo della compagnia, то есть сверх и за пределами их долей в капитале; 3) срочные вклады (depositi a discrezione), сделанные посторонними лицами.
Можно видеть, что в одной из позиций, обнаруженной в томе 56 libro segreto № 3, слово sopracorpo используется в первом из трех значений, приведенных выше: оно обозначает нераспределенную прибыль в сумме 43 225 флоринов. В обычном для Банка Медичи партнерском соглашении оговаривалось, что прибыль нельзя изъять до истечения срока действия соглашения, за исключением случаев единогласного согласия партнеров. Такая политика проводилась на самом деле, как явствует из трех конфиденциальных бухгалтерских книг и личной конторской книги Франческо Сассетти.
По уставу каждый партнер обязан был полностью предоставить свою долю капитала, а на недовнесенные средства, если он не исполнял взятых на себя обязательств, начислялись проценты. С другой стороны, партнер всегда мог вложить дополнительные средства fuori del corpo, то есть сверх основного капитала. На такие инвестиции ему полагались проценты, которые выплачивались до любого распределения прибыли между партнерами. Так, в 1462 г. Франческо Сассетти имел на счете более 6 тыс. экю (1/64) в женевском филиале в дополнение к своей доле капитала в размере 2300 экю. Судя по балансу лионского филиала в конце 1466 г., его доля в капитале к тому времени сократилась до 1500 экю. Кроме того, его инвестиции включали также депозит в 5 тыс. экю на имя Амеде де Песме, гражданина Женевы, хотя на самом деле деньги принадлежали Сассетти. Скорее всего, он поступил так, чтобы уклониться от уплаты налога катасто. Сами Медичи помещали деньги на депозит в флорентийском банке и отделениях за пределами Флоренции. В 1430 г. Козимо и его брат Лоренцо, судя по их налоговой декларации, разместили в венецианском филиале 10 тыс. дукатов. Два эти депозита были размещены всего под 5 %, что очень мало. Случалось даже, что один филиал размещал деньги под проценты в другом филиале. Так, филиал Банка Медичи в Венеции, где, скорее всего, наблюдалось изобилие наличного резерва, однако не было инвестиционных возможностей, 25 марта 1459 г. разместил два срочных вклада в филиале Банка Медичи в Милане: один на 15 тыс. имперских фунтов, возобновляемый на период в полгода каждый раз, доход по которому составлял 12 % годовых; и еще один в 2 тыс. венецианских дукатов или 7800 имперских фунтов, который продлевался из года в год. Доход по этому вкладу составлял всего 10 %. Почему такая разница в процентной ставке? Возможно, потому, что один депозит подлежал уплате в постоянно обесценивающейся миланской серебряной валюте, а второй – в стабильных золотых дукатах.
Банк Медичи и его филиалы также принимали вклады от сторонних лиц, особенно представителей высшей знати, высшего духовенства, кондотьеров и политиков, например французского дипломата и историка Филиппа де Коммина и французского государственного деятеля Имбера де Батарне. Такие вклады обычно не возвращались по требованию, но являлись – прямо или косвенно – срочными вкладами, по которым выплачивались проценты, называемые discrezione.
В флорентийских документах того времени слово discrezione употреблялось в трех значениях. Во-первых, оно означало, что вклад по сути является займом и что заемщик имеет право употребить средства в дело «по своему усмотрению». Во-вторых, слово discrezione относилось к доходу, который выплачивался банком за предоставленное ему право распоряжаться вкладом «по своему усмотрению». В этом смысле слово восходит к XII в.; оно встречается в нотариальном договоре от 1190 г., по которому некий генуэзский банкир по имени Руфус признает получение 20 генуэзских фунтов, помещенных на вклад в его банк, и обещает вернуть капитал с прибылью, которая определяется «на его усмотрение». В-третьих, словосочетание deposito a discrezione в ходе естественного процесса эволюции стало обозначать срочный вклад в банке.
