Приемная в полицейском участке. В помещении длинный стол, на столе телефон. На стене вымпелы, почетные грамоты.
За столом сидит полицейский офицер Сяо Вэй и, показывая на стул перед столом, жестом предлагает Чэнь Мэй сесть. На Чэнь Мэй все тот же закрывающий тело черный халат, лицо покрыто черной вуалью.
Сяо Вэй (с серьезным видом, по-ученически). Гражданка посетитель, прошу садиться.
Чэнь Мэй (растерянно). А почему перед судебным залом нет двух больших барабанов?
Сяо Вэй. Каких больших барабанов?
Чэнь Мэй. Раньше везде были большие барабаны, почему у вас нет? Если нет барабанов, как народу жаловаться на несправедливость?
Сяо Вэй. Ты говоришь о ямынях, что были при феодализме! А теперь социализм, все такие вещи давно отменили.
Чэнь Мэй. Кайфэнскую управу ведь не отменили…
Сяо Вэй. Ты, наверное, телесериалов насмотрелась? «Бао Лунту восседает в Кайфэнской управе».
Чэнь Мэй. Я хочу видеть Бао Лунту.
Сяо Вэй. Гражданка, вы находитесь в приемной для посетителей отделения общественной безопасности Биньхэлу, я – дежурный офицер народной полиции Вэй Ин. Если у вас есть вопрос, прошу изложить его мне, я его запротоколирую и доведу до сведения начальства.
Чэнь Мэй. У меня вопрос слишком большой, только Бао Лунту может разрешить.
Сяо Вэй. Гражданка, Бао Лунту сегодня не в присутствии, изложите сначала свой вопрос мне, а я доложу Бао Лунту, хорошо?
Чэнь Мэй. Точно доложите?
Сяо Вэй. Точно! (Указывает на стул напротив себя.) Прошу садиться.
Чэнь Мэй. Я из простого народа, не смею.
Сяо Вэй. Если я предлагаю сесть, значит, садитесь.
Чэнь Мэй. Благодарствуйте вам от простолюдинки!
Сяо Вэй. Хотите воды?
Чэнь Мэй. Простолюдинка воду не пьет.
Сяо Вэй. Послушайте, гражданка, мы тут не телесериал разыгрываем, верно? Как вас зовут?
Чэнь Мэй. Простолюдинку раньше звали Чэнь Мэй, но Чэнь Мэй умерла, вернее, умерла наполовину, так что простолюдинка и не знает, как ее зовут.
Сяо Вэй. Вы, гражданка, со мной шутки шутите? Или хотите, чтобы я с вами пошутила? Здесь полицейский участок, общественная безопасность, место серьезное.
Чэнь Мэй. Когда-то у меня были самые красивые брови во всем дунбэйском Гаоми, поэтому меня и зовут Чэнь Мэй. А теперь у меня бровей нет… И не только бровей (пронзительно взвизгивает), но и даже ресниц, даже волос нет! Так что не след мне зваться Чэнь Мэй!
Сяо Вэй (что-то поняв). Гражданка, если вы не возражаете, не могли бы вы снять вуаль?
Чэнь Мэй. Не могу!
Сяо Вэй. Если я не ошибаюсь, вы пострадали при пожаре на фабрике игрушек Дунли?
Чэнь Мэй. Смышленая ты.
Сяо Вэй. Я тогда в полицейской академии училась, видела по телевизору репортаж об этом пожаре, вот уж черные насквозь сердца у этих капиталистов. Я от души сочувствую вашей участи, и если вы по вопросу компенсации последствий пожара, то лучше всего обратиться в суд, или в горком и городское правительство, или же в средства массовой информации.
Чэнь Мэй. Ты Бао Цинтяня знаешь? По моему делу только он сможет вынести решение.
Сяо Вэй (беспомощно). Ладно, говори, постараюсь приложить все силы, чтобы донести твой вопрос вышестоящим.
Чэнь Мэй. Я хочу подать на них жалобу, у меня забрали ребенка.
Сяо Вэй. Кто забрал твоего ребенка? Излагай по порядку, не торопись. Думаю, тебе сначала нужно выпить воды, смочить горло, а то ты вон хрипишь. (Наливает стакан и подает Чэнь Мэй.)
Чэнь Мэй. Нет, не буду. Знаю, ты хочешь глянуть на мое лицо, пока я буду пить. Мне и самой свое лицо отвратительно, и я терпеть не могу, когда другие на него смотрят.
Сяо Вэй. Прошу извинить, у меня такого и в мыслях не было.
Чэнь Мэй. После полученного увечья я лишь однажды посмотрелась в зеркало, и с тех пор ненавижу зеркала, ненавижу все, что дает отражение. Я сначала думала, что расплачусь с долгами отца и покончу с собой. Но теперь я этого делать не буду, ведь если я убью себя, мой ребенок умрет от голода. Если я покончу с собой, мой ребенок останется сиротой. Я слышу, как он плачет, вот прислушайся… Горлышко охрипло, молочка хочу ему дать, груди вон раздуло – как воздушные шары, того и гляди лопнут. Но они моего ребеночка спрятали…
Сяо Вэй. Они это кто?