Банкиры представляли discrezione своего рода подарком, а не обязательством, вытекающим из договорных отношений. На деле discrezione нельзя было вернуть в силу закона; они не давали повода для исков, пока не записывались на кредит вкладчика в бухгалтерских книгах. Возможно, именно этим объясняется, почему Томмазо Портинари в 1464 г., в конце неудачного года, принял меры предосторожности и не стал записывать discrezione на счета вкладчиков.
Как известно, церковь запрещала взимать проценты, считая это ростовщичеством. Однако церковь не запрещала банкирам дарить подарки и проявлять доброту и щедрость по отношению к вкладчикам. Конечно, банкир не мог не предложить discrezione, или процентный доход, в том же размере, что и его конкуренты, иначе он потерял бы клиентов. Однако последнее особо не подчеркивалось. В Средние века принято было мыслить формально: считалось, что в отсутствие официального или юридически обязывающего договора ни о каком принуждении не может быть и речи.
Тем не менее самые несгибаемые богословы, в том числе и Антонин Флорентийский (1389–1459), архиепископ Флоренции, которому не терпелось заткнуть эту дыру в учении о ростовщичестве, называли depositi a discrezione ростовщическими, потому что заимодавец ожидал получения прибыли на предоставленную ссуду, хотя недвусмысленного соглашения о выплате процентного дохода и не было. Таким образом, выходило, что ростовщичество зависело от намерения. Осуждению подлежала даже надежда на доход от данных взаймы денег; церковники опирались на хорошо известные слова из Евангелия от Луки: «…и взаймы давайте, не ожидая ничего» (Лук., 6: 35). Антонин Флорентийский, следуя учению ригористов, дошел до того, что поносил простое ожидание награды как мысленное ростовщичество, что, по его мнению, было таким же смертным грехом, как и ростовщичество, скрепленное договором. Впрочем, страх совершить такой смертный грех не мешал кардиналам и другим представителям высшего духовенства открыто или тайно размещать вклады в Банке Медичи. Что бы ни говорили по данному поводу бескомпромиссные церковники, в повседневной предпринимательской практике depositi a discrezione не считались предосудительными. В флорентийском своде законов 1312 г. даже провозглашалось, что считать процентный доход даром – похвальный обычай купцов. Следовательно, закон запрещал должникам избегать обязательств, в которые они добровольно вступали, сделав соответствующие записи в своих бухгалтерских книгах.
Если можно провести такую аналогию, depositi a discrezione сравнимы с современными облигациями, процентные доходы по которым выплачиваются только из прибыли. Банк, переживавший большие убытки, не обязан был еще больше ухудшать свое положение, выплачивая вкладчикам discrezione, или высокие процентные издержки. Данное положение лучше всего иллюстрирует история о злоключениях Филиппа де Коммина с Банком Медичи.
Филипп де Коммин, сеньор д’Аржантон (1445–1509), французский дипломат фламандского происхождения и автор знаменитых мемуаров о правлении Людовика XI, положил в лионский филиал банка значительную сумму почти в 25 тыс. экю «без солнца» (без изображения солнца над гербовым щитом). Расчет произвели в ноябре 1489 г., и стороны договорились обо всем, кроме одного: Франческо Сассетти, от имени Банка Медичи, отказался выдать Коммину 5 тыс. экю, которые последний считал discrezione за последние два года. Стороны решили передать дело на рассмотрение Лоренцо Великолепному. Необходимо добавить, что в то время лионский филиал переживал значительные трудности из-за ненадлежащего управления Лионетто де Росси. Так как Коммин считал, что не получил того, что ему причитается, он написал своему дорогому другу «сеньору Лорану» (Лоренцо Великолепному). «Сеньор Лоран» ответил, что ему очень жаль, но его лионский филиал понес такие убытки, что их невозможно скрыть и что он не в силах ничем помочь Коммину. Последний смирился с вердиктом Лоренцо, хотя и пожаловался, что с ним обошлись грубо и неблагосклонно. Его убедили, что, если Банк Медичи, как ожидается, возместит убытки, ему все вернут. Более того, 4 марта 1491 г. заключили новое соглашение, в котором сумма долга Коммину равнялась 24 364 экю «без солнца». Стороны договорились о погашении долга частями за 4 года. Судя по всему, условия соглашения были выполнены, потому что в 1494 г., когда Медичи изгнали из Флоренции, а все их имущество конфисковало новое правительство, Коммину причиталась лишь последняя часть в размере 8364 экю.
Коммин пытался добиться выплат от Флорентийской республики. С этой целью следующие 15 лет он отправлял во Флоренцию одного посланника за другим и писал запрос за запросом. Все было тщетно; он так и не получил 8 тыс. экю, которые представляли около трети его первоначального вклада. Поэтому не правы те, кто утверждал, будто из-за краха Медичи и их банка Коммин потерял все свои сбережения.
Возможно, если бы Коммин в 1489 г. настоял на изъятии своего вклада, он бы ускорил крах Банка Медичи. К счастью, тогда Лоренцо удалось его умиротворить. Коммин согласился проявить терпение и получать деньги частями. И все же из переписки становится ясно, что он утратил веру в платежеспособность Банка Медичи. Конечно, банкиры долго колебались перед тем, как отказывались выплачивать discrezione, ибо такой шаг обнажал их трудности и усугублял и без того сложное положение: другие вкладчики тоже побежали бы снимать свои средства.
Клиентам, которые помещали деньги на срочный вклад, выдавали расписку или депозитный сертификат, который по-итальянски назывался scritta, а по-французски – cédule. До нас дошли несколько таких сертификатов. Один из них датирован 12 марта 1434 г. В нем удостоверяется, что компания «Козимо и Лоренцо де Медичи и K°.» из Венеции получила от г-жи Якопы, жены Малатесты де Бальони из Перуджи, сумму в 2 тыс. «широких» флоринов для размещения на депозите сроком на один год. После первого года контракт автоматически продлевался, однако по требованию вкладчицы ей в любое время выплачивается основной капитал и накопленный процентный доход, точнее, discrezione. Разумеется, размер discrezione в документах не оговаривался. Очевидно, вкладчица верила, что банк предоставит ей разумный доход. Весь документ не просто подписан, но целиком написан рукой Лотто ди Танино Боцци, управляющего филиалом Банка Медичи в Венеции. На сертификате имеется пометка компании Медичи, где указано, что вклад записан на счет г-жи Якопы в т. 237 в гроссбухе компании, отмеченном буквой «О» и переплетенном в белую кожу.
Еще один сертификат выписан не на итальянском, а на французском языке; по сути он идентичен первому, хотя тон немного отличается. Он датирован 21 апреля 1478 г., и в нем утверждается, что компания «Лоренцо де Медичи и Франческо Сассетти и K°.» из Лиона подтверждает получение 10 тыс. экю «с солнцем» от Имбера де Батарне, сеньора дю Бушажа (1438–1523), советника и камергера короля. Эту сумму надлежит поместить в законную торговлю товарами, а полученные прибыль или убытки должны делиться поровну между договаривающимися сторонами. Данное условие не следует понимать буквально: маловероятно, чтобы Батарне в самом деле становился компаньоном Медичи. Последнее условие просто означало, что вкладчику не гарантирована фиксированная процентная ставка дохода, но он получит больше, если год будет удачным, и меньше, если год выдастся неудачным. Если компания несла убытки, вкладчик мог и вовсе не получить никакого дохода. Судя по выписке из банковского счета, приложенного к сертификату, Батарне причиталось 1535 экю «без солнца» за период до 12 февраля 1491 г. и 1640 экю «без солнца» в течение следующих двух лет, до мая 1493 г. Вероятно, процентный доход в первом случае равнялся 7,5 %, а во втором – 8 %, но это более или менее догадка. В выданном Батарне сертификате или cédule (такой термин употребляется в тексте договора) содержится необычное условие: вкладчик имеет право получить свои деньги либо в Лионе, либо в любом филиале Банка Медичи в Италии по его выбору. Второй сертификат, как и первый, целиком написан рукой местного управляющего Банка Медичи: «Лионне де Русси (Лионетто де Росси. – Авт.), управляющий названной компанией».