Чэнь Мэй (опасливо оглядывается на дверь). Лягушки-быки это, большущие, что твоя крышка для котла, и ревут так злобно, маленьких детей они едят, эти лягушки…
Сяо Вэй (встает и плотно закрывает дверь). Не волнуйся, сестра, тут все стены звуконепроницаемые.
Чэнь Мэй. Они ловкачи великие и с властями заодно.
Сяо Вэй. Бао Цинтяню они не страшны.
Чэнь Мэй (встает со стула и падает на колени). О великий Бао, обиды простолюдинки глубоки как океан, прошу, великий, рассудить дело мое!
Сяо Вэй. Рассказывай.
Чэнь Мэй. Прими великодушно прошение, о великий, от простолюдинки Чэнь Мэй, уроженки дунбэйского Гаоми. Отец ее, Чэнь Би, всегда предпочитал мальчиков девочкам и относился к этому очень серьезно. Он хотел сына и в те времена заставил мать простолюдинки нарушить планированную рождаемость. К несчастью, это дело вышло наружу, сначала она скрывалась, а потом на реке ее догнали и задержали представители власти. Там, на плоту, она и родила простолюдинку, а сама умерла. Увидев, что снова родилась девочка, отец простолюдинки в отчаянии сначала бросил ее, а потом вернул. За рождение лишнего ребенка отца оштрафовали на пять тысяч восемьсот юаней. Он с той поры стал пьянствовать, по пьянке колотил нас с сестрой. Впоследствии простолюдинка вслед за старшей сестрой Чэнь Эр поехала работать на юг, в Гуандун. Во-первых, думали подзаработать, чтобы вернуть долг, во-вторых, чтобы поискать более светлую перспективу. Простолюдинка с сестрой были признанными красавицами, последовали бы дурным примерам – деньги потекли бы рекой. Но простолюдинка с сестрой твердо держались нравственной чистоты, хотели, подобно лотосу, выйти из грязи, не запачкавшись. Если бы не тот пожар, который отнял у сестры жизнь, а простолюдинке изувечил лицо…
Сяо Вэй вытирает слезы бумажной салфеткой.
Чэнь Мэй. Сестра погибла в огне, спасая меня… Сестра моя… Зачем ты меня спасла? Лучше бы я погибла, чем жить так – не человеком, не духом…
Сяо Вэй. Эти мерзкие капиталисты! Схватить их надо и перестрелять!
Чэнь Мэй. Они-то еще ничего, заплатили сестре компенсацию двадцать тысяч юаней, оплатили мне полностью пребывание в больнице и лечение, а еще выдали компенсацию пятнадцать тысяч юаней. Все эти деньги я отдала отцу. И сказала: «Отец, этими деньгами оплачиваю твой штраф за мое рождение, как лишнего ребенка, с процентами за двадцать лет, так что отныне я нисколько тебе не должна!»
Сяо Вэй. Твоего отца тоже добрым человеком не назовешь.
Чэнь Мэй. Какой бы он плохой ни был, он мой отец, и ты не вправе ругать его.
Сяо Вэй. И на что он эти деньги употребил?
Чэнь Мэй. А на что он может их употребить? Проел, пропил, прокурил все подчистую!
Сяо Вэй. Какой опустившийся человек, вот уж поистине хуже свиньи или собаки.
Чэнь Мэй. Я уже сказала, не смейте ругать моего отца.
Сяо Вэй (с самоиронией). У меня тоже бестолковщины хватает. Ну а потом что было?
Чэнь Мэй. Потом я пришла работать в компанию по разведению лягушек-быков.
Сяо Вэй. Знаю я эту компанию, довольно известная. Слышала, что как раз сейчас они разрабатывают из лягушечьей кожи некое первоклассное средство для ухода за кожей и в случае успеха могут рассчитывать на мировой патент.
Чэнь Мэй. Вот на них и хочу жалобу подавать.
Сяо Вэй. Рассказывай.
Чэнь Мэй. Разведение лягушек у них лишь ширма, на самом деле они занимаются рождением младенцев.
Сяо Вэй. Каких еще младенцев?
Чэнь Мэй. Они наняли группу девушек, и те рожают богачам, желающим иметь детей.
Сяо Вэй. Даже такое бывает?
Чэнь Мэй. У них в компании двадцать тайных комнат, нанято двадцать женщин, есть замужние и незамужние, есть уродливые, есть красивые; одни беременеют половым путем, другие неполовым…
Сяо Вэй. Как это, как это? Что за беременность половым путем? И неполовым?
Чэнь Мэй. Ты что, прикидываешься? Таких вещей и не знать? Ты девственница?
Сяо Вэй. Я правда не понимаю…
Чэнь Мэй. Беременность половым путем – это когда спишь с мужчиной, как спят супруги, пока это не заканчивается беременностью. Беременность внеполовым путем – это когда мужскую сперму из пробирки вводят в матку женщины! Ты девственница?