Судя по всему, во Франции к церковному запрету ростовщичества относились серьезнее, чем в Италии. Во Франции принималось больше мер предосторожности, чтобы скрыть займы под проценты под маской законных сделок. На поверхности договор с Батарне очень похож на партнерское соглашение, в котором подразумевается участие компаньона в прибыли или убытках делового предприятия. Разумеется, смысл договора совершенно иной: перед нами депозитный сертификат, предусматривавший выплату процентов по вкладу. Из-за того что коммерсанты были вынуждены таким образом скрывать истинную природу своих операций, договоры намеренно составлялись в запутанных и двусмысленных выражениях, что становилось плодородной почвой для дорогих судебных дел.
Судя по формулировкам, невозможно было понять, считать ли вкладчиков, которые помещают деньги на депозит в банке, кредиторами или партнерами. В 1487 г. наследники Томмазо Содерини, видного флорентийца и сторонника Медичи, подали в суд на Томмазо Портинари, который к тому времени разорвал отношения с Медичи и открыл собственный банк, требуя возврата 4204 1/2 дукатов, которые были помещены на депозит и подлежали возврату после извещения за 4 месяца. Портинари отказывался вернуть эту сумму и утверждал, что ни о каком вкладе речь не шла: стороны создали товарищество (компанию) и договорились вложить деньги в торговлю, а полученные прибыли поделить. Возможно, Портинари отказался платить, потому что у него было плохо с наличными деньгами и отчаянно не хватало оборотного капитала. Действительно, известно, что в то время он балансировал на грани банкротства и его осаждали другие кредиторы. По суду Портинари обязали найти поручителя на указанную сумму, но вердикта по главному вопросу так и не вынесли. К сожалению, неизвестно, чем кончилось дело. Нет у нас и текста соглашения, заключенного между Портинари и Содерини. Скорее всего, его формулировки намеренно вводили в заблуждение, как и формулировки депозитного сертификата Батарне.
Помимо духовенства, вкладчиками Банка Медичи часто бывали политики, которые занимали видные посты. Мы уже упоминали Коммина и Батарне, клиентов лионского отделения. Среди вкладчиков компании Медичи в Брюгге значились граф Кампо-Бассо, итальянский кондотьер Карла Смелого, и Гийом Биш, еще один выдающийся представитель бургундского двора. Биш вел двойную игру и в конце концов предал своего хозяина, перейдя на службу к французам.
Не случайно такие личности стремились разместить средства на тайном счете в международном банке. Они хотели обезопасить свои деньги от конфискации на случай опалы, если им придется срочно покинуть страну проживания. Утаить недвижимость было невозможно, зато счета в международном банкирском доме можно было «спасти» одним росчерком пера. Все, что для этого требовалось, – переводный вексель и рекомендательное письмо. Условие в договоре Батарне, по которому вклад мог быть выплачен за границей, было мерой предосторожности на случай ссылки. Филипп де Коммин снял деньги со счета в лионском филиале, чтобы выкупить себя из железной клетки, куда его посадили за заговор против Анны Французской (Анны де Божё), регентши Франции в период малолетства своего брата, Карла VIII. Гийому Бишу повезло меньше, чем Коммину. В 1480 г., после того как Биш предал Максимилиана Австрийского, Томмазо Портинари вызвали ко двору в Брюсселе. Его вынудили присягнуть на Евангелии и раскрыть, сколько денег разместил Биш на двух своих депозитных счетах. Максимилиан конфисковал всю сумму в размере 4666 фламандских фунтов гроот с лишним. Вначале Биш подал в суд на лионский филиал, но безуспешно, так как вскоре выяснилось, что он несет свою долю ответственности по долгам Портинари. Свои деньги он вернул лишь 14 лет спустя, прибегнув к принуждению и противозаконным средствам. Он воспользовался кампанией Карла VIII в Италии, чтобы взыскать с Флорентийской республики (1494–1495) задолженность в размере 15 500 флоринов.
Записи в личной бухгалтерской книге Сассетти исчерпывающе доказывают, что размер процентного дохода на разных депозитах колебался от 8 до 10 %. В миланском филиале иногда выплачивали до 12 %. Ничто не объсняет природу таких колебаний; возможно, они зависели от прибыли, от конъюнктуры денежного рынка или от срочной потребности заемщика в кредите. Во всяком случае, депозиты под 12 % едва ли можно назвать выгодными, поскольку трудно было найти безопасные инвестиции, которые приносили бы больше дохода и оставляли прибыль для банка. Анджело Тани в письме из Лондона 9 мая 1468 г. жаловался старшим партнерам, что не может всегда просить «с широко раскрытым ртом», чтобы занять под 12 или 14 %, потому что в таком случае процентные выплаты поглощают почти всю прибыль. Далее он просил перевести без процентов в лондонский филиал 3 тыс. фунтов стерлингов на покупку шерсти, чтобы вести дела с прибылью и покрыть убытки.
Насколько важным источником финансирования были срочные вклады? Конечно, филиал Банка Медичи при Римской курии, в котором не было капитала, получал основную часть средств с помощью депозитов. Судя по балансу за 1427 г., общая сумма депозитов составляла 71 тыс. камеральных флоринов, из которых 58 тыс. флоринов составляли счета в libro segreto, а 13 тыс. флоринов – в главной книге. Вдобавок в римском филиале имелся счет почти на 25 тыс. флоринов, принадлежавших Апостольской палате (папское казначейство). Поэтому общая сумма составляла почти 100 тыс. флоринов, что почти вчетверо превышало капитал всех филиалов и отделений Банка Медичи, вместе взятых (таблица 10). Судя по данным за тот же 1427 г., депозиты в компании Медичи в Венеции играли не такую важную роль, и тем не менее достигали суммы в 800 фунтов гроот или 8 тыс. дукатов, что равнялось капиталу отделения. В то же время в флорентийском отделении банка имелось несколько срочных вкладов, сделанных внешними вкладчиками, среди них Фантино де Медичи в Барселоне (4400 флоринов), Пандольфо Контарини из Венеции (2 тыс. флоринов) и мессер Гиригоро де Марсуппини из Ареццо (1 тыс. флоринов). Кроме того, отделение во Флоренции имело большие задолженности перед римским и венецианским филиалами. К сожалению, депозиты в балансе не отделялись от других счетов.
Более поздние данные отличаются неполнотой, так как в источниках много пробелов. Во всяком случае, вклады, сделанные в миланском филиале внешними вкладчиками, в 1460 г. доходили до 97 690 имперских фунтов, больше чем вдвое превышая капитал отделения, составлявший 43 тыс. имперских фунтов. Кроме того, в венецианском филиале имелся депозит в размере 41 600 имперских фунтов, не включенный в итог. Лионский филиал, судя по балансу, составленному в конце 1466 г., был должен вкладчикам около 42 тыс. экю (1/64), как по libro segreto, так и по libro grande (главной книге), в то время как его капитал составлял не более 12 400 экю.
Как показывают эти цифры, ресурсы Банка Медичи, благодаря вкладам состоятельных клиентов, в несколько раз превышали инвестированный капитал. К сожалению, данные слишком неполны и не дают более точных сведений, особенно после 1460 г. О том, как эти средства использовались в финансах, торговле и промышленности, будет рассказано в следующих главах.