Сяо Вэй. А ты?
Чэнь Мэй. Конечно, да.
Сяо Вэй. Но ты только что сказала, что родила ребенка.
Чэнь Мэй. Да, я родила ребенка, но я – девственница. Они позволили этой толстой санитарке ввести мне в матку целую пробирку спермы, поэтому, хоть я и забеременела и родила ребенка, с мужчиной я не спала, я невинна, я девственница!
Сяо Вэй. «Они», о которых ты говоришь, – кто они все же такие?
Чэнь Мэй. Этого я сказать не могу, а то они убьют моего ребенка…
Сяо Вэй. Не этот толстяк из компании по разведению лягушек? Как его… Что-то вроде «круглой щеки»?
Чэнь Мэй. Юань Сай? Где он? Как раз его я и хочу разыскать! Скотина этакая, обманул меня, вы все сговорились, чтобы обмануть меня! Вы сказали мне, что мой ребенок умер после рождения, показали вместо него ободранную дохлую кошку, разыграли современную версию «Наследника престола заменяют на кота». Таким способом вы не выплачиваете мне деньги, хотите таким образом заставить меня отказаться от намерения найти своего ребенка. Деньги мне не нужны, такие девушки, как я, на деньги не падки. Тогда в Гуандуне хозяин-тайванец предлагал миллион, чтобы подрядить меня на три года. Я детей люблю, мой ребеночек самый лучший в мире. Великий Бао, вы непременно рассудите дело простолюдинки…
Сяо Вэй. Когда тебе предлагали суррогатное материнство, какой-либо контракт с тобой подписывали?
Чэнь Мэй. Подписывали, с выплатой третьей части суммы за вынашивание после подписания контракта, а остальная сумма выплачивается после рождения ребенка и его передачи.
Сяо Вэй. Здесь могут возникнуть проблемы, но ничего, великий Бао сможет вникнуть во все тонкости дела. Рассказывай дальше.
Чэнь Мэй. Мне сказали, что эта пробирка спермы от какого-то важного человека. Что гены у него превосходные, что он человек талантливый. Еще они сказали, что для того, чтобы родить здорового младенца, этот важный человек бросил курить и пить, каждый день съедает по морскому ушку, по паре трепангов, заботится о здоровье целых полгода.
Сяо Вэй (язвительно). Вот уж есть куда деньги вкладывать.
Чэнь Мэй. Вырастить хорошее потомство – это план на далекую перспективу, тут уж, конечно, не скупятся. Еще они сказали, что это важный человек, посмотрев на мою фотографию с изуродованным лицом, разглядел во мне красавицу-полукровку.
Сяо Вэй. Если ты не любишь деньги, зачем же ты согласилась вынашивать кому-то ребенка?
Чэнь Мэй. Разве я говорила, что не люблю деньги?
Сяо Вэй. Да только что сказала.
Чэнь Мэй (вспоминает). Я вспомнила, это потому, что отец после автомобильной аварии попал в больницу, и я решилась на вынашивание ребенка, чтобы заплатить за пребывание там.
Сяо Вэй. Какая ты поистине почтительная дочь, а такой отец помер бы и дело с концом.
Чэнь Мэй. Я тоже так думаю, но он все же мой отец.
Сяо Вэй. Вот я и говорю, что ты почтительная дочь.
Чэнь Мэй. Я знаю, мой ребенок не умер, потому что я слышала его плач при рождении… Вот послушай, опять плачет… Ребеночек мой с самого рождения не пил маминого молочка… Бедный мой ребеночек…
Открывается дверь, и входит начальник участка.
Начальник участка. Что за плач и слезы, давайте все по порядку!
Чэнь Мэй (встает на колени). О великий Бао, рассудите простолюдинку…
Начальник участка. Это еще что? Ничего не понимаю.
Сяо Вэй (вполголоса). Начальник, возможно, это будет очень громкое дело! (Передает ему свои записи. Тот пролистывает их.) Возможно, речь идет об организованной продаже женщин в проституцию, а также о похищении и продаже детей!
Чэнь Мэй. О великий Бао, спаси моего ребенка…
Начальник участка. Хорошо, простолюдинка Чэнь Мэй, твою жалобу чиновник принял. Чиновник непременно доведет ее до сведения почтенного Бао. А ты теперь возвращайся и жди вестей.
Чэнь Мэй уходит.
Сяо Вэй. Начальник!
Начальник участка. Ты новенькая, во многом не разбираешься. Эта женщина пострадала при пожаре на фабрике игрушек Дунли, и она не в своем уме уже много лет. Ей можно посочувствовать, но мы при всем желании бессильны помочь.
Сяо Вэй. Начальник, я заметила…
Начальник участка. Что ты заметила?
Сяо Вэй (в затруднении). У нее из груди молоко выделяется!
Начальник участка. А не пот ли это?! Сяо Вэй, ты только заступила на службу, а в нашем деле нужно не только сохранять бдительность, но и не быть мнительным!